Новые смыслы для безумной книги

- Ирина, вот вы получили премию за лучший русский рассказ 2003 года. Как известно, вы пишете и романы. Какой жанр, на ваш взгляд, более адекватен сегодняшнему времени?

- Сегодня, как и всегда, все жанры хороши и адекватны. Несколько изменились требования, предъявляемые к скорости изложения - рассказ требует большей экономии средств, высокого темпоритма. Но это не отменяет возможности появления больших, сложно инструментированных, тяготеющих к полифонии произведений, стремящихся к более полному охвату времен и событий, рассчитанных на медленное и вдумчивое чтение. Читатель ищет книги "про себя и свое время".

- В вашем романе "Горизонт событий", опубликованном в "Новом мире", заметную роль играет книга Каверина "Два капитана". Капитану Татаринову в ней противостоит демагог и вредитель Николай Антонович, строящий козни своему брату и сопернику. И первая часть романа заканчивается ироническими инвективами героя по адресу "Двух капитанов": "Вредительство в романе - это еще и просверленные Николаем Антоновичем дырки в фортрюме корабля своего соперника, под второй палубой, значительно ниже ватерлинии┘ Вот это вредительство так вредительство! Право, одного Николая Антоновича на такое не хватило бы, здесь действовала группа диверсантов"┘ Cпустя месяц после выхода журнала группа диверсантов напала на ДК на Дубровке... "Норд-Ост" потерпел крушение и пошел ко дну, повторив судьбу "Святой Анны", получившей пробоину "под второй палубой, значительно ниже ватерлинии". Так ваш роман путем оговорки, зацепившей дымящийся кусок живой реальности, буквально предвосхитил события рокового октября┘

- Погибли столько людей, среди них дети, и какое отношение к этой трагедии могли иметь мои писания?.. Да, так совпало, что в процессе работы над своей вещью я вышла на роман Каверина, который в детстве очень любила, уже потом - перечитала и пришла к нелестным выводам. Стала видна надуманность, ходульность сюжетных линий и тем паче - политическая ангажированность. Передав своему герою любовь к этой знаковой книге, я прошла вместе с ним путь к полному разочарованию в ней. Это было всего лишь малой проекцией более общей моей темы, которую я бы сформулировала как роман человека с историей и книгой как частью ее. Каверин взял за основу реальную историю гибели экспедиции лейтенанта российского флота Брусилова и перелицевал ее на свой манер, снабдив вульгарно-сентиментальными ходами и репрезентативными установками в духе требований своего времени. На самом-то деле название этого романа - "Два капитана" - должно означать не Татаринов + Саня Григорьев, а Татаринов - Брусилов. Я сравниваю этих двух капитанов и эти две экспедиции - историю с успешной советской беллетристикой не самого худшего толка, и это сопоставление оказывается очень поучительным и наглядным.

- Но эта линия в журнальный вариант романа, кажется, не вошла...

- Да, мне пришлось многое в нем сократить. И роман, вышедший в издательстве "Олимп-АСТ" отдельным изданием, превышает журнал на целых 8 листов, так что для меня это два разных произведения┘ Я росла в профессорской семье, поэтому в детстве меня так занимал этот образ - профессора Николая Антоновича. Мне был близок уклад этого дома, академический апломб и несомненная интеллигентность его главы, вот почему мне долго не давала покоя предлагаемая автором версия вредительства этого человека, отправившего брата на верную гибель таким варварским способом: поставленный негодный провиант (гнилое мясо), пробитое днище корабля, в котором этот профессор кислых щей, интель недорезанный, в одиночку проделывает глубокие пропилы, то есть совершает большую и сложную плотницкую работу, требующую не только большой силы, но и высокой квалификации┘

- И все-таки: что вы почувствовали, когда обнаружили, что выступили в роли невольной прорицательницы?

