Евгений Лесин
Это висит у нас на стене: прежний, прекрасный и великолепный состав "Экслибриса".
Фото из архива "НГ-Ex libris"
Главное, в чем мы виноваты, не всех удалось опросить. Простите, ради бога, простите, любимые и уважаемые, сами понимаете...
Мы не меняли ничего в ответах, хотя, как это часто бывает, бывшие сотрудники традиционно гм... весьма критичны к бывшему месту работы. Игорь Зотов даже предложил два варианта: краткий (De mortuis aut bene, aut nihil) и полный. Мы, поколебавшись, печатаем полный. Не только из мазохизма и самокритики. Это ведь его слова, его мнение, его мысли. Мало ли с чем мы не согласны. Все фактические ошибки и несостыковки (например, кто именно создал «Экслибрис») – целиком на совести отвечающих. А вот, например, один из авторов этого небольшого предисловия, долгое время работавший в «Книжном обозрении», не согласен с высказываниями о «КО», прозвучавшими в этом опросе, ну и что? Что ж теперь, сокращать? Править? Нет, пусть выскажутся. Через 5–10 лет, может, и мы разлетимся по разным газетам (хотя, конечно, не хотелось бы). И выйдет, к примеру, юбилейный номер, к 20-летию, так мы и не такого в опросе понапишем. Дескать, вот в нулевых была команда, страсть, самоотдача и пр.
А вот наши вопросы:
1. Какие впечатления остались у вас от работы в «НГ Ex libris»?
2. Как вы относитесь к сегодняшнему «НГ-Ex libris»? Что бы вы поменяли?
3. Есть ли у «НГ-Ex libris» какая-то своя ниша, специфика? Если есть, то в чем? Осталась ли она? Если осталась, то как ее сохранить?
Владимир Березин, прозаик, литературный критик
1. Это сложный вопрос, потому что я работал в «Независимой газете» долго и это был важный период в моей жизни. Эта работа была неотделима от молодости, свойственных ей занятий, к тому же, как говорил Виктор Шкловский: «И рыба, и ихтиолог в одном лице». То есть я занимался рецензированием и одновременно писал прозу.
Интересно было, одним словом.
2. Не сказать, что я прилежный читатель нынешнего «Экслибриса».
Но тут главное ответить на вопрос: «Зачем?» Мне пока непонятно – зачем нынешний «Экслибрис». Есть великий вопрос «Зачем?», которым надо задаваться постоянно. Зачем мы это делаем? Зачем издание? Что хотим?
Пока я наблюдаю такой вариант «Литературной газеты» – уменьшенный и маргинализированный.
Когда заходит разговор об улучшениях, то на ум лезет расхожая цитата из Салтыкова-Щедрина: «Они сидели и день и ночь, и еще день, и еще ночь, и все думали, как бы сделать их убыточное предприятие прибыльным, ничего в оном не меняя», – потому что обычно под такими вопросами (их задают часто) понимается «как бы что улучить, но без денег».
В это и упирается всякое улучшение.
3. Да ниша, конечно, есть. Ниши это такие штуковины, которые всегда есть. Например, сейчас нет авторитетной рецензионной газеты. Вопрос, правда, в том, какая она должна быть.
То есть раньше наряду с толстожурнальной критикой, с журналом «Афиша» и прочими журналами такого толка были две сильные сугубо рецензионные газеты с довольно большими тиражами. Постепенно авторитет их снижался: и не только потому, что они обе проели – каждая свой – символические капиталы. Для жителей столиц авторитет бумажных газет вообще снижается – это свойство времени, потому что рецензионный ресурс сместился в Сеть.
Можно, конечно, сделать ставку на провинциального читателя – но тут включается человеческий фактор. Про что ты пишешь, таков и твой образ жизни – одно дело московская клубная жизнь, другое – ряд событий, что может быть интересен в Липецке и Томске.
Я могу, конечно, представить себе идеальную рецензионную газету (или идеальную литературную газету), да только зачем?
Во-первых, сейчас ее, идеальной, не будет по субъективным причинам.
