Враги в лепешку, дети рады

За истекший литературный сезон Анна Русс стала одной из любимиц московской публики, желанным гостем многих поэтических вечеров. В прошедшем только что суперфинале поэтического конкурса «Большой Слэм», где оценки поэтам за артистизм исполнения и содержание стихов ставит сама публика, Анна Русс заняла первое место, оставив позади таких «хэдлайнеров» поэтических турниров (тоже вышедших в финал), как Вадим Степанцов, Аркадий Штыпель, Андрей Орлов и Евгений Лесин. Читает Анна Русс действительно замечательно, и стихи ее прекрасны – для взрослых и детей, а откуда такие поэты берутся, мы поинтересовались у самой поэтессы.

– Расскажите для начала о себе. Как теперь становятся поэтами?

– Я говорила в рифму, сколько себя помню. Мне кажется, рифмовать – дело нехитрое и умение врожденное. Просто некоторые в себе вкус к нему развивают, а некоторые чем-то еще увлекаются. Меня еще и родители поощряли, хвалили, гостям показывали. Я им на радость все выдумывала и выдумывала что-нибудь. Мама как-то раз объяснила, что ожог–поджег – не рифма, и что звезда–она – не рифма. Так и наловчилась помаленьку. Это о форме. А что касается содержания – никогда не считала себя поэтом, стало быть, школьную программу по литературе читала, не задумываясь о том, что хорошо бы чего нахвататься. Вроде как те, что в учебнике, – поэты, и их надо прилежно учить. А сама сочиняла, как бог на душу положит. Таким образом избежала всяческих влияний, как вредных, так и полезных. Это уже потом поступила на романо-германскую филологию, где все равно специализировалась не по поэзии, и даже не по прозе, а по драматургии, причем исключительно американской. В 17 лет казанские поэты меня заприметили и позвали в свои студии.

– Публикации были в Казани?

– Первые публикации прошли для меня незаметно, мне к этому делу в 12 лет родители охоту отбили, напугали Викой Ветровой и Никой Турбиной, за что честь им и хвала. А в 20 лет я отправила стихи на премию «Дебют» и попала в шорт-лист – в неожиданной для себя номинации «Юмор в литературе». И там мне, ошалевшей от такого везения, критик Данила Давыдов доходчиво объяснил, чем юмор от литературы отличается. Я же до тех пор в основном «капустничала», сказалось детство с табуреткой перед гостями.

Есть и другие варианты – родиться, скажем, в литературной московской семье или в 14 лет начать близко общаться с поэтом-просветителем. Но это все слегка искусственно, так мне кажется.

– Начиная с «Дебюта» вы получили уже несколько премий («Открытая Россия», Премия Бориса Соколова и др.), только что стали победительницей поэтического турнира «Большой Слэм». Ощущаете свою известность, модность?

– Известность – да, модность – нет. Уж о какой там модности может идти речь, когда ни одной книжки нет? Модность – это уже когда тебя на полку ставят, на видное место да с автографом. Да и известность у меня какая-то скандальная. Пресса и критики, сообщая о моих успехах, всегда как бы слегка недоумевают – мол, неожиданно для всех в финал вышла... в финале победила... совсем молодая... С другой стороны, меня отмечают и жюри конкурса, и зал под сценой, и в «Арионе» печатали, и в «Воздухе» печатали.

Не нравилась бы – не стали бы ни хлопать, ни печатать, ни премий давать. А Слэм – вообще дело особое. Я после того, как со сцены спускаюсь, всегда заикаюсь с полчаса. Потому что с залом абсолютная искренность, такая любовь. Здесь расслабляться нельзя. Поэтому к Анне Русс мало кто равнодушен. Или вот прямо не любят, или любят – сил нет. Так вроде и должно быть.

– Вообще есть ли сегодня для вас в поэзии понятия «мода», «звезда», нечто, мимо чего литературный человек не должен пройти?

– Мне кажется, есть хорошие поэты, есть хорошие стихи. Мимо них проходить не хотелось бы и не пожелала бы никому. А в «звезды» я не верю. И в «моду» не верю. «Модные» поэты появляются оттого, что сегодня у них хорошие тексты получаются, а завтра нет. И тогда про них говорят, что они из моды вышли. Дудки. Это просто у них творческий «запал» прошел. А «запал», похоже, в литературе величина постоянная, к одним приходит, от других уходит, ну не мне вам рассказывать. Ни Гандлевский, ни Чухонцев, ни Цветков из моды пока все как-то не вышли. Нет никакой моды потому что.

