11 августа, в день памяти Максимилиана Волошина, в Коктебеле состоялось мероприятие – не печальное, но духовное: ценители творчества «коктебельского затворника» традиционно собрались во дворике Дома поэта, а потом совершили восхождение на его гору (Кучук-Янышар), к могиле. По тем тропам, по которым когда-то он, сквозь жар и зной, ходил в хитоне и сандалиях. По тропам, которые помнят телегу с его гробом.
Курортники в шортах и купальниках шлепают по «сладко-морщинистой земле», мимо громкой музыки кафешек, запаха шашлыков и коньяка, мимо десятков рядов с дешевыми вьетнамскими сувенирами и сотен загорающих на нудистском пляже. Люди несут с собой скромные степные цветы, конфеты, свечи. Еще они захватили с собой камни – «в подарок», как и завещал поэт.
Тяжелый подъем наверх, да еще с камнями, пусть и небольшими┘ Сходит семь потов. Душно. И стихи Цветаевой всплывают сами: «Ветхозаветная тишина./ Серой полыни крестик┘/ Похоронили поэта на/ Самом высоком месте┘» Как же, наверное, тяжело было тем пятерым мужчинам, которые, исполняя волю умершего, поднимались сюда с большим и неподъемным гробом┘
Собравшиеся поминали Максимилиана Александровича, его жену Марию Степановну, молились о всех душах и о примирении поколений. На фоне быстрого крымского заката звучали стихи поэта, а вокруг трещали цикады и щебетали птицы. Внизу лежали виноградники, вдали пролетали дельтапланы. Уютная бухта Коктебеля тонула в аромате трав, голубые акварельные горы затягивались туманами. Возможно ли не влюбиться в такую красотищу и устоять от желания взяться за акварельные краски?! Возможно ли не благодарить Волошина за то, что он в известном смысле открыл для всех это место?!
Музейный гид обратил внимание собравшихся на засохшее дерево, которое еще стоит у могилы. Этот лох серебристый был когда-то посажен вдовой поэта на бесплодной земле и благополучно прижился. Но несколько лет назад паломники-вандалы начали привязывать к ветвям дерева веревочки, полиэтиленовые пакеты и даже туалетную бумагу... Три года назад дерево умерло. И умерла вместе с ним целая эпоха. Такой вот символизм.
Как же не вздрогнуть здесь над волошинскими строками 1917 года: «С Россией кончено┘ Напоследях/ Ее мы прогалдели, проболтали,/ Пролузгали, пропили, проплевали,/ Замызгали на грязных площадях┘» И Россия – другая, и Крым пролузгали┘
К сожалению, не все гости Коктебеля знают о роли Волошина в искусстве, некоторые не слышали даже о Серебряном веке в литературе; кто-то просто фотографировался на память, кто-то писал заветные пожелания на камешках и оставлял их подле могильной плиты. Кроме простых камушков с датами и именами, а также пожеланий вернуться в Коктебель снова, встречаются весьма любопытные заявки. Например: «Выйти замуж за любимого и любящего мужчину и родить двоих детей», «Чтобы никто не мешал нам любить друг друга», «Ищу девушку с России» (указан номер телефона!), «Helth to my Mom and Dad» и даже такое: «Хочу выиграть квартиру в суперлото». И с этим идут просители... Так что Поэт – он и в Крыму не меньше, чем в России... Не тщась читать стихи, ходоки обращаются к великому, минуя все высокое, как к жалобной книге...
В мае нынешнего года исполнилось 130 лет со дня рождения Волошина. Теперь пришла другая дата – 75-летие со дня ухода в вечность. Тогда, в августе 1932 года, на этом самом месте во время похорон Волошина звучали стихи Евгения Баратынского «На смерть Гете»: «Предстала, и старец великий смежил/ Орлиные очи в покое;/ Почил безмятежно, затем совершил/ В пределе земном все земное!/ Над дивной могилой не плачь, не жалей,/ Что гения череп – наследье червей┘»
На противоположной стороне залива смотрел в вечность склон Кара-Дага, на котором сама природа создала узнаваемый силуэт: покатый лоб, нос, мощная борода («...И на скале, замкнувшей зыбь залива,/ Судьбой и ветрами изваян профиль мой...»). Потом, словно занавес, опустилась темнота. Море слилось с ночным небом, стежки молний соединяли цветастую суетливую набережную с величественными холмами Киммерии.