Во-вторых, через три-четыре года ситуация в книгоиздании и вообще в литературе сильно изменится.
Александр Вознесенский, поэт, критик
1. Очень сложные, многомерные вопросы! Я ведь как книжный журналист несколько раньше начинал, поэтому, можно сказать, застал период становления книжного бизнеса в России – хотя, разумеется, далеко не все тогда мог понять, осознать и проанализировать. Сначала работал в «Книжном обозрении», года с 1992-го, кажется, до 1995-го, потом в журнале «Новое книжное обозрение», который не весьма долго выходил, а в «Экслибрисе» оказался почти в самом его начале. Где-то в ЦДЛ в конце 1997 года встретил Шульпякова с Наташей Бабинцевой и Зотова с Гавриловым (или без?) – ну и они, в общем, позвали зайти к ним в газету, что-то сделать... Так я и проработал в итоге почти 10 лет, из которых не помню дней совсем уж депрессивных. Ну разве когда с утра в среду перед подписанием номера приходилось что-то перекраивать, переписывать – но это же газета, и все зависит от тех, кто ее в данный момент делает... Было и скучно, и грустно, и круто, и восхитительно – особенно когда открываешь для себя самого и для читателя что-то действительно замечательное. Но это уже история, оставлю для мемуаров...
2. Хорошо отношусь, хотя бы потому, что кто-то (и мои друзья в том числе) все еще эту газету делает. А менять ничего специально не надо. Разве что (это как раз нетрудно) систему оплаты труда и еще отношение новых авторов и редакторов к своему собственному неповторимому тексту. Это в Интернете мы можем исправить постфактум несуразности и опечатки – но когда газета ушла в типографию, она становится (или не становится) фактом культуры (или антикультурным продуктом) и изменить уже ничего нельзя.
3. Ниша у «Экслибриса» есть и в рамках «большой» газеты, и на так называемом рынке. А в некоторые периоды нашей не такой уж сложной общественно-политической жизни он даже служил некоторой отдушиной – я ведь случаи «цензуры» в этом издании могу по пальцам пересчитать. Сама «Независимая» без «Экслибриса» для меня сегодня невозможна.
Игорь Зотов, прозаик, литературный критик
1. Впечатления от работы в издании, которое ты сам создавал и пять с лишним лет возглавлял, могут быть только светлыми. Тем более что тогда газета называлась «Еx libris-НГ», а это две большие разницы.
К 1997 году «НГ» прошла через пару локальных финансовых кризисов, в газете появились деньги, она начала стремительно развиваться и расширяться, и, в сущности, сегодня она выходит именно в таком виде, какой обрела в 1996–1997 годы при Виталии Третьякове. В «НГ» работал хороший отдел культуры, но места для книг на его полосе катастрофически не хватало. К тому же и книгоиздание в России выходило из застоя. Так что, как говорят марксисты, назрели объективные предпосылки для создания собственного рецензионного экспертного издания. Подобных газет тогда не было: «Книжное обозрение» прозябало на дремучем советском уровне, а «Литературка» представляла собой самодостаточный междусобойчик. Кстати, тогда же воплотилась и другая идея – учредить свою литературную премию, поскольку единственный в ту пору Букер тоже не отвечал профессиональным литературным ожиданиям. Уверен, что Антибукер внес заметное оживление в культурную жизнь Москвы.
Я оказался во главе «Экслибриса» довольно неожиданно – исполнял тогда обязанности заместителя главного редактора и курировал культурные разделы газеты. Виталий Третьяков хотя и занимался (и занимается) в основном политической аналитикой, но кругозор его намного шире политики: он и заядлый театрал, и большой поклонник книг, и вообще очень эрудированный человек – и именно благодаря ему появились все уникальные приложения «НГ», в том числе и книжное.
