Кто съел чижика?

В прошлом году под редакцией Куренного вышла книга «Мыслящая Россия. Картография современных интеллектуальных направлений», дающая срез актуального состояния интеллектуального процесса в России. Наша беседа с Виталием Анатольевичем состоялась в рамках проекта «Современная русская философия».

– Виталий Анатольевич, в прошлом году вы выпустили книгу «Мыслящая Россия». Оправдался ли ваш замысел?

– Судить читателям. Что до моего личного мнения, то, конечно, не удалось больше, чем удалось.

– Почему среди авторов книги так мало философов? Могли бы вы дать принципиальное различие таких понятий, как «философ» и «философовед»?

– Странная информация: из более чем 30 авторов издания половина имеют научную степень по философии (если не вторую, то, по крайней мере, первую). Что естественно, учитывая рефлексивную задачу, которую ставил проект. Другое дело, что в работе не рассматривается философия как домен современной публично значимой интеллектуальной активности в России. Но это другой вопрос, и на него есть свой ответ.

Про различие между философом и философоведом. Мне не первый раз встречаются такого рода дистинкции. По сути, это инфантильный защитный жест. Обычно такие различия используют люди, которые плохо представляют себе, что такое философия, чтобы тем самым как-то защитить свое оригинальное творчество, имеющее с философией мало общего, от тех, кто в этом действительно что-то смыслит. Лосев иронично называл таких самодумов «доморощенные философы».

Более продуктивным в нашей ситуации мне представляется классическое античное различие «философов» и «филологов». В основной своей части то, что вызывает в России интерес под именем философии, является именно филологией. Это не философия, а некие словесные артефакты, которые оцениваются публикой исключительно по эстетическим критериям. А это и есть в чистом виде филология, то есть «любовь к слову». В широких непрофессиональных кругах философами у нас называют в основном тех, кого более адекватно подводить под хорошее старое русское понятие «литератор».

– Что вы можете сказать о современном состоянии русской философии?

– Чтобы прокомментировать состояние современной русской философии, затрону, впрочем, один крошечный момент (так, в порядке иллюстрации). Понимаете ли, сейчас философ в России должен, помимо всего прочего, быть материально обеспеченным в большей степени, чем его коллега в стране развитого капитализма. Почему? Да очень просто. В Россию давно не поступают современные издания. Что-то разрозненно попадает в отдельные библиотеки. Но даже чтобы воспользоваться этой малостью, вы должны иметь ассистента, который тратит время на дорогу, заказ, ожидание книг, делает для вас ксерокопии (которые, кстати, дороже, чем в любой западной университетской библиотеке). Но актуальные книги в массе все равно не приходят, и их вам придется покупать самому. Далее, если вы их заказываете, скажем, на Amazon, то книги или потеряются, или, если они все же дойдут, наша таможня сдерет с вас немалую таксу за то, что вы хотите студентам преподать что-то помимо духоподъемных мыслей Мераба Мамардашвили или Ивана Ильина. Чтобы продуктивно поработать в нормальной, подчеркиваю, библиотеке, вам опять же нужно ехать за границу. Такие поездки никто в стране вам не оплатит. Значит, придется или заниматься весьма экзотическим, согласитесь, библиотечным туризмом за свой счет, или искать какой-нибудь подходящий зарубежный грант (который вам, может быть, совсем неинтересен). Получается, что на все это вы должны сами заработать, все это организовать и т.д., тогда как ваш западный коллега в это время спокойно занимается своим профессиональным делом. И это лишь малая, совершенно техническая проблема, о которой и упоминать как-то неловко. Так о какой же современной философии мирового уровня может идти у нас речь? В то же время современная философия в России не может состояться и как род хобби для состоятельных людей. До какой-то степени это было возможно еще во времена Шопенгауэра, но современная философия в собственном смысле слова – это весьма сложная система коммуникации, основанная на жестком профессионализме.

– Согласны ли вы с тезисом «в России есть философы, но нет философии»? Или вы считаете, отталкиваясь от слов Вячеслава Данилова, будто у нас «философии нет до такой степени, что зафиксировать ее отсутствие просто невозможно»?

– Такого рода хлесткие формулировки отсылают к проблеме филологии, которую я только что затронул. Сказано смачно, но вот что именно? Чтобы проанализировать поставленный вопрос, пришлось бы очень долго разводить не один десяток смыслов слова «философия», определяя, в каком отношении данное высказывание смахивает на правдоподобное, а в каком оно, очевидно, ложно. Если ответить, полагаясь на здравый смысл, то ограничусь следующим замечанием. Есть, конечно, и философы, и философия. Вопрос только в том, какого все они качества и свойства? И, наконец, третий момент (философы же должны рефлексировать, не так ли?): зачем авторам такого рода тезисов требуется их выдвижение, что они хотят тем самым сказать о самих себе?

