- Господин Кельман, в романе "Я и Каминский" вы высмеиваете современную журналистику. Скажите, а сами вы когда-нибудь бывали в нашей шкуре?
- О да! И даже - с двух сторон. Дело в том, что я пишу рецензии на текущую литературу в четыре крупные газеты Вены и одновременно даю интервью как писатель. Практически тем же изданиям! Кроме того, постоянно приходится просматривать кучу поточных материалов массмедиа, что и позволило мне сочинить своего рода сатиру на профессию. Приезжает к классику такой всезнающий гений пера, видит, что тот стар, кокетничает с его женой и метит занять место своего героя┘ Если бы в Австрии мои книги не получили столько положительных откликов, можно было бы подумать, я мщу! Студентом мне посчастливилось войти в команду составителей одной энциклопедии, и у меня осталось отношение к журналистике как к мощнейшему социальному регулятору в руках по большому счету бесчестных людей. Разумеется, лучше быть журналистом, пишущим об атомной физике, нежели атомным физиком с поверхностной натурой писаки. Меньше вреда нанесешь цивилизации! Но это проблема, как мне кажется, специфически западноевропейская. Здесь у вас в Восточной Европе ни прессе, ни телевидению, ни вообще СМИ долгое время не давали должной свободы слова. И поэтому понять невыносимую тяжесть оной, не пережив еще в полной мере радости ее обретения, невозможно.
- В России "Время Малера" вышло под одной обложкой с циклом рассказов "Под солнцем". Как вам лучше пишется - в большой или малой форме?
- На данный момент моя форма - это роман. Но я бы не сказал, что он "большой". Нет. Тут иная система координат. В Германии "Под солнцем" вышли в середине 1997 года. А "Время Малера" - в 1999-м. И с тех пор я рассказов не пишу. Ну, один или два от силы. Разумеется, это не значит абсолютного отказа от них. Идея создать толстый томик сюжетно и фабульно сплетенных повествований меня волнует. Но и в желании "шнуровать" рассказы единой темой внутри сборника - тоже свидетельство в пользу предпочтения романа как жанра.
- "Время Малера" роман кинематографичный. Лично мне показалась очевидной перекличка с недавно отшумевшим фильмом Рона Говарда "Выдающийся ум", где Рассел Кроу осилил роль гениального и сумасшедшего математика. Как вам?
- Прямой аналогии, конечно, не было и быть не могло. Мой роман вышел раньше! Но связь я уловил. Думаю, потому, что Говард и я черпали из одного источника.
Понимаете, когда выдающийся математик или, скажем, физик приходит в мир и общество людей, он привносит с собой новый и непонятный большинству тип личности. Каждый раз - новый. Ясно, что в фильме речь идет об определенном роде помешательства. И этот недуг вероятнее случится именно с ученым или другим одаренным человеком, чем, как говорят, с обывателем. Можно вполне счесть "Время Малера" историей душевной болезни. Козырной туз трактовки у всякого свой. Но вот что не дает мне покоя и по сей день: а кто сказал, что паранойя - это болезнь? Быть может - волшебство и единственная правда о мире. Став параноиком, вы утрачиваете способность видеть, где кончается одна вещь и начинается другая - то есть чувство границы и предела. И прежде всего - своей личности. И все-все в мире обращается к вам на ты. Указывает на вас и от вас зависит. Вопрос в том, сможете ли вы нести ответственность и действительно быть Всемогущим.
- Довольны ли вы переводом своих романов и рассказов на русский?
- Русского я не знаю, но мне сказали, что в названии первого моего романа "Магия Берхольма" ("Beerholms Vorstellung") "Vorstellung" перевели неточно. Ведь я имел в виду "воображение". А уж в какой мере оно магично┘
- Трудно ли быть в Австрии таким известным и таким молодым?
- Честно говоря, лучшее в писательском деле - что мы никогда не бываем по-настоящему известны. Популярны - выражаясь точнее. Исключение разве - Салман Рушди. А так - будь ты хоть тысячу раз светоносен - никто не узнает тебя на улице. Норман Мейлер однажды написал: можно войти в книжный магазин любой страны мира, купить свою же книгу и никто ничего не заподозрит! Порой и в самом деле нелегко справляться с ранним успехом. Ты еще не готов к отрицательным откликам критики, и стоит им посоветовать тебе идти мести улицы, как ты уже покупаешь фартук дворника. И у меня были такие времена. Но в целом удача - мой конек! И я ей страшно благодарен.
- Знаю, что вы немного преподаете в университете города Майнца. Пишете диссертацию по философии. Влияет ли академическая работа на ваше отношение к миру?
- Работу мою назвать академической трудно. Я не регулярно преподаю в университете - несколько дней встречался со студентами, рассказывал им о своих книгах и о том, как пишу. Меня пригласили, и я пришел. Хотя не исключено, что настоящая работа преподавателя и заинтересует меня. Я не против, но позже! У нас в Европе университеты не так уж хорошо развиваются, многого не хватает.
- А о чем ваша диссертация?
- О "Критике чистого разума" Иммануила Канта! По контрасту с творческой самореализацией я решил дисциплинировать себя точной и узкой темой философии. Два года уже мы с Кантом вместе, и конца нашим прениям не предвидится. По крайней мере - в ближайшем будущем. Но, с другой стороны, всегда можно сочинить еще один роман!