В 1996 году он поручил мне найти редактора для нового проекта. Претендентов было много, насколько я помню, но в конце концов выбор пал на Сашу Гаврилова – ценителя и знатока книг, человека безусловно талантливого, фонтанирующего яркими идеями, что и сейчас хорошо видно. Единственный его не то чтобы недостаток, а скорее черта характера – это нелюбовь к повседневной рутине, а производство газеты как раз та самая рутина и есть. Кажется, эта черта Гаврилова и сыграла решающую роль. При подготовке первого выпуска новой газеты Третьяков занервничал и, опасаясь, что выход сорвется, просил меня хотя бы на первых порах стать ее ответственным редактором, назначив Сашу моим заместителем. Понятно, что Гаврилов был расстроен таким поворотом дел, но тем не менее его вклад в создание и развитие «Экслибриса» очень весом – стоит сказать, что и самим названием газета (а было много разных вариантов) обязана именно ему. Потом, года, что ли, через три, он ушел в «Книжное обозрение» и попутно создает множество интересных штуковин, но именно те, которые требуют ежедневной работы, мне кажется, ему не слишком удаются – я имею в виду книжные издания, выходящие под его руководством.
За первые несколько месяцев мы собрали команду единомышленников. Мало того что искусствовед и кинорежиссер Наталья Бабинцева, философ Наталья Осминская, культуролог Ирина Каспэ, историк Ваня Куликов, филологи Сергей Федякин и Илья Кукулин, поэты и журналисты Глеб Шульпяков, Саша Вознесенский, Лева Пирогов и Илья Фальковский, книжный график Лена Герчук, писатели Володя Березин и Аня Максимова, москвовед Рустам Рахматуллин, политолог Володя Разуваев и многие другие (заранее прошу прощения, если забыл кого-то упомянуть), сотрудничавшие с нашей газетой, были специалистами каждый в своей области, они еще и отменно владели пером. Их книжные обзоры были одновременно и в высшей степени профессиональными, и отлично написанными.
По сути, в тогдашнем «Экслибрисе» рецензировались книги (и выходящие за рубежом тоже), покрывающие все отрасли гуманитарного знания, – тематических полос было более двух десятков, если не ошибаюсь. В том числе и «эксклюзивные»: «Византинистика», «Античность», «Востоковедение», «Медиевистика», «Политика», «Экономика», «Словари и справочники», «Энциклопедии», «Социология», «Драматургия», «Детская литература», «Издательское дело», даже «Кулинария» и, конечно же, наша особая гордость «Искусство книги», которую вела художница Лена Герчук. И это помимо «Художественной литературы», «Массовой литературы», «Фантастики», «Детского уголка».
Особую гордость составляли новогодние номера – настоящие произведения журналистского и полиграфического искусства с неизменной и оригинальной «Рождественской сказкой», «Итогами года» (короткие повторные аннотации лучших книг года во всех жанрах, а также мнения издателей, книготорговцев, критиков и прочего читающего люда), с «Подарками» (эту рубрику о книгах про «красивую жизнь» вела наш референт Лена Ершова) и другими праздничными атрибутами.
А еще был уникальный «пушкинский» номер, он вышел к 200-летию поэта и содержал рецензии на его произведения, как будто все они были написаны нашим современником – необычайно плодовитым постмодернистом Пушкиным. Помнится, «Медный всадник» обозревался там как киносценарий, а «Золотой петушок» – как реальный спектакль Камы Гинкаса. Именно «Экслибрис» ввел повсеместную теперь моду на так называемые пляжные номера, очень стильно иллюстрированные, выходившие в разгар лета. Один из них, помню, был расчерчен так, чтобы из него можно было после прочтения сложить солнцезащитную шляпу.
Сейчас редко кто вспомнит, а ведь первое (пусть и короткое) интервью на русском языке набиравшей тогда ход Джоан Роулинг появилось именно в «Экслибрисе». Равно и первое интервью почти тогда неизвестного в России и еще не нобеля Орхана Памука. Оба эти открытия сделал Глеб Шульпяков.
Много можно перечислить приятного, нового и оригинального.
