Беседовала Вера - Василий Павлович, в прошлый раз ваш приезда совпал с событиями вокруг "Норд-Оста". Теперь - закрытие ТВС, странная смерть Щекочихина, взрывы в Тушине... Что происходит - может, вам со стороны виднее?
- Происходит очень неприятное развитие событий. Я уже не говорю про терроризм - это вообще конец света, мы уже начинаем жить по израильскому сценарию. Но и то, что происходит внутри, - очень неприятно, с моей точки зрения. Говорят, что благодаря Владимиру Владимировичу установилась стабильность, - я так не считаю. Стабильность, если она есть, возникла благодаря большому бизнесу. Если сейчас подорвать его этими наездами, если учинить грубый черный передел: захапанное когда-то одними сейчас заново захапать другим, - все покатится к чертовой матери, и опять мы окажемся в глубочайшей заднице. Это очень опасно, очень.
- А как вы воспринимаете "дело Ходорковского"?
- Михаил Ходорковский - интеллигентный человек. Занимается благотворительностью, его империя работает прозрачно, нет даже двойной бухгалтерии с заработной платой, сто тысяч работников получают приличные зарплаты и отчисляют приличные налоги. Такое должно быть примером, а не находиться под угрозой уничтожения.
Я вижу тенденцию к ренационализации и деприватизации: остается ждать становления авторитарного правления бездарных хозяев.
- Посещает ли вас мысль: и слава Богу, что так сложилось, что я не живу здесь, в России, постоянно?
- Первые десять лет, с 1980 по 1990 год, когда нельзя было приезжать, меня просто жгло увидеть, как живет Россия. Теперь, когда долго здесь не бываю, - начинаю нервничать. Как будто что-то упускаю, стремлюсь сюда, а когда здесь поживу месяц - кажется, что пора уносить ноги.
Литературную ситуацию тоже не назовешь спокойной: Сорокина и Баяна Ширянова обвиняют в порнографии, могут посадить. Лимонова наконец выпустили из тюрьмы - не прошло и двух лет.
- У Лимонова ведь - политическая деятельность и довольно дурацкая. Собрал вокруг себя отморозков... Не знаю, зачем ему это надо, известному и способному писателю. Наверное, это то же самое, что цветастые штаны Евтушенко, - то есть кич.
- Главный террорист России - Эдуард Лимонов! Он играет в мировую революцию - смешно за это сажать.
- Но и не сажать - смешно, если он организовывает вооруженную группу!
- Давайте вернемся к искусству. Недавно окончились съемки телеверсии вашего романа "Московская сага". Довольны ли вы работой?
- Сейчас уже видно, что фильм будет. Вначале от масштаба всего этого дела кружилась голова. 24 серии! Заезжая на съемки, я видел, как все начинается, и мне казалось, что ничего из этого не получится.
Сейчас дело идет к финалу, и я поражаюсь, как режиссер Дмитрий Борщевский "держит" всю эту огромную армию снимающегося народа, продолжая продвигаться вперед. Премьера предполагается в январе.
- А почему не вы писали сценарий?
- Что-то помешало. Наверное, всегдашняя нехватка времени...
- Актерские попадания есть?
- Как ни странно, есть. Молодая актриса Екатерина Никитина, играющая Веронику, - поразительно глубокое проникновение в образ.
- Режиссер сам выбирал актеров, вы советов не давали?
- На роль Нины, поэтессы, я рекомендовал Чулпан Хаматову, но она забеременела, и от ее участия пришлось, к сожалению, отказаться.
- С телевидением у вас прямо любовь. А кино вы любите, Василий Павлович?
- Я люблю кино, но временами забываю о его существовании.
- Тогда и спрашивать не стоит, были ли вы на последнем московском кинофестивале?
- Вот на нем как раз был - на закрытии, мы с женой пришли посмотреть фильм о Марии Каллас. Кстати, о телевидении. Все было тихо-мирно, я вышел после фильма покурить, в зале церемония еще продолжалась - как вдруг на меня набросилось человек 50 фоторепортеров. Эффект частого мелькания на телеэкране! Когда в Самаре, где я часто бываю, корреспонденты ходили по городу и спрашивали про меня людей на улицах - те честно отвечали: книг его не читали, но внешне его знаем.
