Беседовал Евгений - Вы недавно побывали в Париже, в городе, в котором прошла часть жизни, где вы пережили не только безоблачные дни, но и, судя по стихам, душевные стрессы. Каким сегодня показался вам город молодости?
═
- Во-первых, Париж вовсе не "город молодости": я там оказался в тридцать пять с лишним лет. А главное отличие - в гораздо большем количестве русских и "исламистов". Париж уже не французский, а многонациональный и многоязычный город. В свое время за годы жизни в Париже я встретил только одного русского-неэмигранта: артиста Алексея Баталова в церкви на рю Дарю. А теперь русская речь повсюду: и чем квартал респектабельней, магазины богаче - тем ее больше, порою и с матерком. Остепенившиеся братки и качки со своими чадами - смотрятся дико на улицах Парижа, впрочем, как и других культурных и богатых городов Европы; много русских из провинции, скорее похожих по одежке на каких-нибудь небедных румын┘ Ну а сколько там выходцев с Востока, я думаю, вы и сами видели по телевизору, когда они протестовали в связи с запретом ходить в парижские школы и вузы одетыми по-исламски - их тьмы, и тьмы, и тьмы. Париж стал терять в благородстве и своем специфическом колорите давно, после падения "железного занавеса" - все быстрее.
Кстати, во избежание кривотолков. Пусть читатели не подумают, что я был там с нашим недавним писательским десантом: меня "забыли", хотя стихов о Париже, о Франции, ее истории и художниках я написал, видимо, больше любого отечественного стихотворца. Я не в обиде, но все-таки: почему? Видимо, чем-то не угодил бывшему ельцинскому аппаратчику Филатову и его людям, составлявшим, как я слышал, в очередной раз "список Шиндлера".
═
- Раз уж мы о забугорье, хочу спросить вас о писателях "ди-пи" - Елагине, Моршене, Чиннове, о них совсем мало что известно, а вы, наверное, с кем-то из них встречались. Что это были за люди, о какой России они мечтали?
═
- Вышеупомянутые литераторы жили и старились за океаном и в Европу в мою там бытность не приезжали. Это плеяда не очень сильных, но благородных и честных стихотворцев. Вообще "вторая волна" эмиграции не дала по-настоящему крупных литераторов: все оказались на Западе уже ушибленными советской властью. Все они, разумеется, как и мы, мечтали о России без коммунистов. Но никто из них, конечно же, не догадывался, что советскую власть сметут "великая криминальная революция" и идеология потребления.
═
- Вернемся в Россию вашей молодости: вы как-то сказали, что начинали как авангардист, любили футуристов, что для меня прозвучало странно, ибо никаких ваших стихотворений в подобном духе я не читал. Да и были ли они? Вообще каким вам видится тот период: что побудило вжиться в акмеизм, сформулировать "новизну в каноне"?
═
- В 15-16 лет я писал верлибром сюрреалистические стихи, публиковать которые, по-моему, сейчас не имеет смысла. В рифму я стал писать уже в студенческие годы в Москве. Именно тогда я познакомился с поздними стихами Пастернака, Ахматовой, Мандельштама - сейчас это кажется диким, но тогда все это было лишь самиздат и по рукам на лекциях ходила машинопись на папиросной бумаге - великие творения заглушенных советской властью поэтов! Вот тогда я и понял, что русская традиционная поэзия не выродилась, а насильственно пресеклась, что русский традиционный стих - это не Симонов, Сурков и легионы соцреалистических поденщиков, а то, что нуждается в полноценном культурном продолжении и развитии. Мировоззренчески и эстетически я постепенно превратился из революционера и авангардиста в либерального консерватора и христианина-антисоветчика. Хотя, конечно, и стиль и миропонимание изменяются и уточняются и по сегодня, это естественно, ежели человек включен в органику бытия и не коснеет в своих "догматах".
═
- Наталья Горбаневская говорит, что "славянские языки вообще, а русский в особенности, порождают поэзию". Ваше мнение?
═
- "Славянские языки" в литературном отношении моложе западных, поэтому поэтические их возможности далеко еще не исчерпаны. Увы, сегодня жизнь и политика работают на разрыв славянского мира, и это на глазах размывает и губит его культуру.
