Слова «Таежный тупик» известны почти каждому в нашей стране. Когда в начале 1980-х были опубликованы очерки Василия Пескова о жизни в тайге семьи староверов Лыковых, это стало сенсацией. Драматическая судьба людей, скрывавшихся более 30 лет в глухих лесах во имя веры, вызвала огромный интерес и сочувствие в обществе. И сегодня читателей беспокоит судьба таежных обитателей.
Недавно издательство «Терра» выпустило в свет документальную повесть «Таежный тупик» о робинзонаде Лыковых, продолжающейся по сей день. Мы беседуем с автором этой книги – Василием Михайловичем Песковым.
– Василий Михайлович, с чего начиналась для вас эта история?
– Ко мне приехал из Сибири журналист, прочитавший в 1978 году в милицейской сводке о найденном в горной Хакасии, на берегу Абакана, жилье отшельников, которые много лет провели в лесной глуши в полной изоляции от людей. Зная, что я интересуюсь путешествиями, он подробно рассказал мне об этой таежной «находке».
Я с трудом поверил, что есть такие люди. Расспросив журналиста, понял, что на Абакане Лыковых воспринимают скорее как людей, по неясным причинам удалившихся от людей и заставивших своих детей жить в тайге. По моему же убеждению, они были потомками староверов, бежавших в леса еще во времена царя Алексея Михайловича и Петра I.
Именно тогда на Руси произошел религиозный Раскол, и большая часть людей, не принявших реформ Никона и называвших себя староверами, стали уходить все дальше от «мира» в тайгу. Я оказался прав. Лыковы принадлежали к одному из многочисленных раскольничьих толков.
Вынужденные скрываться в лесах, староверы стали разделяться на разные секты («толки»), появлявшиеся потому, что не было церквей и священнослужителей. В секте христианское учение стало переплетаться с язычеством, люди начинали поклоняться деревьям, – например, существовали рябиновый и тополевые толки. Была секта дырников, которые молились, обратившись лицом к дырке в жилище.
Среди всех этих толков была самая темная секта «бегунов» – неграмотных крестьян, считавших, что с «миром» жить нельзя, от «мира» надо бегать и таиться. И делали они это еще со времен Никона и протопопа Аввакума. Так постепенно эта секта староверов оказалась на Енисее. Лыковы сначала жили вместе с другими староверами маленькой общиной, потом произошло расслоение, ссоры, семья отделилась, и началась их таежная робинзонада.
Мне все это было очень интересно. Я побывал в Ленинской библиотеке, почитал книги о Расколе и, когда в 1982 году собрался на Абакан, уже представлял себе, кто такие Лыковы.
Семь очерков, напечатанных в «Комсомольской правде» в том же году, стали сенсацией. Они вызвали невиданный интерес, потому что эти годы были временем информационного штиля, и рассказы об обитателях тайги были камнем, брошенным в спокойную воду. Всем было интересно: начиная с семьи Брежнева и заканчивая жившими в Москве староверами. И вот уже 24 года подряд я езжу раз или дважды в год к Лыковым. Сейчас, правда, стало очень трудно к ним добираться: вертолеты не летают, оказий почти не бывает.
– Восьмидесятые годы были еще эпохой атеизма, и публиковать очерки о людях, добровольно изолировавших себя от общества во имя веры, было довольно сложно┘
– Я боялся, что не удастся опубликовать. Но дело в том, что есть атеизм «глупый» и «умный». «Глупый» был в 30-х годах, когда культовые постройки ломали и за посещение церкви могли из партии исключить. Но в 80-х уже такого не было. В ЦК партии отнеслись к публикации спокойно: в ней не было проповеди религии. Мы рассказывали о том, как драматично сложилась судьба Лыковых, загнавших фанатичной верой семью в ловушку. Но одновременно благодаря вере выживших в тайге.
– Понятен читательский интерес, когда люди впервые узнали о необычной жизни Лыковых. А сегодня?
– Интерес остается. Люди, особенно старшее поколение, хорошо помнят эту исключительную историю человеческой жизни. Каждая поездка к Лыковым приносит что-то новое. Если вначале я писал об их прошлом, то сейчас меня больше интересует, как Агафья Лыкова вживается в современную жизнь, как меняется ее язык, взгляд на какие-то вещи. Я по-прежнему получаю огромное количество писем с просьбами рассказать о ее жизни, люди спрашивают, что у нее нового.
– Какой была судьба у первой книги «Таежный тупик»?
