В рай на машине «Спецобслуживание»

Мир давно стал многополюсным. Даже литературный мир. Приходите в «ПирОГИ», убеждайтесь лично: каждый вечер из цикла «Полюса» добавляет к уже имеющимся еще два, точнее, двоих┘ Точно то же случилось и когда героями программы стали Дмитрий Быков и Илья Кормильцев.

Полюса не выбирают, их берут и уплетают. Но крупные фигуры «кушаются» охочими до виршей с особым трепетом: как и положено, каждый из гостей сначала читает трижды по десять минут, потом отвечает на записки слушателей, а под занавес исполняет еще что-нибудь ударное. Традициям не изменили, только вот вместо стихов пошла проза. Потому что Кормильцев жалует ее нынче более стихов, а Быков – потому что именно в тот знаменательный день сдал-таки в издательство свою главную книгу («ЖД») о русско-еврейской войне. Правда, автор сильно сомневается, что книга выйдет в скором времени, а тем более в существующем варианте, но радостью своей он делился щедро: читал-скороговорил от имени героя-бандуриста песню Мардохея-воина и вызывал западный ветер при помощи самого матерного из известных слов (так задумано в «ЖД»).

Быков и Кормильцев выглядели весьма монументально, как шахматные фигуры за квадратными, провокационно-оранжевыми столиками. И когда они читали, зал намагничивало поочередно то к одному, то к другому. Кто – Север? Кто – Юг?

Илья Кормильцев читал о шестеренках и датчиках, из которых состоят люди, о враках наемных поэтов и о любви, о деньгах-фантиках, вспоминал, что мечтал стать капитаном Немо и недоумевал над тайной власти. Потом представил свое продолжение сказки «Аленький цветочек», описывающее все то, что было после свадьбы. Вот уж действительно – «городской партизан», которому никто не ударит по тормозам┘ Держит перед собой оборотки нотных тетрадей и произносит мудрости: «когда умирает тело, его хоронят под звон лопат, но когда умирает душа, она отправляется в ад», «┘обитатели эдемского сада не знали собственности. Запретный плод не был, как предполагают отдельные этнографы, ни психоактивным грибом, ни девственностью собственного чада, ни чем-то еще столь же изощренным. Скорее всего это было обыкновенное яблоко. Сам акт срывания его с дерева, превращения ничейного в чье-то и был источником грехопадения».

Чем отличаются эти двое? Быков – усат, обладает хорошей памятью, есть стихи на все случаи жизни. Кормильцев – напротив – без усов, на память – жалуется, ведь иногда даже не узнает собственные песни, сокрушается, что не написал стихов, которые можно читать за столом, когда гости хорошо выпили. Отличаются они, кончено, возрастом, телосложением и т.д. и т.п.

Авторское исполнение тоже разнится. Думают поэты непохоже. Так, например, Илья Кормильцев считает литературные премии смешным занятием и не приветствует соревновательность в литературе: «Поэзия в отличие, например, от искусства снайпера не предполагает одинаковой цели и одинаковых критериев эффективности. У каждого своя цель, своя манера стрелять, свое оружие. Любых двух поэтов посади рядом, и уже будут полюса┘ Единственный критерий – количество читателей на небесах. К сожалению, эту точную цифру мы сможем узнать только после смерти┘» Дмитрий Быков литпремии поддерживает, потому что они-де заставляют побороться за деньги и отвлекают от борьбы за бессмертие.

Чувством юмора обладают оба. Вопрос Кормильцеву: «На мягких подушках не въедешь в вечность┘ А на каких въедешь?» Ответ: «На машине с надписью «Спецобслуживание». И Быков – на уровне: «Кто ваша муза и чей вы муз?» Ответ: «Я – замузом┘» Стихи – того же градуса: «Не рву волос и не впадаю в траур./ Вот эта баба с табором семьи/ И эта жизнь – могли бы быть мои./ Не знаю, есть ли Бог, но он не фраер».

Быков признался, что трагедию в пяти актах в стихах пока не писал, да и вообще писать ничего не хочет. Тоже сознался в уверенности, что в сказках все кончается раньше срока, поэтому дописывать их – милое дело, а еще, что из всех книг с наибольшим трудом и наибольшими муками пролезала в печать биография Пастернака, но все равно главная радость была от первого вышедшего романа, так как не верилось, что он напишется.

Вечер удался, к числу «полюсов» резонно припишем вновь прибывших. Но что кажется важным: стихи, кончено, разные, но неподдельность поэтической свободы координируется другими полюсами и компасами. То, что они есть, – факт, потому что иначе может быть только россыпь нот и букв, только науськивание друг на друга тех, кто не может жить порознь. Дмитрий Быков закончил вечер такой кодой: «Подруга вертикаль людей живыми ест,/ Сестра горизонталь грозит другой расплатой./ Давно разъяли бы и крест,/ Когда бы не удерживал Распятый».