═
- Вы один из немногих поэтов, использующих словарь Даля, речевые и даже жанровые заимствования ХIX и XVIII века, дарящие вашему поэтическому миру неожиданные словосочетания, новые смысловые нагрузки. Когда появилась тяга к именно этому варианту написания, когда поняли "это - мое"?
═
- Я никогда впрямую не пользовался ни словарем Даля, ни нарочитыми "этнографическими" словесными поисками. Стиль - это человек, язык - это человек, это поэт. Мой язык, во всяком случае, родился и рождается сам в процессе творческого "брожения". И архаичные, необычные, и даже жаргонные слова приходят сами, по вдохновению, я даже не всегда знаю, что они значат, и иногда и впрямь заглядываю в словарь - но уже после написания стихотворения. Вот один пример. В стихотворении "Плохо слышно" во время рождения стихового потока появилась строфа: "И скоро снега торопливые / завалят басменные хлопья / округу, астры незлобивые / и полустертые надгробья / в их сочетании таинственном. / Дозволь, смирясь с моим решеньем, / мне сделаться твоим единственным / на расстоянье утешеньем" и т.д. Через несколько дней, когда стихотворение было закончено и "отлежалось", я вдруг обратил внимание на эпитет "басменные" и действительно решил справиться у Даля, что это такое. Оказывается, "басменный" - "тонкий, листовой, маловесный"┘ Точно! Как раз то, что мне было надо.
═
- Вы как-то сказали, что всегда хотели "перекинуть мост через поэзию советскую, зачастую ангажированную идеологическим заказом, - к русской". Каким же образом? Куда девать таких авторов, как Пастернак, Тихонов, Багрицкий, Луговской, ведь все они творили под кумачом?
═
- Кому что нравится. Один пусть развивает традиции Луговского и Тихонова, а я, к примеру, Мандельштама и Гумилева. Пастернак, хоть и отдал в 20-е годы дань увлечению "социализмом", в ряд советских стихотворцев никак не вписывается. Ведь не дачей же в Переделкине или квартирой в Лаврушенском определять конформизм поэта. Мир Пастернака в основном христианский, а не советский.
═
- В официальной тогдашней прессе вы публиковались всего два раза: в альманахе "День поэзии" (1970) и в сборнике "Ленинские горы" (1977). Говорят, к первой публикации имел отношение Борис Слуцкий?
═
- Я пришел в гости к Борису Слуцкому с "подачи", кажется, Александра Величанского. У Слуцкого было поэтическое "ухо", слух - он расслышал в моих тогда еще весьма беспомощных виршах что-то серьезное. Именно от него я и попал в "День поэзии". Потом, к сожалению, по своему тогдашнему максимализму перестал с ним общаться, узнав, что он был в числе осудивших Пастернака совковых "письменников".
═
- Существует пласт русской поэзии, который скверно изучен и посейчас. Я говорю о духовной мистической и историософской поэзии, ключевыми представителями которой были князь Ширинский-Шахматов, Семен Бобров, короче - архаисты. Они тщились напрямую адресоваться к Создателю и не чурались дидактики. Сегодня такие вещи не работают. Сдается, что в какой-то мере подобные порывы "терзали" Бориса Чичибабина и в какой-то мере доэмигрантского Кублановского?
═
- Очень интересный вопрос. То, о чем вы говорите, было и у позднего Пушкина: "Мирская власть", "Подражание итальянскому", "Отцы пустынники" и т.п. Без большой натяжки сюда же можно отнести даже "Бородинскую годовщину" и "Клеветникам России". Было это и в Баратынском, и в Тютчеве, да во многих. Естественно, Чичибабин как русский поэт не мог этого не коснуться. Есть это и у меня - стихи времен моего "неофитства" 70-80-х годов. Но после написанных в Париже "Алапаевских узников" и нескольких стихотворений начала 90-х я начал избегать и патетики, и риторики, и тяжеловесной архаики. Сейчас мне интересней даже косить порою под простофилю, лишь бы избежать дидактики и напыщенности.
═
- Не ощущает ли писатель большей потребности сочинять, когда живет в условиях тоталитарного режима?
