Сожжение протопопа Аввакума. Г.Г. Мясоедов, 1897, частная коллекция
Ответственный секретарь Патриаршего совета по культуре (РПЦ) епископ Тихон (Шевкунов) надеется, что многострадальный памятник крестителю Руси князю Владимиру заложат 4 ноября, в День народного единства. Правда, непонятно, как это можно сделать, пренебрегая мнением ЮНЕСКО, которое не одобрило изменение облика Боровицкой площади в Москве, где предполагается возвести монумент.
Одновременно Русская православная старообрядческая церковь напомнила о своем праве первородства на Святую Русь. Собор РПСЦ в рамках 400-летия Аввакума Петрова, одного из вождей церковного раскола XVII века, предложил увековечить деяния «огненного протопопа» в виде памятной доски «на Казанском соборе, что в Москве на Красной площади». Связь с собором Василия Блаженного такая, что, находясь в Москве, протопоп Аввакум проживал и служил в этом храме. Кроме установки этой доски и других памятных знаков РПСЦ намерена обратиться к Институту русской литературы с просьбой издать полное собрание сочинений лидера староверов.
Интересно, что если в случае с князем Владимиром предполагается увековечить идею державности, подкрепленной государственным культом, то образ «огненного протопопа» связан с бунтом против власти, питаемым религиозным фундаментализмом и почвенничеством. Напомним, что деятельность протопопа началась с протеста против исправления богослужебных книг украинскими и греческими переводчиками, а закончилась обличениями власти, которая ради политической целесообразности идет на отказ от принципов. «Бедный, бедный, безумное царишка, что ты над собою сделал», «грабишь нас и обижаешь нас от креста», «беспрестанно пьет кровь свидетелей Исусовых», – писал он Алексею Михайловичу. «За великие на царский дом хулы» протопоп и был сожжен.
Если Аввакум олицетворяет духовную оппозицию, идущую на мученичество ради идей, то в последующем старообрядцы становились ведущей силой народных войн против самодержавия. Можно вспомнить про восстания стрельцов и казачьих вождей Булавина и Некрасова, оборону от царских войск соловецких монахов. Впрочем, и сам Аввакум признавался, что не пощадил бы врагов, будь у него сила: «…перво бы мне Никона, собаку, и рассекли начетверо, а потом бы никониян».
Сопротивление социальной несправедливости на Руси часто обосновывалось крайним консерватизмом, который многие считают косностью. Как говорил Пушкин, правительство – единственный европеец в России. Это верно и в отношении истории старообрядческого сопротивления. Казалось бы, русские самодержцы открыли страну для новых веяний. Алексей Михайлович начал с духовной культуры, а Петр Алексеевич продолжил в области технологий и создания имперской политической системы. Прогресс! Но царей объявили антихристами, упрямцы шли на смерть, лишь бы не брить бороды и не пить кофей.
В Библии, с которой строго соотносят свое поведение набожные староверы, такое поведение целого народа называется словом «жестоковыйность». Оно используется и в хорошем, и в плохом смысле, как и все в этой непростой книге, которую на территории России теперь нельзя обвинять в экстремизме. Народ Израиля назван жестоковыйным за то, что отказался признавать нововведения Моисея, обратившись к старому, более понятному для них способу богопочитания. Но именно за отказ сгибать по приказу начальства «выю», то есть шею, Бог возложил на этот народ особую миссию.
Что-то похожее произошло со старообрядцами. Благодаря трехвековому сопротивлению имперской государственной машине в этой среде сохранился дух вольности, который совсем исчез в остальной, крепостнической, России, придавленной единомыслием. Парадокс, но именно староверы, купцы и промышленники, стали в России проводниками капиталистического прогресса. Купеческий прогресс, конечно, тоже нес в себе противоречия, что достаточно отражено в русской литературе.
В ответ на неповиновение империя и ее официальная Церковь подвергли староверов жестоким, упорным гонениям. В случае со старообрядческими анклавами в русской глубинке самодержавие столкнулось с несистемной вольницей. Наряду с официальной Россией возникла альтернативная страна старообрядцев, тоже русских, тоже христиан, но живущих независимо от царя. В этом, наверное, следует искать объяснение упорству гонений на упрямцев.
Как бы то ни было, но история русского старообрядчества представляет собой летопись наиболее массового и последовательного проявления инакомыслия. Что по нынешним временам уже немало.