- Я не знаю, чем объяснить это случайное совпадение, о котором вы говорите. Да, "поэта далеко заводит речь". Да, в процессе работы над языком выходишь на те или иные вербальные смыслы, обладающие своей логикой саморазвития. К тому же во мне, как и в каждом пишущем, живет такая надежда - свести в одном предложении все начала и концы, уместить все исторические эпохи, события, искусства┘ То есть вполне безумная козьмапрутковская идея объять необъятное, смикшировать все со всем для извлечения новых смыслов, написать вполне безумную книгу. Каковую, я считаю, должен стремиться написать каждый писатель, чтобы передать инфернальность нашей жизни, ее загадочность, таинственность по большому счету. Ведь литература - это такая хитрая вещь, когда в книжке часто оказывается совсем не то, что задумывалось автором. Этим вопросом я тоже задаюсь в своем романе: что же бывает написано в книге? Почему такая слабая, лукавая, источающая тайные яды книжка сервильного советского писателя смогла долго питать наши детские души?.. Наверное потому, что детство - благословенная пора, когда человеческая душа абсолютно защищена от пошлости и способна переваривать даже малосъедобное, извлекая для своего роста витамины из всего.

- В случайности всегда есть какая-то доля неслучайного. И "странные сближения" сегодня уже не кажутся такими странными, а свидетельствуют лишь об иных смыслах и мирах и ограниченности нашего опыта┘

- Вот вам еще одно "странное сближение" (я упоминаю о нем в романе): Чехов в письме как-то обронил фразу: "Денег - кот наплакал┘ Не знаю, как у Золя и Щедрина, а у меня угарно и холодно┘" Насмешливое перо классика тоже зацепило косвенное пророчество: именно Золя вскоре и умер от угара... И эти примеры можно множить и множить.

Мне нравится недавно выдвинутая физиками "волоконная теория", сравнивающая окружающее мироустройство с плетеной циновкой, объясняющая повторяемость тех или иных событий и "сближений" ритмичным выглядыванием из ковра времени того или иного "волоконца"┘ Я люблю вязать крючком, и мне показался близким этот замысел Творца, балующегося на досуге подбором нитей и придумыванием узоров для изнаночной и лицевой стороны. Мне очень интересен Сокуров, вообще весь его медитативно-сновидческий видеоряд, инвариативность его мышления, прошивающего одной золотой нитью прошлое и настоящее, а значит, и будущее... Примерно то же я пытаюсь делать в своих последних работах. Говоря о настоящем, так или иначе выходишь на историю, задающую вектор нашего развития.

- Вы как-то сказали, что книги сейчас мало покупают. Но я вижу, что полки ломятся от литературы на все вкусы...

- Не знаю. Меня в последнее время занимает вопрос: почему книги серьезных прозаиков выходят за рубежом ровно таким же тиражом, что и на родине? Значит ли это, что число читателей, готовых к восприятию сложных литературных текстов, величина постоянная и для любой страны колеблется в пределах 2-5-10 тысяч? У живой русской литературы недругов сегодня больше, нежели благожелателей. Возможно, это связано с переживаемой исторической ситуацией - история проигранной партии вызывает раздражение. И таких людей много - не умеющих, не любящих и не приученных читать русские книги. Пропускать сквозь себя эту "хроническую степь и перловую кашу человеческого существования", принимая сердцем как свое. Хочется праздника. Шика-блеска. Стиля и формы. Но когда стиля и формы так мало вокруг, особенно в нынешнем бытовании, то что делать?.. По совести и не знаю.

- А почему вы не поехали на Франкфуртскую ярмарку?

- Меня неприятно удивил рекламный парад планет по телевизору: тут и тети Аси - детективистки, тут и фекалист Сорокин, без которого сегодня - никуда... И все это по телеканалу "Культура" под маркой "современные российские писатели". Я представила себя в одной компании с этой публикой, и мне сразу расхотелось куда-то ехать. Кстати, свою первую литературную премию, которая тоже присуждалась за лучший рассказ года, я получила в Лейпциге в далеком уже 95-м году. Вручило мне ее во время Лейпцигской книжной ярмарки немецкое культурное общество "Лига Артис". Главное происходит не на ярмарке, а после нее, когда издатели всего мира живут инерцией события и перелопачивают горы рукописей на языке страны, выступившей в роли фаворита. Так что главным продуктом должны стать переведенные на другие языки книги русских авторов.