═
- При тоталитаризме враг был понятен, перед тобою, и это формировало характер. А без сильного характера поэтом никак не станешь, будешь какой-то тряпкой. Теперь же враг везде и нигде, и гораздо более мощный, чем одряхлевшая советская идеология. Это гигантская масскультура технотронной цивилизации и общества потребления. Куда тут деться поэту? Мне жаль сегодняшних молодых: их характер дробится смолоду, лишен выносливости, а сознание становится разом и хаотичным, и изворотливым. Сегодня и впрямь: вроде есть мастера, поэты, а серьезную личность, стоящую за их текстами, и с лупой не разглядишь, одно какое-то мельтешение. Нет почвы, подпочвенного слоя, подзола - на которых бы всходили такие колоссы, как Толстой или Солженицын. Все покупается на корню: от талибов, "кабинета" Хусейна и революционной толпы - до политологов и писателей. На последних, впрочем, требуются совсем небольшие деньги.
═
- С публицистикой вы покончили навсегда или это накопительный период и она воспоследует?
═
- Меня публицистика привлекала тогда, когда казалось - пусть иллюзорно, - что можно влиять на самосознание общества в лучшую сторону, что его морально-мировоззренческая атмосфера хоть немного, но поддается формовке. Как сказал еще десять лет назад Солженицын: "Мы должны строить Россию нравственную - или уж никакую, тогда и все равно". Нравственную не получилось. Раз пошла такая пьянка, не надо и публицистики.
═
- У вас вышло 12 поэтических сборников, а совсем недавно собрание сочинений в одном томе "Дольше календаря". Что почувствовал автор, увидев написанное за четыре десятилетия под одной обложкой?
═
- Сергей Гандлевский резанул однажды в стихотворении, что он "всего лишь мешок с дерьмом". А Бродский попрекнул меня, что, мол, моему лирическому герою не хватает того омерзения к себе, без которого он не слишком достоверен. Цитирую по памяти, но за смысл ручаюсь. Если честно, такое непременное дежурное самоуничижение мне не кажется натуральным. Согласитесь, это совсем не то, что совестливое понимание своей греховности. Я думал об этом, когда готовил книгу к печати, и вновь пережил подзабытые уже перипетии своей судьбы┘ А увидев "написанное за четыре десятилетия под одной обложкой", я сначала испугался, что обложка "не выдержит". Но нет, вроде держит. И глядя сегодня на свою книгу, думаю, простите за банальность: "Я сделал, что мог, пусть другой сделает лучше". Не уклоняясь в сторону и не думая о корысти, я слагал стихи, когда чувствовал их приход. И никогда не пытался вытягивать из небытия мертворожденные строки. Говорю как на духу, не стараясь себя ни фальшиво умалить, ни завысить.
═
- Жуковский говорил, что "Жизнь и поэзия - одно". Ваша жизнь подтверждает это?
═
- Василий Андреевич абсолютно прав. Я против теорий, что поэт "дышит, где хочет" и к нему "не липнет". Наоборот. Любое некрасивое дело, сделанное поэтом, воспринимается особенно болезненно и современниками, и в потомстве. Может быть, поэту что-то и "можно": быть примерным семьянином, например, судя по истории литературы, не его стезя. Но не гоже ему быть трусом, интриганом, жлобом, завистником. Не подобает ему, прикидываясь небожителем, заискивать перед тираном.
═
- Я знаю, что на протяжении многих лет вы ведете дневник. Думаете издавать?
═
- Я веду дневниковые записи с конца 80-х годов. Но свет они увидят уже после меня, примерно в 2020 году, если, конечно, к этому времени еще останутся люди, способные читать подобные объемные книги и которым все это будет интересно. Мой дневник - о бытовании общества в постсоветское время, к сожалению, очень мутное.
═
- Может быть, завершим беседу новым стихотворением?
═
- Вот стихотворение из подборки, посвященной памяти замечательного и до настоящего времени недооцененного поэта Александра Величанского. Ему в этом году исполнилось бы 65 лет, но пятнадцать лет назад прямо в день своего рождения он скончался. Это стихотворение будет первым - вместе с другими - опубликовано в шестом номере "Нового мира":
Чтобы стало на душе
светлее,
надобно нам сделаться
постаре,
рюмку в баре,
спички в бакалее.
Чтобы стала голова умнее,
а не просто черепушка
с клеем,
нужен Тот, Кому всего виднее,
а не пан Коперник с Галилеем.
А еще стило и лот в дорогу,
чтоб вернуться с тучей
тайн трофейных
в одночасье к милому порогу
из бессрочных странствий
нелинейных.
Ибо наше небо не могила
с брошенною наугад
бутылкой,
а все то - о чем ты говорила
ночью мне по молодости
пылкой.
