24 февраля в Зверевском центре современного искусства прошла презентация пилотного выпуска «Альманаха Академии Зауми». Академия была придумана Сергеем Бирюковым в далеком уже 1990 году в Тамбове. Аналогов до сих пор не существует в мировой практики. Академия объединила поэтов, визуалистов, художников и филологов как из России, так и из ближнего и дальнего зарубежий, наследующих традиции футуристов и заумников начала ХХ века.
– Чем для вас является авангард в поэзии?
– Авангард в поэзии можно определить как повышенное напряжение формы. Это испытание возможностей соединения несоединимого.
Но вообще в ситуации с авангардом в каждом индивидуальном случае приходится определять заново все или многие параметры. Я этим тоже занимаюсь, в том числе в своей новой книжке «Авангард: модули и векторы». Еще в 80-е годы в ряде бесед с Геннадием Николаевичем Айги мы оба пришли к выводу о том, что развитие авангарда как стилевого течения было оборвано насильственно и проследили в тех же беседах варианты продолжений. В частности, в очередной раз хочу зафиксировать, что Геннадию чрезвычайно (!) нравилось, что Роман Якобсон называл его «экстраординарным поэтом современного русского авангарда». Это определение он повторял мне несколько раз и даже продиктовал, чтобы я точно записал. Об Айги как продолжателе авангардной линии я писал несколько раз, поэтому скажу сейчас о другом – о Леониде Аронзоне. Если вы будете читать его подряд, то увидите, как в его творчестве возрождается авангардная линия во всем многообразии. Он почти буквально повторяет некоторые ходы Хлебникова, Мандельштама, Пастернака, Заболоцкого, сразу же и все более и более добавляя к этим «повторам» свое аронзоновское. И он на наших глазах вырастает в большого авангардного поэта, значительного еще и в роли восстановителя целой традиции. Когда читаешь Аронзона, погибшего в 1970 году (стихи его ходили в списках и в самиздате), начинаешь понимать, как варился весь «бульон» поэзии того времени, где восходили такие разномасштабно интересные явления, как Владимир Эрль, Алексей Хвостенко, Анри Волохонский, Константин Кузьминский, Александр Миронов, Виктор Соснора┘ Тут можно поставить многоточие, а это только Ленинград тогдашний! Есть еще ряд московских имен, таких, как Дмитрий Авалиани, Илья Бокштейн┘ Тоже многоточие┘
– Кого из современных поэтов вы считаете авангардистами?
– Я могу назвать поэтов, в той или иной степени связанных с авангардной тенденцией. Это Елизавета Мнацаканова, Андрей Вознесенский, Виктор Соснора, Ры Никонова, Елена Кацюба, Анна Альчук, Света Литвак, Лариса Березовчук, Константин Кедров, Сергей Сигей, Владимир Эрль, Валерий Шерстяной, Александр Федулов, Александр Горнон, Борис Констриктор, Арсен Мирзаев... Несмотря на мнение скептиков, у нас существует довольно сильный пласт поэзии, продолжающий авангардную линию. И я назвал только часть имен, в основном исходя из годов рождения авторов, от 20-х до 50-х.
– В каких регионах России, на ваш взгляд, сейчас подъем поэзии?
– О регионах я могу судить в основном по журналу «Дети Ра», который регулярно представляет поэзию из областей России, по некоторым уральским и сибирским изданиям. Можно говорить о высоком уровне поэтического процесса в Саратове, Самаре, Екатеринбурге, Новосибирске, Иркутске, Перми, Челябинске, Калининграде... Дальневосточные поэты, кажется, в основном переместились в Москву, но по-прежнему в этом пространстве создаются интересные тексты. В Тамбове, после всплеска 80–90-х годов, поутихла волна поиска, хотя есть несколько хороших авторов. Несколько лет назад была неплохая акция под названием «Культурные герои провинции» с показом этих «героев» в Москве. Стоило бы проводить такие акции с какой-то регулярностью. Возможно, что фестиваль «Другие», в котором участвовали несколько поэтов из провинции, может стать такого рода площадкой.
– А как обстоит дело в русских диаспорах за рубежом?