– Можно ли назвать главным грехом отечественной философии культуртрегерство? Или неприятие русской философии в мире по-прежнему является идеологическим пережитком?

– Главным, конечно, нет. Я бы даже сказал, что ровно наоборот. Капитал, которым владеют представители философского и, шире, гуманитарного сообщества, имеет две составляющие – некие знания и некие социально-корпоративные позиции. Обычно и то и другое используется как ресурс либо для наращивания существующего капитала, либо для конвертации его в другие формы. Для России культуртрегерство не характерно. Вспомните хотя бы, что у нас не было нищенствующих монашеских орденов. Есть, правда, некая техника приведения себя в экзальтированное состояние, позволяющее считать себя культуртрегером. Макс Вебер в связи с русскими интеллектуалами использовал термин Георга Зиммеля «стерильная возбужденность», имея в виду, как выражался Вебер, некую интеллектуальную романтику «без всякого делового чувства ответственности». Мне кажется, что пример бичевания себя за «грех культуртрегерства», на который вы сослались, является одним из приемов такого рода техники интеллигентской экзальтации.

Переход ко второй части вопроса я не очень понял. Русская философия интересует в мире тех, кого она и интересует. В основном это очень специальный историко-философский интерес. Были и сравнительно существенные систематические влияния, например Михаил Бахтин. В такой области, как философия кино, работы наших соотечественников вообще являются стандартом (мы же отчего-то предпочитаем Делёза). Владимир Соловьев, Семён Франк и некоторые другие русские религиозные философы интересны, понятно, главным образом, католикам (к их философии, выражаясь вашим языком, в этой среде действительно есть «идеологическое приятие»). Но в основной своей массе она неинтересна, потому что вторична и обладает высокой степенью социальной и культурной контекстуализации. Межъязыковые и межкультурные коммуникативные издержки опять же крайне высоки. Если вы философ в какой-нибудь небольшой восточноевропейской стране, у вас просто нет другого выхода, как только писать по-английски. У нас же есть свой, пусть и небольшой внутренний рынок, который фактически закрыт для конкуренции, – можно почти все что угодно втюхивать под маркой философии. Спорадический интерес к некоторым современным нашим философам в западных странах, который я иногда наблюдаю, является, по сути, этнографическим, а не теоретическим. Тянет самое большее на газетный фельетон. Да вот еще и Борис Гройс завалил немецкие магазины переводами философов вроде Николая Федорова. Даже не знаю, как оценить эту популяризацию русской философии┘

– Как вы думаете, чьей служанкой являлась русская философия в прошлом, является сейчас и будет являться в будущем?

– Насчет советского периода, думаю, ответ очевиден. Советское общество – это самый потрясающий (и пока совершенно не осмысленный) случай философического общества. Удивительный заповедник, где философия номинально-публично играла такую роль, какую она не играла нигде и никогда. Это, однако, слишком обширная тема, чтобы на ней можно было кратко остановиться.

Относительно сегодняшнего дня скажу только то, что наблюдаются довольно забавные потуги вернуть философии некую масштабную роль идеологической «служанки» государства (или того, что у нас им называется). Исторически это вполне объяснимо. Другое дело, когда в этой роли пытаются выступать молодые люди, причем на добровольных началах. Конечно, это наивность: философия как служанка современному государству (или «обществу») не нужна. Оно вообще по-другому устроено. В этих потугах мне видится или ложное сознание, или какой-то совсем уж примитивный карьеризм. Хайдеггер однажды заметил, что философия – один из весьма немногих способов вести в современном обществе свободную жизнь. Зачем же продавать эту возможность (с какими бы сложностями ни была в настоящее время сопряжена попытка ее реализации) за пряник от начальства и, добавлю, без видимых общественных последствий? Потому что единственное, что может получиться из этого «служения», так это известный исход по Салтыкову-Щедрину: «Добрые люди кровопролитиев от него ждали, а он чижика съел».

– Каков ваш основной философский концепт?

– Соблазнительно ответить на известный манер: «Всегда!». Если серьезно, то я просто не понимаю вопроса. Философия – это всегда трансцендирование, то есть выход за пределы. Если у вас есть «основной концепт», то это уже форма догматизма.