8 апреля в московском литературном клубе "Авторник" прошла акция "Суд над Дмитрием Кузьминым по делу о бюллетене "Литературная жизнь Москвы". Д.Кузьмин как главный редактор "ЛЖМ" обвинялся по двум основным пунктам: 1) ошибочность издания "ЛЖМ" (имеются в виду фактические, концептуальные и проч. ошибки издания "ЛЖМ"); 2) ошибочность прекращения издания "ЛЖМ".
Главным обвинителем и главным свидетелем обвинения по совместительству выступил Герман Лукомников, судьей был Леонид Костюков, ранее прекрасно зарекомендовавший себя в этом качестве во время аналогичного суда над журналом "Арион".
Суд разочаровал ту часть литературной общественности, которая ждала от него конструктивных дебатов и судьбоносных решений, поскольку прокурор в своей не в меру затянувшейся обвинительной речи сосредоточился по преимуществу на фактических ошибках издания, каковых за шесть лет выхода "ЛЖМ" закономерным образом накопилось значительное количество, и к тому моменту, когда дело дошло до концептуальных претензий к Кузьмину, аудитория уже изрядно утомилась, так что содержательная часть оказалась скомканной и беспорядочной. Однако трудно согласиться с теми, кто счел акцию полным провалом, поскольку в зрелищности ей отказать было нельзя. Своими удачами суд во многом обязан Леониду Костюкову, который безукоризненно исполнял свою роль, держа в руках две чайные ложечки, заменявшие ему судейский колокольчик, и с каменным лицом извлекая максимум возможного комизма из уместного применения судебных клише к общей невменяемой ситуации.
Помимо Лукомникова с частными замечаниями о фактических недочетах "ЛЖМ" выступили Юлия Скородумова и Иван Ахметьев. Концептуальные претензии высказали Ирина Семенова и представители сетевой общественности Перельман и Черешня. Суть их претензий сводилась к тому, что редакция "ЛЖМ" страшно далека от народа: это касается как предвзятости в отборе рассматриваемого в бюллетене материала, так и недостаточно увлекательного стиля его освещения. Перельман заявил также, что все беды "ЛЖМ" проистекают из принципиально некоммерческого характера проекта и достаточно было бы грамотно организовать маркетинг, чтобы дело пошло на лад. Дмитрий Кузьмин был до такой степени не удовлетворен уровнем претензий со стороны обвинения, что решил самостоятельно выступить с критикой в свой адрес. По мнению издателя, основной концептуальной ошибкой издания была авторитарность его дискурса: заметки в "ЛЖМ" не были подписаны и тем самым необоснованно претендовали на выражение некоторой объективной истины. Более частные замечания касались того, что нигде не были оговорены критерии отбора освещаемых литературных мероприятий, а также то, что фраза "Издается по решению Круглого стола литературных клубов и салонов Москвы", долгое время фигурировавшая в шапке бюллетеня, не соответствовала действительности ввиду мифического характера этой организации. На протяжении слушаний ни у суда, ни у публики, присутствовавшей в зале, не возникало сомнений, что вся совокупность предъявленных обвинений меркнет перед одним смягчающим обстоятельством: ответчик с группой единомышленников-волонтеров на протяжении шести лет бескорыстно осуществлял беспрецедентный титанический труд по структурированию и "систематическому описанию кучи неизвестного, нерасчлененного, никак не категоризированного материала, каковой представляла собой литературная жизнь Москвы к середине 90-х" (Д.Кузьмин).
Стоит рассказать о наиболее ярких моментах акции. Такова, например, сцена присяги главного свидетеля обвинения: Лукомников отказался положить руку на "ЛЖМ", потребовав печатного издания с более неоспоримым культурным авторитетом. Томика Пушкина ни у кого из присутствовавших под рукой не было, зато у Ильи Кукулина оказалась с собой "Илиада" в переводе Гнедича. После того как Лукомников торжественно присягнул на Гнедиче, Владимир Строчков заметил, что подобная присяга может выйти свидетелю боком. Из зала раздалось предложение присягнуть на Гнедиче с двух сторон┘ В результате сошлись на "Потешных стихах" Виноградова.
Один из подпунктов обвинения состоял в том, что в бюллетене были допущены неточности в терминологии, касающейся комбинаторной поэзии. Здесь с протестом вмешался Кукулин в качестве независимого эксперта от журнала "Новое литературное обозрение": он редактировал в соответствующем номере "НЛО" отдел, посвященный комбинаторной поэзии, и авторитетно засвидетельствовал, что вышеуказанная терминология отличается имманентной противоречивостью, так что публикация в "ЛЖМ" ничего существенного к общей путанице не добавляет и может быть сочтена равноправной версией классификации, с чем истец с радостью согласился.
До колик насмешил Игорь Сид, выступивший с докладом, в котором научно исследовал Дмитрия Кузьмина как центрального персонажа "ЛЖМ" и его сюжетную функцию в литературном процессе. Из зачитанных автором доклада фрагментов хроники вырисовывался образ некоего непрошеного резонера, к месту и не к месту встревающего со своим альтернативным мнением. (В качестве примера можно привести моностих из "ЛЖМ", ставший крылатым в кругу литературного содружества "Междуречье": "На что Кузьмин резонно возразил┘") Сид скрупулезно подсчитал количество появлений Кузьмина в хронике по годам (в последние годы оно неуклонно снижается), установил, что пик сезонной активности персонажа приходится на январь-февраль, а также выдвинул гипотезу, что завершение проекта во многом обусловлено исчерпанностью соответствующей сюжетной линии.
Линор Горалик, на протяжении заседания неоднократно бравшая на себя функции добровольного адвоката Кузьмина (сам ответчик от адвоката гордо отказался) и хорошо знакомая с реалиями американской судебной системы, призвала Сида прекратить фотографировать в зале суда, а вместо этого сесть и начать рисовать картинки.
Второй пункт обвинения, то есть ошибочность прекращения издания "ЛЖМ", не вызвал в суде больших разногласий. Все сошлись на том, что этого уникального источника информации о текущем литературном процессе читателям будет не хватать. Кузьмин оправдывался, в частности, тем, что задача, которую издатели ставили перед собой, начиная публиковать бюллетень, за шесть лет его существования частично решена, частично показана ее нерешаемость, "потому сегодня ее следовало бы ставить иначе, а для этого нужен другой проект, принципиально многоголосный и этим многоголосием очерчивающий границы дискурсивной вменяемости". Прозвучало также трезвое суждение: удивляться стоит не тому, что "ЛЖМ" в конце концов прекратила свое существование, но тому, что она продержалась целых шесть лет.
По первому пункту обвинения суд постановил, что все высказанные претензии должны быть приняты редакцией к рассмотрению, но эти вопросы должны решаться в рабочем, а не в судебном порядке. По второму пункту было вынесено частное определение: Кузьмина обязали провести работу по выяснению возможностей восстановления проекта в усовершенствованном виде, в частности, созвать для совещания тех экспертов, которых он видит в числе его возможных авторов.