– Почему все-таки книги у вас не выходило? В периодике-то полно публикаций!

– Все как-то обещают, интересуются, не вышло ли чего. Нет, пока не вышло. На радио «Эхо Москвы» на всю страну обещали посодействовать выходу детской книжки. Все, что от меня зависит, я готова сделать хоть сейчас. Возможно, осенью удастся коллективный проект – книга отличной школьной поэзии и прозы, несколько очень лично мне приятных молодых авторов с иллюстрациями исключительно продвинутых молодых же художников. Насчет книги стихов не для детей – пока тоже одни разговоры. Да и сама теряюсь: одно новое стихотворение напишешь – и одно из старых сразу же нравиться перестает. Так на книгу собрать непросто, но пора, да. Даже интересно – придется ли по сердцу печатный текст тем, кто меня воспринимает сейчас в основном вслух.

– А что, кстати, сегодня важнее поэту – публичные выступления, вообще непосредственное обращение к аудитории или все-таки традиционная форма – в книге-журнале?

– Для меня сейчас традиционная форма важнее, потому что ее мне не хватает. Но мне кажется, что автор должен уметь выступать со своими текстами. Хотя бы для того, чтобы не было разночтений. Разве что он в этих разночтениях сам заинтересован.

– Вас читают сегодня в основном в интернете. Какую роль он в вашем творчестве играет – или это только коммуникационная среда, не создающая какого-то дополнительного «измерения» литературы?

– Для меня это только общение. Влияний же я бежала и бегу. И без интернета тяжело чужую мысль не подцепить. По мне так литература с экрана плохо воспринимается. Уравниловка какая-то.

– Где вы живете сейчас больше – в Москве, в Казани? И где, так сказать, лучше поэту, комфортней?

– Поэту плохо везде. А человеку литературному в Москве хорошо. Пока не переселишься – сам не поймешь. Мне очень важно жить именно в Москве, но в Казани семья. Там я практически ничего не пишу. Наверное, дело как раз в том, что семья. Думать не успеваешь ни о чем другом. Очень хочу семью в Москву переправить и посмотреть, что получится.

– В стихах у вас всегда почти есть какая-то история, иногда в лицах даже расписанная. Сюжет, к примеру, важен для вас?

– Для меня важно, чтоб было интересно и мне, и тем, кто читает или слушает. Тут все средства хороши. Сюжетность – одно из них. Вообще главное – не соврать. Я надеюсь, что нигде не вру, поэтому у меня постоянные неприятности с лирическим героем. Я тут давеча на Слэме прочитала одно стихотворение «с червоточиной», а моя давняя подруга, в зале сидевшая, сказала, что после услышанного вообще ничего общего со мной иметь не хочет. Вот те раз! Сила художественного образа детям – не игрушки.

– То есть вы для себя различаете стихи «детские» и «недетские»?

– Я различаю. Другой вопрос, что взрослым стихи для детей бывает куда приятнее читать. И они на радостях от хорошо сделанного текста не замечают в нем негатива. И очень зря. В стихах для детей его быть не должно. Там даже агрессия должна быть гуманная, с реинкарнацией и просветлением отрицательного героя.

– Интересно, на что сейчас (а может, всегда) реагируют дети в стихах?

– Дети любят про себя, про детей. Взрослым героям дети не слишком сопереживают. И метафоры они чаще всего воспринимают буквально. Стихи, которые нравятся маленьким детям, обычно кажутся взрослым не особенно интересными. И, наоборот, отличные на недетский взгляд тексты оказываются абсолютно чуждыми детскому восприятию. Дети от природы гениальные, мудрые, добрые, а еще хитрые и безжалостные. Для них главное, чтоб все справедливо было. Если в произведении для детей имеет место чудовищная карательная сцена – враги в лепешку, предатели по кускам, – дети только рады, справедливость восторжествовала. Для них вообще писать страшно.

Мой лирический герой в стихах для детей – эдакий героический малыш с нетрадиционной, архаичной системой ценностей. И при этом он современник, реальный, ходит в интернет. Детское фэнтези – не мой жанр. Именно потому, что стараюсь избегать батальных полотен. Внутренний мир ребенка для меня важнее собственной фантазии. У него там своей хватает. И еще мне кажется, для детей надо писать весело. По крайней мере забавно. Пусть мои мелкие похохочут, а заморочить их и без меня много желающих!