Но были и проблемы. Дело в том, что тираж всех качественных московских газет и тогда, и сейчас остается катастрофически низким. При таком тираже «Экслибрис», конечно же, не мог играть роль, скажем, книжных приложений к американским New York Times и Los-Angeles Times, или к французским Mond и Figaro, или к английской Times, тиражи которых в десятки раз выше. Увы, это специфика чисто российская. Поэтому серьезного влияния на книжный рынок России «Экслибрис» в отличие от своих зарубежных аналогов оказывать не мог. Не помню случая (за исключением разве что «Господина Гексогена» Проханова), чтобы рецензия в нашей газете существенно повысила или понизила продажи какой-то книги. Тем не менее все без исключения издатели наше мнение ценили очень высоко, а экспертную оценку многих книг можно было найти только в нашей газете. Это дает мне безусловное право утверждать, что с 1997 по 2002 год «Экслибрис» был лучшей общегуманитарной и, разумеется, литературной газетой России.
2. Где-то спустя полгода после своего ухода из «НГ» я перестал читать «Экслибрис». Он стал чужим. После отставки Третьякова газету возглавили люди достаточно невежественные в общекультурном смысле. И как результат: пожелтела и сама «НГ», и стремительно пожелтел «Экслибрис» (очень, кстати, показательно, что именно тогда аббревиатура «НГ» ушла вперед в названии газеты: вместо «Ex libris-НГ» появился безобразно бессмысленный «НГ-Ex libris»). На место экспертной эстетической оценки заступила оценка сиюминутная и политическая, часто к качеству самих книг отношения не имевшая. Да, появлялись спорадически яркие материалы (к примеру, Сережи Шаргунова или Жени Лесина), но это становилось редким исключением, а не правилом. Изменилось качество, но это еще полбеды – изменилось и количество: начали исчезать фирменные тематические полосы газеты, а она превращалась в некое подобие «Литературки». Популярности это газете отнюдь не прибавило, а вот репутация ее сильно повредилась, и, как оказалось, – навсегда.
До осени прошлого года «Экслибрис» я привычно не открывал и открыл только тогда, когда вышла моя книга «Аут» – прочесть рецензию да собственное интервью, потешить, так сказать, каюсь, авторское тщеславие. Попутно (прошло столько лет) решил посмотреть бегло, что стало с газетой.
 Это висит у нас на двери. Ыкс Лыбрис, как называют нас доброжелатели. Фото Алисы Ганиевой |
До того момента я слышал о ней исключительно негативные суждения от всех издателей и критиков, с которыми время от времени пересекался. Де, «Экслибрис» «сдулся», «его невозможно читать», «уровень низкий» и даже «лучше бы его совсем не стало». С последним суждением не согласен – о книгах все равно говорить нужно, буде это прочтут только друзья и знакомые Кролика (то бишь рецензентов) – хоть что-то. А вот со всеми остальными оценками я, увы, вынужден согласиться – уровень нынешнего «Экслибриса» очень низок, как это ни печально.
Не мне судить, вина это нынешней редакции или ее беда, но рискну предположить, что в большей мере беда. И вот почему. «Экслибрис» являет собой одно из маленьких зеркал, отражающих то, что происходит в России вообще. Мы переживаем сейчас, если так можно выразиться, фельдфебельские времена: страной правят люди не слишком талантливые и не слишком образованные одновременно. По счастью, эти времена совпали с развитием Интернета. И вся более или менее свободная мысль (которая в советские времена царила на кухнях) ушла в блоги. Сегодня самые интересные мнения решительно обо всех событиях, в том числе и о новых книгах, можно прочесть только там. На долю же традиционных СМИ остается лишь то, что подцензурно политически и эстетически. Немудрено поэтому, что в России нет ни одной вменяемой общедоступной книжной газеты: «Литературка» залегла просто за гранью добра и зла, «Книжное обозрение» безнадежно скучно, ну и все остальное примерно одинаково бездарно. По-моему, только онлайновый «Частный корреспондент» попытался найти выход: в книжном разделе там хотя и вывешиваются практически аннотации, зато они подкрепляются ссылками на мнения других рецензентов, в основном блогеров. Хоть что-то.
Кроме того, многие из лучших критиков 90-х и начала нулевых годов ушли в глянцевые журналы – тоже примета времени. Разумеется, на глянцевых площадках ни о какой экспертизе речи идти не может.