– Первую книгу издали сразу после публикаций. Это была маленькая, карманного размера книжка. Раскупили ее мгновенно. Печатались новые очерки, и в 1987 году вышло издание в мягком переплете типа «Роман-газеты». Оно попалось на глаза одному французу, жившему в России. Он приехал в редакцию и попросил разрешения сделать перевод книги на французский язык. Во Франции «Таежный тупик» выдержал три издания, потом вышел на других десяти языках. Нынешняя книга – самая полная. В ней собраны все очерки – с первого и до последнего, написанного после поездки к Агафье в этом году.
– Как Агафья отнеслась к изданию книги?
– Все, что из «мира», Лыковы отвергали. Агафья тоже взяла книжку в руки с осторожностью. Но любопытно ей было все же узнать, что в книге о ней рассказывают┘ Она, конечно, понимает, что очерки в газете ей на пользу: мы помним о ней, помогаем чем можем. Разные люди шлют ей гостинцы, подарки. Губернатор Аман Тулеев много помогает. В позапрошлом году привез Агафье 20 мешков муки и крупы, это для таежницы важное подношение.
– Быт ее очень изменился за эти годы?
– Конечно. До встречи с людьми Лыковы жили тем, что давали огород и тайга, а сейчас Агафья печет настоящий хлеб, который, смешно сказать, вкуснее московского. Есть у нее домашняя живность. Лыковы жаловались на недомогания, я посоветовал завести коз – будут пить молоко. Они очень заинтересовались. И в следующий раз я привез им в подарок трех коз. С тех пор уже несколько поколений коз сменилось. Для Лыковых молоко оказалось очень важным продуктом. Агафья его любит, про запас творог делает. Родственники ей мед, масло передают.
Агафье не надо теперь сеять коноплю, чтобы ткать и шить потом одежду, и посуда уже не берестяная, какая была раньше. Есть у Агафьи часы, цветочки на окнах появились, нарядная одежда, нужная обувь. Если бы она одна осталась в тайге с теми же ресурсами, что были у Лыковых до встречи с людьми, выжить бы не смогла.
– Многие считают, что после сближения Агафьи с «миром» логично было бы ей перебраться поближе к людям.
– Мы тоже так думали, однако против сама Агафья. После первой публикации о Лыковых у них нашлись в Сибири родственники, считавшие их пропавшими. Агафья ездила к ним в гости, пожила неделю и прямо-таки запросилась: «Домой! Домой!» Неуютно себя чувствовала, все ей было чужое, «людей слишком много», хотя в поселке было человек сорок. Вернулась «домой» и сейчас никуда уезжать не хочет.
Но жить одной в тайге все-таки трудно. Появлялись иногда люди, считавшие, что именно тут и есть настоящая жизнь. Но никто долго в тайге не задерживался. Для городского человека жизнь Агафьи немыслима: это непрерывная борьба за существование. Агафья к подобной жизни привыкла, а для пришлых она трудна. К тому же сложно жить двум-трем людям в полном уединении: неизбежно возникают проблемы психологической совместимости. У Агафьи очень жесткий характер, упорный, упрямый. Одна женщина прожила в тайге пять лет, но все-таки они с Агафьей расстались. «Прихожанка» вернулась в город, там была ее семья.
– Для вас таежная история была сначала интересной неожиданностью, а потом уже сердцем прикипели?
– Я за 50 лет журналистской работы много перевидал самых разных людей. Но более интересных людей, чем Лыковы, не встречал. Это – исключительная человеческая судьба.
Мне в ней все интересно: как жили, чем выжили, что ими двигало, как сложится их жизнь. Интересна была каждая поездка в тайгу. Однажды я привез Агафье плотную бумагу и хорошие маркеры. Говорю: «Давай будем рисовать». «А цё такое?» – спрашивает. – «Видишь лестницу? Попробуй нарисовать». Легко нарисовала лестницу, потом чайник, печку, кастрюлю. В тайгу тогда приезжал художник, мы с ним по-своему повторили рисунки Агафьи. Наши оказались абсолютно неинтересными, а ее – так же любопытны и самобытны, как рисунки детей. В новой книге они есть. Не следует думать, что у Агафьи некий художественный талант. Нет, в ней ожил шестилетний ребенок, и на мир она смотрит его глазами. Агафья потом сказала интересную фразу: «Баловство это все, Василий. Но какая-то благость в ём есть». Сама не сознавая, она дала короткое и ясное определение творчества. Это были замечательные слова.
– А вы новую книгу повезете Агафье?
– Обязательно повезу.