- А что читаете вы?
- Читаю я маловато все за тем же недостатком времени, но стараюсь следить за своими товарищами: Владимиром Войновичем, Александром Кабаковым, Анатолием Найманом, Евгением Поповым, который работает все интереснее... Мне кажется, русская литература незаслуженно игнорируется в мире - почему-то не входит в моду, как в свое время вошла испаноязычная, после "Ста лет одиночества".
- Не читали Паоло Коэльо, чрезвычано здесь сейчас популярного?
- Не читал. Хотя слышал, что он моден именно в России.
- Еще у нас моден Акунин.
- Я не люблю жанр детектива, поэтому и Акунина не читал. Чхартишвили (настоящая фамилия Акунина. - В.Ц.) читал. И даже встречался - приятный человек. Что касается жанра - так я и Сименона не читал и единственный раз в жизни читал Агату Кристи.
- В начале 80-х прославился писатель Владимир Маканин, спустя лет двадцать - Татьяна Толстая. Как вы считаете, в этой весовой категории - в высшей лиге - кто-то еще появился?
- Да, по-моему, никого не появилось... Хотя есть группа писателей, работающих всерьез, я уже частично перечислял их имена.
- Прочли роман Толстой "Кысь"?
- Прочел очень большой отрывок из романа и решил больше не читать. Не потому, что книга этого не стоит, а потому, что меня жутко раздражал язык. Как будто барыня пытается себе представить, как говорит простой народ.
- Ваш последний роман "Кесарево свечение" сложен по структуре - и вводные рассказы, и стихи, и пьесы, и явная автобиографичность героя с его университетскими буднями... Читая, я ловила себя на мысли: оставить бы одну линию главного героя. И вдруг - авторские строки, мол, моя бы воля - я бы издал этот роман на несброшюрованных листах, выбирай, кому что надо.
- Для меня это итоговая, важнейшая вещь. Раздумывая о том, что происходит с моим жанром, я понимаю, что нуждаюсь не в расширении аудитории, а, наоборот, в сужении. Рассказ "Бэби Кассандра" был написан мною до романа, причем на английском языке, потом мною же был переведен и вставлен в роман. Однажды я читал его в нью-йоркском клубе поэзии. Аудитория на 800, а то и 1000 человек была полна, зал живо реагировал на все хохмы, все понимал... "Смотри ты, какие удивительные люди!" - подумал я. После меня выступал еще один писатель со своей вещью - довольно средней: все "фак" да "фак", - и зал реагировал средне, без особого энтузиазма. Но когда мы после окончания вышли в фойе - к столику с моими книгами выстроилась очередь человек в 15, а к его - 150.
- У вас в скором времени должен выйти сборник эссе. Это что-то старое или новое?
- Это эссе, собранные из радиоскриптов "Свободы" 80-х годов. Сборник называется "Десятилетие клеветы", в подзаголовке стоит "Радиодневник писателя". Я сделал его давным-давно. Мой нью-йоркский издатель прогорел, и я забыл про эту книгу, а недавно наткнулся на нее. Это - что-то вроде мемуаров, полумемуары, что ли.
- К мемуарам, я знаю, вы - не очень...
- Не очень, не очень...
- Цитирую: "С годами вообще все больше хочется отойти от выдуманных сюжетов" ("Кесарево свечение"). Так, может, "Радиодневник" станет почином?
- Боюсь, что нет, особенно если учесть, что я сейчас пишу роман о Франции ХVIII века под названием "Вольтерьянцы и вольтерьянки".
- Тематика - эта, потому что вы переехали жить во Францию?
- Нет, скорее, наоборот, я живу во Франции, потому что начал это писать.
- С преподаванием в американском университете - завязали?
- Нет, за мной еще один семестр. Университет мне много дал, я страшно рад, что провел эти годы в университетской среде. Если в Америке искать позитивное и оптимистическое - это именно университетские кампусы.
Дарья Гармоненко