Сегодняшняя общедоступная критика часто беспомощна в отличие от критики десятилетней давности. Да, ельцинские времена были жестокими, убийственными даже, но и убийственно яркими. Любая рецензия Бориса Кузьминского, Славы Курицына, Андрея Немзера, Миши Новикова, Юры Буйды, Ефима Лямпорта, Марии Ремизовой, Наташи Бабинцевой, Глеба Шульпякова и других тогдашних знаменитостей сразу включала книгу в контекст отечественной и мировой литературы и делала это логически и эстетически убедительно. А что я читаю в современном «Экслибрисе»? В одном из осенних выпусков меня поразила до глубин сознания главная тема, писанная неким журналистом (с двойной, кажется, фамилией), который почти весь материал о романе-буриме раннесоветских писателей посвятил славословию в адрес автора современного предисловия к этому роману. Дело даже не в том, что автор тот раблезианских кондиций графоман, а в том, что у рецензента не нашлось ни на грош своего мнения о самой книге. Благо бы это было высказывание в блоге, но ведь это газета, которую, по идее, должны читать тысячи людей. Откуда же такое неуважение к собственной газете и к ее читателям?
Очень часто (да почти всегда) молодые (хочется так думать) рецензенты «Экслибриса» высказываются о книге так: автор книги хорош, а потому хороша и книга. И это в лучшем случае. А в худшем они еще присовокупят к статье пару-тройку нечитаемых терминов, которые почерпнули по всему накануне из какой-то философической монографии, – отчего не вставить, всяко лыко в строку, да и читатель восхитится: ай, умница, ай, эрудит! А вот и не восхитится.
Между тем первая заповедь старого «Экслибриса» гласила: «Рецензировать дозволено книги только того достойные или книги авторов, заслуживших непорочным творчеством своим этой чести». А вторая: «Под страхом отлучения и последующей прилюдной порки запрещены к употреблению слова и выражения: книга «интересная, хорошая, плохая, скучная, настоящая»; автор «талантливый, хороший, плохой, гениальный». В случае же употребления вышеперечисленных слов и выражений непосредственно за ними должны следовать убедительные тому доказательства. Ни одна из этих заповедей в нынешнем «Экслибрисе» не выполняется или выполняется в исключительно редких случаях.
Но более всего мне стыдно за мою любимую рубрику «Пять книг недели», которую я придумал (потому и стыдно) и которую затем ввели у себя прочие литературные издания. Практически все книги из той десятилетней давности рубрики я, не колеблясь, взял бы в личную библиотеку, если бы жил в каком-нибудь родовом замке. И практически ни одной книги, появившейся в этой рубрике в нынешнем «Экслибрисе», я бы не взял не то чтобы в свою библиотеку, но и в руки – выбор тороплив, необязателен, попросту глуп. А ведь речь о фирменной, смыслообразующей рубрике всей газеты!
Не могу сказать ничего доброго и по поводу полосы информации. Ее заметки, как правило, писаны суконным советским языком: состоялся, присутствовали, чествовали и т.д. Между тем маленькая информационная заметка – сложнейший и интереснейший жанр, ее составление – своего рода искусство: сказать коротко о событии, но так, чтобы уловить его глубинный смысл, передать его интересно, чтобы читатель мог, не посетив какой-то вечер, понять о его герое главное. (Замечу в скобках, что и фирменная рубрика «НГ» «Мизантропия», переименованная тогда же, по тем же причинам, теми же людьми и столь же глупо, что и «Экслибрис», на «Филантропию», сильно сдала за эти годы. Когда-то в ней существовал предельный размер – в 1800 знаков, и ни знаком больше. Весь смысл был в четкости, краткости и красоте этого мини-фельетона. Теперь же это расползшееся нечто.)
Единственное, с чем еще можно смириться в газете, – это интервью. Они в основном вполне грамотно сделаны, хотя часто выбор героев, мягко говоря, удивляет.
Если резюмировать эти невольно пространные инвективы, скажу так: то, что «Экслибрис» потерял в 2002 году качественно и количественно, он восстановить так и не сумел. Очень жаль.
3. См. пп. 1 и 2.
