Россия выбирает евроремонт

- Алексей Ильич, как давно возник замысел трехтомника?

- Все было быстро. Три года тому назад была коллегия Министерства культуры, посвященная сохранению памятников культурного наследия. И вот тогда-то мне пришла в голову мысль, а не сделать ли что-то такое. Наступал новый век, новое тысячелетие, и тема подведения итогов напрашивалась сама собой. Итоги были очень грустные. Прежде всего думалось о том, что мы потеряли. Но чем больше мы углублялись в историю наших потерь, тем острее давали о себе знать еще две проблемы. Во-первых, тема реставрации. Ведь у нас была замечательная реставрационная школа. Реставрация развивалась у нас как наука, она совсем не была подвержена рыночным отношениям. Именно ей мы обязаны новым прочтением нашего наследия. Написать настоящую историю русской архитектуры до XVIII века стало возможно только благодаря усилиям реставраторов ХХ века. Это было одно ответвление от темы наследия. Другой том, тревожный, красный, задуман по аналогии с природной Красной книгой. В нашем институте работают над сводом памятников художественной культуры России. Для этого свода у нас в год по стране ездят две-три-четыре экспедиции. Из этих поездок возвращаешься с ощущением, что Россия - это кладбище культурного наследия. Поэтому возникло желание собрать в "Красной книге" такую картинку, которая бы заставила общество задуматься, что происходит сейчас. Кроме того, сейчас так много криков об истории, о духовности, что начинаешь думать, что все изменилось к лучшему по отношению к 80-м годам.

- Изменилось?

- Не изменилось. Если изменилось, то только для церковных зданий, из которых, скажем, в ужасном состоянии было четыре пятых, а сейчас только половина. Например, в Ярославской губернии 280 церквей действуют, а более трехсот пребывают в полуразрушенном состоянии. В остальных областях ситуация похожа.

- Существует ли статистика потерь?

- Мы приводим кое-какие цифры, хотя точного подсчета нет, конечно. Грубо говоря, половину мы потеряли. Из шестидесяти-восьмидесяти тысяч храмов тридцать-сорок тысяч исчезло. Из городской застройки примерно такой же процент. Самый большой процент потерь среди усадеб. Этот род архитектуры лишился публики, лишился жителей. Он весь превратился в ушедший вишневый сад, который вырубили до основания. От усадеб сохранилось пять, в лучшем случае десять процентов.

- С каким периодом советской истории связаны наибольшие утраты?

- Конечно, очень много было утрат в войну, хотя большая часть не в войну. Огромные потери в период коллективизации и в хрущевские времена, когда проводилась политика укрупнения сел. В семидесятые годы в основном страдала городская застройка.

- А в девяностые?

- В девяностые годы скорее наступила эпоха разрухи. Повторяю, нам не удалось собрать статистику. Но вот о том, что удалось зафиксировать, мы написали в заключительном разделе "Черной книги". Там упомянуто две тысячи исчезнувших за последнее десятилетие построек. Но на самом деле их, по крайней мере, в два раза больше. Но не этот процесс самый больной в последнее десятилетие. Среди каменной архитектуры в девяностые годы в Москве вряд ли разрушены шедевры. Гибнут не столько памятники, сколько исторические пейзажи. Гибнут так же интенсивно, как в сталинские времена. Вы понимаете, можно сохранить весь город в памятниках и потерять его как пейзаж. Такая ситуация обычно иллюстрируется гостиницей Москва. Памятники вокруг стоят, а города нет. Если вы меняете доминанты и перспективы исторической застройки новыми домами, которые по Москве растут, как опухолевые образования, то весь силуэт города уходит. Это и есть убийство исторического города. И дело тут не в отсутствии денег, это отговорки. Нет денег - пренебрегаем наследием. Есть деньги - тоже смотрим сквозь пальцы. Проблема в отсутствии желания сохранять свою историю. Тяга к идентификации в своей среде в эпоху глобализации сменилась стремлением быть как все, ориентацией на так называемые мировые стандарты.

- Не кажется ли вам, что тут есть объективная сложность? Желание сохранить национальное культурное наследие приходит в противоречие с естественным ходом развития хозяйственного уклада: меняется образ жизни, повышаются требования к комфорту, изменяется функция помещений...

- Вы знаете, Москва стала похожа на Поле чудес в Стране дураков: везде надо выкопать ямки и посадить золотые монетки. Если не вырастают золотые деревья, то надо все снести. Когда коммерция главный критерий, тогда другого выхода нет. Но это не значит, что исторический ландшафт и новый уровень жизни несовместимы. Все зависит от желания. Вот, например, в Ростове Великом маленький старый домик переоборудован в гостиницу: любо-дорого посмотреть. Там все соответствует нынешним стандартам комфорта, и при этом сохранен исторический антураж. Понимаете, если относиться к наследию с точки зрения наживы, его не будет. Если понимать, что человеческий, культурный, духовный эффект наследия гораздо важнее, что он отложен во времени в своем влиянии на людей, на формирование их облика и облика общества, то тогда он стоит таких денег.

- Можете ли вы назвать круг читателей, к кому эти три книги обращены в первую очередь?

- Не знаю. Общество благополучно их переступит, пойдет дальше и через месяц забудет. Я надеюсь на медленное их влияние на общество. Впрочем, я все-таки хотел бы думать, что они попадут на столы руководителям. Пусть у них будет повод подумать.