Что чувствует переводчик

В клубе журнала «Историк и Художник» прошел вечер поэта, переводчика и литературоведа Григория Кружкова. Он читал свои переводы английской поэзии XIX века, которые должны войти в его новую книгу. Хотя Кружков считает XIX век «золотым», с его точки зрения, художник не должен «уходить от современности в культуру прошлого, но и не должен жертвовать традицией, чтобы теснее обняться с современностью».

Перед чтением герой вечера предупредил собравшихся, что будет их «мучить стихами» и что не привык выступать с микрофоном. Начал он с Джона Китса: «Это моя первая любовь. С несколькими переводами Китса я пришел прямо с улицы в издательство «Художественная литература». Среди них была и «Ода Греческой Вазе», текст которой он позже перед публикацией все-таки «подправил». Прочитал Кружков и «Оду Соловью», затем один из «Португальских сонетов» и «Плач смертных» Элизабет Браунинг. Далее было стихотворение Роберта Браунинга «Моя последняя герцогиня»: «Я тут схитрил или схалтурил, не знаю┘ Перевел это стихотворение белым пятистопным стихом, потому что Браунинг редко использовал рифму в своих текстах». Следующим пунктом на литературной карте Англии XIX века стала Эмили Бронте, «загадочная поэтесса и автор одного из лучших романов XIX века «Грозовой перевал» – прозвучало ее стихотворение «Горный колокольчик». Песня Джеральдины».

Затем переводчик обратился к поэзии нонсенса. Прочитав стихотворение Льюиса Кэрролла из «Алисы в Зазеркалье», Григорий Кружков признался в том, что его перевод сильно отличается от оригинала, добавив, что это же характерно и для других переложений этого автора. После этого публика услышала еще одно кэрролловское стихотворение – «Послание Шалтая-Болтая». Завершилась эта часть вечера «автоэпитафией» Эдварда Лира – «Дядя Арли»: «Помню, помню дядю Арли/ С голубым сачком из марли:/ Образ долговяз и худ,/ На носу сверчок зеленый,/ Взгляд печально-отрешенный –/ Словно знак определенный,/ Что ему ботинки жмут». Далее герой вечера перешел к стихотворениям священника-иезуита Джерарда Мэнли Хопкинса, тексты которого увидели свет спустя тридцать лет после его смерти: «Пестрая красота» и «Щеглы искрят, стрекозы мечут пламя». Потом зрители услышали стихотворения «Подруга» и «Дует над пустошью ветер, сметая┘» Роберта Льюиса Стивенсона. Прочитал Кружков и самый знаменитый свой перевод – балладу Редьярда Киплинга «За цыганской звездой». Оказывается, о том, что режиссер Эльдар Рязанов включил ее в картину «Жестокий романс», переводчик узнал, когда увидел фильм в кинотеатре. После Киплинга на суд слушателей было представлено стихотворение поэта-декадента Эрнеста Даусона «Кинара». Завершил свой вечер переводчик стихотворением «самого знаменитого английского поэта, надолго забытого после смерти» Альфреда Теннисона «За волнолом».

Потом последовали вопросы слушателей. «По какому принципу вы выбираете поэтов для перевода?» – «Эта книга складывалась десятилетиями. Вначале я переводил то, что мне нравилось, а когда возникла идея книги английской поэзии XIX века, я перевел тех поэтов, с которыми до этого не работал». – «Вам встречались образы, выражения, сложные для перевода с английского на русский?» – «В каждом стихотворении свои сложности. О переводческих хитростях можно рассказывать целый вечер». «Я не лингвист, – подытожил Кружков, – для перевода важно знать свой язык, а иностранный – как повезет. Бродский, например, переводил метафизиков, когда плохо знал английский. Тем не менее общий смысл стихотворений получился у него совершенно правильный. У поэта-переводчика должен быть чуткий нюх, он больше чувствует, чем знает».