Птица – лучший поэт

20 марта в клубе «ПирОГИ на Никольской», в рамках VII Всемирного дня поэзии, состоялся поэтический вечер из цикла «Полюса». Даже странно, что за все время существования «Полюсов» его участниками (а их число перевалило за сотню) не были те, кто пришел теперь: Андрей Битов и Юрий Арабов. Полюса они не потому, что известны своими другими талантами: Битов – как прозаик, а Арабов – как сценарист. Просто полюса┘

Но замысел удался. Как-то срослось все, хотя и было далеко от всех моделей географии: два «полюса» сидели за соседними столиками, перед микрофонами, зрители-параллели – напротив, а ведущие-меридианы – невдалеке. Выступали традиционно, хотя оба участника начали не со стихов, а с прозы.

Юрий Арабов, чтобы создать настроение, поделился соображениями о поэзии, которые заготовил к этому вечеру: «Тот поэт высшей пробы, кто вообще отказывается от записи на бумагу┘ И птица здесь – лучший поэт, как с точки зрения бескорыстия, так и с точки зрения непосредственности результата, лишенного всяческих технических изысков┘» И заключил: «Пушкин же, Шекспир и Пригов поднимаются не выше четвертого места, так как наиздавали кучу книг, а это, как ни крути, – посредничество, сводничество и прочие пиротехнические эффекты┘» Потом читал с листа новые стихи (с листа, потому что выступает редко) и проверенные стихи прошлых лет – по книге «Воздух».

Арабов – мистик, гипнотизер. Редко смотрел в зал, но зал покачивался в такт, будто люди находились не в московском подвале, а в трюме большого корабля: «┘Мы небрежно меняли Старый на Новый свет,/ покупая новую лампу, зная, что для тупиц/ в кабинете у завуча есть небольшой скелет – / отворачивай череп, и ты уже датский принц┘»

Потом стереоэффект воздействия на публику подхватил Андрей Битов. Рассказал, что как поэт выступает впервые. Вспоминал начало своей пятидесятилетней литературной деятельности, когда только попал в литобъединение горного института, как впервые выступал в большом зале и забыл слова. Как «по косточкам» открывал для себя истинных поэтов и как в этом нелегком, почти археологическом труде помогла библиотека дяди, в которой «отрылся» известный альманах 1918 года – «Весенний салон поэтов». Потом задумчиво винился, что все же начал пописывать стихи четверть века назад, хотя давал зарок «не прикасаться к этому делу», потому что понаписал разного для невесты, пока был в стройбате┘ И читал то, что все-таки пишется.

А пишется в основном на случай. Даже книги отдельные выходили (например, «В четверг после дождя»). Вообще же Андрей Битов признался, что для него поэзия – «область восторга и комплекса», что собственные стихи он располагает там, где проходит граница между поэзией и непоэзией. Говорил о том, что величие замысла может выручить, и в качестве коды прочитал стихотворение «Пасха»: «┘Не сотворив себе кумира, за те же дни, которых семь, / Пошел на разрушенье мира, провозгласив ему «Аз есмь». / И напролом от смерти к жизни вел счет от первого лица, / Вернув утраченной отчизне его Отца┘»

Арабов говорил, что любит поэтов своего круга, но читал наизусть Осипа Мандельштама, а Битов назвал мандельштамовское «Образ твой, мучительный и зыбкий» своей первой молитвой┘ Так что «полюса» на глазах сблизились и даже хором исполнили «А вы могли бы?» Маяковского. Вот что бывает, когда поэзия – всемирна и всемерна. А Всемирного дня прозы – нет. Но такова проза.