Беседовала Юлия - Сеньор Мариас, ваш роман "Волшебный свет" посвящен родным людям - отцу и дяде. В то же время в центре внимания - Лорка. Вы пережили историю поэта столь интимно?
- Моя жизнь и роман - нерасторжимое целое. По двум причинам. Во-первых, прочесть мой дебютный труд первым отважился отец. И даже похвалил! Ведь стоит обнаружить в себе писателя, как все близкие начинают страшно за тебя волноваться. Заручиться их пониманием и поддержкой в этом деле - чрезвычайно важно. Во-вторых, с моим дядей Фернандо приключилась история, очень похожая на ту, что была у героя книги, Лорки: он долгое время после войны находился в санатории для душевнобольных. Его тоже спасли от расстрела.
- Как складывалась издательская судьба романа? Критика приняла его благосклонно?
- Мне повезло: я сразу же получил за роман премию Барбастро. Это позволило хорошо печататься и дальше. "Волшебный свет" за четырнадцать лет успел обрасти массой толков. По нему сняли кино, и ООН сформировало комиссию по поискам останков Лорки, которые по сей день так и не найдены. Как только вышла книга, критики было мало, о романе почти ничего не пишут. Фильм перетянул одеяло на себя. Хотя та критика, что все-таки была, оставляла желать лучшего. Роман не поняли.
- Свободен ли художник в Испании сегодня?
- Теоретически - да. Можно писать, что хочешь, если писать хорошо. В последние годы, правда, когда правые находились у власти, многие писатели поддались искушению и впали в самоцензуру. Хотя власть от них этого не требовала. Я лично считаю, что полностью свободен.
- Ваш герой Лорка теряет память и получает, таким образом, возможность прожить другую жизнь. Память для вас - дар или проклятие?
- Это действительно неясно. Что лучше? Осознать несчастье, что с ним случилось, отдавать себе в нем отчет, или продолжать оставаться в неведении?
Свою миссию творца Лорка на момент смерти не выполнил: столько было задумано и так мало сделано. Лучшие мгновения жизни ему не достались. Страшно даже подумать!
- Для меня в романе очевидным оказался социальный подтекст: отношение государства и состоятельных людей к бездомным, к женщинам легкого поведения - одним словом, к маргинальным элементам общества. Много ли пишут ваши современники об этом "дне" существования?
- Тема эта порой затрагивается, но как-то вскользь. Пишут в основном о другом. Инфантильность мировосприятия - вот что пугает. Сталкиваешься все чаще с романами, написанными по заказу издательств, на потребу массовому любопытству. А там нет ни внутренней потребности высказаться, ни силы, которая обязательна для настоящего художественного повествования.
- Мы видим в романе Лорку глазами далекого от искусства человека - развозчика хлеба. Но именно его умом понимаем поэта с нуля. Для вас самого какой читатель важнее: эрудированный или обыкновенный простачок?
- Меня прежде всего влечет читатель страстный. Во всем, не только в отношении к литературе. И не важно, культурный он или нет. Человек должен брать книгу, чтобы насладиться ею. Не вдаваясь в подробности - кто автор, какова традиция, - а переживая непосредственное приключение сюжета.
- А если бы вдруг память потеряли вы? Какую бы новую жизнь предпочли иметь?
- При потере памяти хотелось бы мне жить в нормальных бытовых условиях. Не болеть - физически. На духовном же уровне - ты ведь утрачиваешь любимых и любящих тебя людей. Но не страдаешь по ним. Потому что их для тебя будто бы и не было никогда. Привычная ясность сознания обычно не дает нам возможности представить, какова амнезия на самом деле. А счастье в таком состоянии, уверен, тоже возможно. Не мучаешься по тем, кого не можешь вспомнить, и обретаешь странную свободу: наконец быть только собой.
