Вот кто-то с горочки спустился...

– Александр Абрамович, насколько отвечает премиальная система реальному положению дел в русской литературе?

– Про Букер и премиальную систему говорить ничего не хочу, поскольку считаю такие высказывания некорректными для меня в нынешней роли председателя жюри. Постараюсь, чтобы работа жюри была совершенно закрытой и пресса получала информацию только о результатах наших голосований. Никаких обнародованных «особых мнений» и тому подобного не будет.

- Как, по-вашему, изменился российский читатель за последнее время?

– Кто раньше книжки читал, читают и сейчас. Вот пришли люди в клуб с громкой музыкой, интеллектуальный, изысканный, молодежный: справа от входа книжки, слева – музыка. Во времена моей молодости не было такого клуба, чтоб и книжки, и музыка. Мы отдельно читали книжки, которые невозможно было достать, но все-таки читали, а отдельно шли в полуподпольный джазовый клуб. Те, кто сейчас смотрит «Фабрику звезд», при советской власти пили водку и пели «Вот кто-то с горочки спустился┘». Теперь они пьют водку и смотрят «Фабрику звезд». Ничего не изменилось! Хотя мне «Вот кто-то с горочки спустился┘» нравится больше. А те, кто сидел на кухне и спорил о судьбах родины и читал подпольного Набокова, приходят в место, подобное этому, берут неподпольного Набокова и слушают авангардную рок-группу. Это соотношение не изменилось. Книжные магазины набиты битком, книжный бизнес процветает. А то, что процветает, прежде всего Донцова и Устинова, так раньше больше всех процветал Кочетков, с точки зрения литературы – они равны. А с точки зрения идеологии – Кочетов еще к тому же и голову дурил.

- Не пора ли вводить цензуру?

– Ничего хорошего в цензуре нет, не дай бог, чтобы она вернулась, но и в беспределе нет ничего хорошего. Тем более что все беспредельщики, как только добираются до власти, немедленно устанавливают свою цензуру.

- Что-то изменилось принципиально в литературном пейзаже с появлением интернета?

– Интернет – это не просто отсутствие цензуры, а отсутствие всяких ограничителей, в том числе – эстетических: написал – вывесил. Ты пришел к читателю сразу, ни редактора, ни издателя, никого. Эстетическая ценность не определена экспертами. Между читателем и писателем нет никого. Эксперт, который скажет: это художественно несостоятельно, не нужен. И это, как и другие, предшествовавшие технические новшества, ведет, с одной стороны, к либерализации духовной сферы, с другой стороны, либерализм самоуничтожается при этом, потому что интернет, я в этом уверен, чем дальше, тем больше будет использоваться для борьбы с либерализмом, для прокламирования антилиберальных идей. И, как и подобает консерватору, я не большой поклонник сетевой литературы и вообще сети. Но смерти бумажной литературы я не вижу, не умер же театр окончательно с появлением кино и даже телевидения. Просто все предшествующее становится более элитарным по мере появления чего-то нового. Бумажная литература все больше становится занятием для чудаков, которым нравится листать страницы┘ Думаю, что технологические преимущества сети как идеального справочного источника и средства связи, чем дальше, тем больше будут уравновешиваться, а может, потом и перекрываться опасностями, которые заключены в интернете. В XVIII веке революционная зараза практически никуда за пределы Франции не смогла распространиться. А в начале ХХ века, благодаря книгопечатанию, телефону и телеграфу, зараза лево-правых экстремистских (я не различаю этого) движений распространилась практически на весь мир. Вершиной чего явилось возникновение большевистской России и нацистской Германии.