Андрей Коровин Поэт Александр Кабанов, живущий в Киеве, в последние годы стал частым гостем в России. И если его осенние выступления в Москве стали уже традиционными, то Борис Херсонский пока у нас известен довольно мало. Живущий в Одессе Херсонский выпускает свои книги там же мизерными тиражами в 300 экземпляров. Между тем его стихи публиковались в России, в Германии, Израиле, США, Франции, Финляндии, переводились на английский и финский языки. В нынешнем году Борис решил предстать, наконец, широкой публике. Став лауреатом 4-го международного литературного Волошинского конкурса, Борис посетил вначале Волошинский фестиваль в Коктебеле, а затем и Москву, выступив на «Полюсах» с Игорем Вишневецким и в Булгаковском доме с Александром Кабановым.
В Булгаковском Борис Херсонский представил свою новую книгу «Нарисуй человечка» и стихи из будущей книги, а Александр Кабанов читал как свои старые, успевшие стать хитами стихи, так совсем новые, прочитать которые можно пока лишь в интернете. На том, что оба поэта живут на Украине, сходство между ними и заканчивается. Борис Херсонский – наблюдатель, чуткий к деталям, многие из которых успели стать историей как его собственной жизни, так и жизни некогда общей страны. Ему ближе черно-белая графика стиха с четко вычерченными линиями образов и строк. Александр Кабанов – художник, рисующий яркими густыми мазками, из одних его образов фонетически логично вырастают другие, он – скорее художник импрессионизма.
«Призрак разрушенного собора/ держит небо на трех золотых крестах./ Четырехслойные звуки хора/ стоят на своих местах», – говорит поэт Херсонский. «Мы все – одни. И нам еще не скоро –/ усталый снег полозьями елозить./ Колокола Успенского собора/ облизывают губы на морозе», – отвечает поэт Кабанов.
Если Кабанов – дирижер, легко управляющий известными ему словами и сопрягающий из них новые, то Херсонский скорее музыкант-одиночка, самоуглубленно создающий свою собственную музыку.
«Деревья – ужасная вещь. Особенно под землей,/ где они корнями сплелись. Или – над головой,/ где сомкнулись тяжелые ветви. Или – когда золой/ обернулись после пожара. Не было б лиха с тобой!» – пишет поэт Херсонский.
«Облака под землей – это корни кустов и деревьев:/ кучевые – акация, перистые – алыча,/ грозовые – терновник, в котором Григорий Отрепьев,/ и от слез у него путеводная меркнет свеча», – отвечает поэт Кабанов.
И каждый из них по-своему прав. Ибо дух дышит где хочет, а границ у русской поэзии нет и не может быть.