– Мне кажется, сегодня можно говорить о совершенно новой тенденции бытования и развития русской поэзии. Сейчас благодаря новым медийным средствам и отсутствию железного занавеса фактически нет границ для поэзии – поэты печатаются в России, выступают, общаются и т.д. Русские поэты традиционно более активны, русскоязычный мир более направлен в поэтическую сторону (по сравнению с другими диаспорами, например, вьетнамская диаспора в Германии достаточно обширна, но мой друг, вьетнамский поэт Нгуен Ши-трунг, говорит, что у него нет читателей-вьетнамцев, это скорее будут немцы или русские). Например, в той же Германии большая турецкая община, немалая польская, китайская, выходцы с Балкан, но пока из национальных поэтических акций я могу назвать только русские поэтические фестивали, которые проходили в разных городах под разными названиями. Различные выступления проходят в США. А недавно интересный пример показала Австралия, в которой прошел первый фестиваль русской традиционной и экспериментальной литературы. Его организовала писательница и филолог Татьяна Бонч-Осмоловская. Кстати, организаторы сделали хороший сайт фестиваля. И сейчас Татьяна готовит австралийскую подборку для «Детей Ра». Наверно в каждой европейской стране сейчас есть русские поэты. Например, я открыл для себя недавно двух поэтов в Бельгии. Это Алексей Юдин, немного известный мне раньше по одесскому кругу поэтов, но больше как филолог. И совсем новое имя – Светлана Захарова, которую в Бельгии знали как переводчицу с нидерландского. И я, выступая в бельгийско-русском клубе в Брюсселе, представлял ее как свое «открытие» (т.е. она ни разу не читала свои стихи на публике). После этого ее сразу же пригласили на один международный фестиваль. В зарубежном существовании есть по меньшей мере две явные возможности. Одна (особенно для авторов в возрасте) – замкнуться в некоем достигнутом и таким образом провинциализироваться. Вторая – попытаться, не выключаясь из русской литситуации, включиться в окружающую и потенциально в наиболее широкую – мировую (хотя это понятие очень относительно). Это свойственно более молодым. Я знаю, что в Америке некоторые выходцы из русскоязычного пространства перешли на английский. В Германии тоже происходит нечто похожее. Для меня предпочтительнее взаимодействовать с языками. Так, например, действует Елена Сазина в Германии, она пишет по-русски и по-немецки, переводит в обе стороны. В любом случае соприкосновение с иноязычными поэтическими практиками может дать интересный результат.
– Вы постоянно участвуете в международных фестивалях поэзии. Как на общем фоне выглядит современная русская поэзия?
– Выглядит, думаю, вполне хорошо. Просто она менее раскручена. Такой сверхпоп-автор, как Коэльо, как-то заметил, что если тебя нет на английском, тебя нет нигде. А его уж перевели, наверно, на все мыслимые языки. Нужна целенаправленная переводческая экспансия. Вот, например, македонская поэзия... Там регулярно выходят антологии македонских поэтов на английском. Это поддерживается государством. И нет ничего удивительного в том, что современную македонскую поэзию в мире знают лучше, чем русскую. Многие государства поддерживают переводы своих авторов на другие языки.
У нас с этим дело обстоит как-то не очень, мягко говоря! Но зато возрастает роль энтузиастов. В Америке выходили антологии русской поэзии на английском, некоторые были инициированы жившим там Вадимом Месяцем. В Ирландии только что вышла антология, которую сделал, включая все переводы на английский, живущий там поэт Анатолий Кудрявицкий. Я подчеркиваю, что такие билингвальные авторы очень важны для продвижения культуры и они должны поддерживаться... Однако это, похоже, призывы в пустоту, чиновникам поэзия до фени...
– Как раз ваши стихи переведены, вероятно, на десяток языков. Как это происходит и какие ощущения дает знакомство с переводом?
– Происходит разными путями. Надо сказать, что я – за редким исключением, когда мне нужен специальный перевод по чьей-нибудь просьбе, – не прилагаю к этому усилий. Бывает, что переводят специально для фестиваля, для антологии. Но есть какие-то невероятные случаи, как, например, с японским поэтом Акимицу Танака, фанатом новейшей русской поэзии. Ему очень понравилась моя книжка «Муза зауми», и он перевел из нее несколько вещей. Или болгарский поэт и драматург Румен Шомов, который вот уже год целыми полосами печатает в периодике мои стихи и пьесы. Я ему даже как-то сказал, что в Болгарии меня теперь лучше знают, чем в России!
Наибольшее количество переводов – на немецкий. Есть на македонском, итальянском, голландском, английском, китайском и т.д. Ощущения разные. По-китайски и японски не понимаю и воспринимаю как визуальное произведение... По-немецки и на славянских языках испытываю звучание. Возникают какие-то новые краски, иногда это дает импульс для нового текста. Кроме того, я сам довольно давно занимаюсь переводом.
≈ Ваш проект Академия Зауми, начатый почти 20 лет назад, по-прежнему актуален. Какие «академически заумные» новости нас ждут?
– Академия Зауми за время существования много раз переформатировалась, выступала инициатором различных действий и действ, в том числе вполне академических, таких как международные конференции, осложненные фестивалями, выпуск научных сборников, по-немецки об АЗ два года назад в Гамбурге вышла книга Бернхарда Замеса. В Тамбове продолжает действовать студия АЗ. В немецком городе Галле работает организованная мной пять лет назад авангардная театральная группа ДАДАЗ. В ряде регионов у нас существуют отделения АЗ. В том числе разрастается такое отделение в Москве. У нас появилось немало отделений АЗ в разных странах и постепенно вырастает ВсеАЗ в соответствии с духом глобализации.