Ада Горбачева В "Мемориале" отметили восьмидесятилетие Юлия Даниэля. Отметили без ложного пафоса и претензий, в стиле самого Даниэля, про которого режиссер Михаил Левитин сказал очень точно: "Это был человек, занятый не собой, а другими". Других, знавшие его лично или как легенду, собралось столько, что мест в большом зале "Мемориала" не хватило - стояли за стульями и возле стен.
Юлий Даниэль был человек-праздник. Праздником становилось само общение с ним. Так он запомнился всем, кому повезло с ним общаться, - и его ученикам (он несколько лет преподавал литературу в школе), и сокамерникам-солагерникам, и высоким интеллектуалам. Даниэль разделил путь страны на всех ее исторических этапах - от фронта Великой Отечественной, на которой был ранен, до тюремного этапа. После ареста он начал писать стихи - по слову Бориса Слуцкого: "Когда русская проза пошла в лагеря..." До этого стихов почти не писал и перестал их писать, выйдя из тюрьмы. Себя определял как переводчика поэзии. Хотя его "День открытых убийств" вновь приобрел сегодня зловещую актуальность.
Воспоминаний на вечере почти не было, звучали стихи и песни. Актер Александр Филиппенко читал стихи, напоминающие о Даниэле, и даже пел. Юлий был человек внутренне свободный, и не случайно казалось, что песня Булата Окуджавы "Придется нам снова и снова холопскую лямку тянуть" - про то, как течет жизнь без таких людей, свободных и чуждых какой бы то ни было корысти. Песен на этом вечере пели очень много. Пел Александр Городницкий. Пел хорошо знавший своего тезку Юлий Ким, в том числе и песню на стихи Даниэля "Цыганочка".
Наталья Горбаневская успела повидаться с Даниэлем до его ареста всего один раз, а подружилась через переписку тюремных и лагерных лет. Она прочитала свое стихотворение, которое Даниэль в тюрьме перестукал через стенку Игорю Огурцову, арестованному за создание Социал-христианского союза. Вполне возможно, что сейчас те, кто осуждал Огурцова, демонстративно крестятся прямо в телевизионную камеру. Времена, конечно, меняются, но вопреки латинской поговорке люди не меняются, а лишь меняют маски. Недаром Юлий Даниэль, человек несговорчивый и потому большую часть срока заключения отбывавший не в лагере, а в тюрьмах (последний год в одной из самых мрачных - Владимирском централе), выйдя на свободу, произнес: "До чего же хорошо в большой зоне".
А потом было застолье, веселое и легкое, как будто на нем присутствовал сам Даниэль, который лучше всего раскрывался в минуты прекрасной праздности.
