Решиться на поступок или умереть

- Денис Николаевич, вы родились и жили в Тбилиси, с конца 80-х живете в Ростове, служили в армии в Грузии, окончили Ростовский университет, работали в банке, теперь, я слышал, занялись журналистикой. А откуда возникло писательство, стремление складывать буквы в слова?

- Оно возникло, как только я начал читать книги. Сначала в классе я был хулиган и клоун, из тех, кто мешает проводить уроки. В школу пришла новая учительница русского и литературы, Карина Богратовна, и взяла руководство над нашим четвертым классом. Она была только после института, я был неуправляем. В понедельник меня ставили в один угол, во вторник в другой, потом за дверь, последняя мера была - маму в школу. Карине Богратовне это надоело, каким-то образом она догадалась, чем меня взять, - и стала подсовывать всякие разные книги. Ну и поймала на крючок. Я стал любимчиком, который проводил внеклассные чтения и всякое такое. А потом просто с головой рухнул во все это, читал запоем, бежал из школы домой, потому что там ждала КНИГА. Тогда-то и понял, что буду писать - потому что лучшего на свете нет ничего.

- В книге "Русскоговорящий" (или все-таки двух книгах, объединенных сейчас в одну) вы фиксируете распад "советского пространства" в прежнем его виде и связанную с этим ломку всех основ нашей жизни. Вы считаете, это время сейчас преодолено (в том числе литературой)?

- Время это законсервировано в нас. Один мир сменил другой, но мы ведь не просто перескочили с одного поезда в другой. В литературе, на мой взгляд, еще много чего недосказано, не осмыслено, не оживлено в слове - много чего мается, нерожденное, ждет подходящую литературную плоть.

- Как мне показалось, один из важнейших мотивов вашего героя Мити - это стремление к правильности, осмысленности жизни при полном ее внешнем нестроении. Приходит миг, когда надо "взять и прожить правильно". А для вас когда он наступил?

- Для меня - когда я понял, что если не начну писать, стану таким, как Митя: бездействующим. Митя - это в чем-то и суд над самим собой. Бездействие - самый большой грех русского человека. И самый частый. По мне, говоря пафосно, все беды России - от бездействия хороших людей. Не считая дураков (которые всегда неугомонны) и плохих дорог.

- По-видимому, вы не были все-таки лично свидетелем всех реальных событий, служащих фоном для истории Мити. А в вашей книге "Апсны Абукет" речь идет о грузино-абхазском конфликте. На чем кроме собственных впечатлений строится ваше знание об этом времени и этих людях?

- На свидетельствах моих знакомых и родственников. На такие темы я не фантазирую. Что касается "Апсны Абукет" - они основаны на дневнике моего отца, он передал мне его спустя несколько лет после той войны, которую он пережил в Сухуми. Это его боль и мой стыд. В то время, когда он выживал в осаждаемом городе, я жил спокойно в Ростове.

- Книга "Русскоговорящий" - о человеке, который все время оказывается чужим: сначала в армии, поскольку, будучи русским, говорит с грузинским акцентом, но он чужой и в условно мирной жизни, перевернутой с ног на голову, чужой даже самым близким людям. Насколько вы себя в этой "чужести" идентифицируете с героем? И где себя чувствуете своим?

- Идентифицировал. Теперь я чувствую себя своим в литературном мире. Или все-таки и здесь останусь чужим?

- Не думаю. Но что вы почувствовали, сидя на букеровской пресс-конференции рядом с председателем жюри Василием Аксеновым, когда он сказал, что ваш роман ему "вообще не понравился" и спрашивал вас: "А как он называется"?

- Не чувствовал ничего, слушал его вполуха и вполголовы понимал. Я был контужен случившимся. А так┘ Потом, когда все понял, взыграла, конечно, мучительная гордость провинциала. Но через пару часов остыл. Отношусь к его мнению с уважением. Поведение судить не берусь - у вас в Москве многое иначе.

- Что в этой связи вы думаете о так называемой литературной политике? Относите себя к какой-то литературной традиции? Вам нужно общение с более страшим поколением писателей или, может быть, важно следить за тем, что пишут молодые коллеги?

- Ничего не знаю про литературную политику. Очень многим в своей литературной карьере я обязан Фонду Филатова (СЭИП), который проводит Форумы молодых писателей в Липках и всячески этим писателям помогает. Но там я никакой политики на себе не ощутил, меня там никто не учил, как надо думать. Общение со старшим поколением необходимо по определению - ведь литература, как доменный процесс, должна быть непрерывна. Мастера к тому же отличаются тем, что время от времени могут ляпнуть что-нибудь божественное. Но много интересного случается и при общении со сверстниками. Самые удивительные вещи. Вот, например, Дмитрий Новиков. Мы настолько разные, что в жизни ни за что бы не сблизились. Только вот свела нас литература - и какими бы разными ни были человеки Новиков и Гуцко, но писатели Новиков и Гуцко то и дело по локоть влезают друг другу в тексты (читай - в душу), отвешивают один другому комплименты, говорят один другому гадости (читай - критикуют) - и без этого уже чего-то не хватает в жизни. Или Захар Прилепин. Ведь о чем бы мы ни пытались говорить (кроме женщин и литературы) - все кончается изнурительными спорами. Но удивительным образом вдруг обнаруживается, что некоторые вещи в текстах у нас получаются настолько похожими, будто рядом сидели, подглядывали через плечо друг дружке в тетради. Мне нравится, что в литературе случаются такие "необъяснимчики".

- Вам вообще роль писателя видится в осмыслении реальности или главное все-таки - чувство (такой, скорее поэтический подход к миру, нежели аналитический)?

- Роль писателя, нет, скорее функция, - да, в осмыслении. Но каким-то странным образом он осмысляет мир, чувствуя его, а не препарируя холодно мыслью. И как только чувство мира уходит из писателя - он перестает быть таковым. Он становится философом, излагающим свои концепции через художественные тексты, становится обличителем или чиновником - да чем угодно, но не писателем.

- Для вас литература идеологична? Какие ценности для вас, как писателя и гражданина, являются основополагающими? (Тем более ваш герой Митя на самом деле отвоевывает именно право быть гражданином своей страны - это, мне кажется, для него важно!)

- Это не связано напрямую. Литература должна быть. Все, здесь точка. Она должна быть любой, потому что никому ничего не должна. Идеологичной, метафизичной, порнографичной, личной, комичной, обычной - любой. Просто я гражданин - и я пишу прозу. Как-то это взаимопроникает друг в друга. Но я не делаю этого намеренно, потому что что-то там для себя решил. Спекулировать на своих гражданских чувствах я не буду. Готов даже вдохновение продать, но не это. Что до Мити┘ увы, он не отвоевывает, он тоже - выживает. Но ведь так выживают миллионы. Увы, не каждому выпадает шанс предстать перед выбором: решиться на поступок или умереть. В книжной версии Мите в самом финале выпадает такой шанс.