Дочь Толстого и Дюрас

Одно из главных увлечений Паскаль Роз – Лев Толстой, его жизнь, биография и творчество. В частности, Толстому посвящен роман Роз «Летнее письмо», который пока что не вышел на русском языке, а значит, речь в беседе с писательницей пошла не только о Льве Николаевиче.

– Паскаль, какие впечатления раннего возраста вы считаете наиболее важными?

– Родилась я в Сайгоне, на территории, которая в ту пору называлась Индокитаем. В начале прошлого века мой дед более двадцати лет работал в Индокитае, имел троих детей. Одной из его дочерей была моя мать. Дедушка вернулся во Францию, а мать примерно в 1946 году приехала обратно в Индокитай, где и встретила моего отца – военного офицера. Будучи маленькой девочкой, я путешествовала с отцом, в связи с его работой мы жили в Тулоне, на побережье Средиземного моря, на Атлантическом побережье и в Алжире.

Читать я начала очень рано, в четыре года. Еще раньше я вместе с матерью разучивала басни Лафонтена, которые она рассказывала мне на сон грядущий. Подростком я увлеклась романами девятнадцатого века, много читала Бальзака, Мопассана, Стендаля. Но самым большим открытием стал для меня Лев Толстой. Я прочитала много его произведений, не раз перечитывала «Войну и мир».

– Этот роман как-то повлиял на ваше творчество?

– Напрямую нет. Литература девятнадцатого века в своей массе сыграла большую роль в моей любви к чтению, книгам. Но сейчас писать так, как в позапрошлом столетии, невозможно.

– А в литературе прошлого века какой автор является для вас наиболее значимым?

– Во французской литературе для меня очень важным писателем стала Маргерит Дюрас. Думаю, что благодаря ей я и начала писать. После того как я прочитала Льва Толстого и его произведения оказали на меня чрезвычайно сильное воздействие, я решила: никогда не смогу писать подобным образом. И нашла себе временное убежище – театр, он казался мне очень простым и обнадеживающим. Однажды режиссер попросил меня адаптировать для сцены произведения Маргерит Дюрас, и эта работа стала для меня настоящим открытием. Я прочитала роман Дюрас «Похищение Лолы Штейн», и он произвел на меня поразительное впечатление. После прочтения я сказала себе: «Если можно писать таким образом, то, наверное, я тоже так смогу». После этого я сочинила новеллу. Потом снова перечитала роман и написала еще одну. И так повторялось двенадцать раз. Получилось так, что Толстой и Дюрас оказали на меня самое большое влияние, стали основой моего письма, его своеобразной психической поддержкой. Иногда я говорю: «Лев Толстой – это мой отец, а Маргерит Дюрас – мать», но находятся они в разном положении к моему письму. Лев Толстой настолько поразил меня, что чуть было не убил во мне писателя, а Маргарит Дюрас, наоборот, вдохновила и поддержала мое стремление писать книги.

– В начале своего творческого пути вы не входили ни в какую литературную группу?

– Во Франции сейчас о литературных группах говорить не принято. Писатели в группы собираются нечасто. Говорят о литературных движениях. Я себя причисляю к литературному движению, называемому минималистским. К нему можно относить и Маргарит Дюрас. Смысл минимализма состоит в том, что авторский слог очень прост, используются короткие фразы. Мы отходим от научной лексики, от сложных рефлексий, размышлений. События минималистских романов собираются из мельчайших фрагментов жизни человека, значимых деталей, словно картинка-пазл из мелких элементов.

– Каково ваше мнение о литературе последних лет?

– Не особенно вдаваясь в подробности, скажу о том, что в шестидесятых годах прошлого века во Франции возникло литературное явление «новый роман», в котором были отброшены романные нормы ХIX века. Тогда роман подвергся сильному влиянию психоанализа, деконструкции, он развивал творчество таких писателей, как Марсель Пруст, Джеймс Джойс. Форма романа стала минималистской. Однако в последние два-три года мы видим во Франции возвращение к классическому построению романа.

– А как вы относитесь к творчеству современного «классика» Мишеля Уэльбека и к романам Фредерика Бегбедера?

– Насколько мне нравится Уэльбек, настолько же негативно я отношусь к Бегбедеру, потому что считаю его очень сильно подверженным влиянию моды, он слишком какой-то маркетинговый и рекламный.

– Какие, на ваш взгляд, сегодня отношения между «литературой факта» и «литературой вымысла»? Почему в последнее время выходит все больше книг в жанре «нон-фикшн»?

– Я могу говорить только о французской литературе. Мне кажется, что авторы и читатели на самом деле ищут подлинность письма. Вообще литература, в частности роман, очень долго искала форму. А читателю хочется найти правду. И один из путей достижения этой цели – автобиографическая и мемуарная проза, которая представляется фиксацией истинного. Постепенно грань между понятиями «литература факта» и «литература вымысла» стираются. К примеру, мы можем заметить, как это различие исчезает в документальном и художественном кино. Это наблюдать очень интересно и важно понимать. Оказывается, что вдохновение лежит больше в области жизненных фактов, чем в вымысле. И это нужно учитывать.

– Вы начали со стихотворений. Любите ли вы современную поэзию?

– Честно говоря, я не люблю разделение жанров, когда можно говорить «это поэзия», «это проза». Я очень люблю поэзию и, когда пишу, стараюсь, чтобы моя проза была подобна поэзии. Это не означает, что в моих романах нет связной истории. Для меня техника письма – это концентрация смысла, накапливающегося постепенно, конденсирующегося, словно роса.

– Знакомы ли вы с творчеством современных русских писателей? Как складываются ваши отношения с Россией?

– Из новейшей русской литературы читала только одну книгу Виктора Пелевина «Глиняный пулемет» (название романа «Чапаев и Пустота» во французском издании. – «НГ-ЕL»). Этот писатель пользуется достаточно серьезным успехом у французской интеллигенции. В России я была, приезжала и в Москву, и в Ясную Поляну. К сожалению, на русский язык переведена только одна моя новелла – «Соня», из сборника, написанного под влиянием биографии и писем Софьи Толстой. Но я надеюсь, что на русском языке увидит свет моя книга «Летнее письмо», посвященная Льву Толстому. Очень бы этого хотела.