Скрижали гражданской религии

Владимир Мединский предложил начинать день в школах с молитвы во славу России. Фото Sputnik/Reuters

Понятие гражданской религии возникло еще в трактате «Об общественном договоре» (1762) Жан-Жака Руссо, но оно до сих пор не устоялось. Притом что всем более-менее ясно, о каком феномене речь. Применительно к современной России сюда можно отнести государственную символику, День Победы и дату воссоединения с Крымом, сакрализацию лидера страны, церемонию вручения паспорта, наконец, надконфессиональную фигуру Бога в последней редакции Конституции РФ (ст. 67.2). Все это очевидные элементы отношения гражданина к своему государству, которые складываются в некое мировоззрение, выражающее себя через аналогии религиозного культа, ритуалов, заповедей и догматов.

Через подобные аналогии формулировал суть гражданской религии США социолог Роберт Белла. Отмечая укорененность в ней библейских архетипов (Богоизбранного Народа, Земли Обетованной, Нового Иерусалима, Верховного Судьи и Невидимой руки Провидения), он видел ее сквозь призму своеобразной священной истории. Так, Белла говорит о «трех испытаниях», через которые прошла и проходит его нация. Первое – борьба за независимость и суверенное правление, второе – решение проблемы рабства и институционализация демократии, третье – достижение стабильного мироустройства с социально-политическим опытом Соединенных Штатов во главе. Только первое из испытаний можно считать пройденным.

Иным путем шли авторы Конституции Италии, где постулаты, берущие начало в Евангелии, проговорены на языке светского законодательства. Так, задача республики – «устранять препятствия… которые, ограничивая свободу и равенство граждан, мешают полному развитию человеческой личности и эффективному участию всех трудящихся в политической, экономической и социальной сфере общества» (ст. 3, § 2). Данная статья, вменяющая государству активную роль в искоренении неравенства, была навеяна новозаветным идеалом равенства возможностей. Это признавал ее лоббист, социал-демократ Лелио Бассо, которого трудно заподозрить в симпатиях к католицизму. Добавим, что акцент на «трудящихся» в разных местах итальянской Конституции также нетрудно вывести из Посланий апостола Павла (2 Фес 3:10 и др.).

Количество упоминаний трудящихся в основном законе Италии – 11 раз – лишь на единицу уступает Конституции СССР 1977 года (12 раз) и на единицу превосходит действующую Конституцию Китая (10 раз). Ну а действующая Конституция РФ? Как там с трудящимися? Для нее такой категории населения не существует. Отмена культа труда – одно из главных отличий гражданской религии современной России от гражданской религии Советского Союза. Поэтому в первомайском празднике Весны и Труда весна «языческая» затмила «христианский» труд.

В столь активном отторжении обществом значимости труда сыграло роль ветхозаветное проклятие: «В поте лица твоего будешь есть хлеб» (Быт 3:17). Трудящиеся «первородного», то бишь рабоче-крестьянского происхождения, выводили себя из ранее «угнетенных», что автоматически превозносило эксплуатируемых, придавало их титаническим страданиям ореол святости. 

Это тиражировалось через все виды искусств Страны Советов. И хотя «социалистический труд» сулил радость, по факту часто оборачивался мученичеством, хорошо, если добровольным. Вот почему граждане РФ, когда стало возможным не считать «мерилом работы… усталость» (Илья Кормильцев), переключились с процесса на цель, поклоняясь достигнутому успеху, а не затраченному труду.

Другим утраченным культом оказался Прогресс, на который опиралась «эсхатологическая надежда» советских людей. Так в гражданской религии принято называть представление о конечных судьбах нации и мира в целом. Сейчас это именуется образом будущего, и все согласны с тем, что он у современной России не задался. А могло ли быть по-другому, если российские квазиидеологи (идеология запрещена Конституцией) все лучшее приписали прошлому? Склеив атрибуты проигравшей империи (двуглавый орел, думу и губернаторов, «высокопреосвященства» и «высокопреподобия»…), ее «возродители» так всё плотно утрамбовали, что не оставили места для нового.

В отличие от неороссийского скородела марксистско-ленинская идеология построила эсхатологию многих уровней, где пройденные этапы мотивировали граждан для достижения следующих. Жизнь Союза исчислялась трудовыми периодами, пятилетками, каждая из которых решала уникальную задачу: индустриализацию, коллективизацию, качество, восстановление народного хозяйства… Порядковый год внутри пятилетки маркировал стадию ее выполнения. По завершении подводился итог, и даже если он не полностью удовлетворял первоначальному плану, внимание общества концентрировалось на его зримых результатах.

Великое отражалось в малом. Пять лет соответствовали дням рабочей недели – советской матрице «творения мира». Такая структурированность времени одухотворяла жизнь граждан гораздо полнее, чем это происходит сегодня в традиционных религиях, чей сакральный календарь прикован к светскому календарю, индифферентному к высшим смыслам. Граждане Страны Советов существовали внутри длительных, но ясно очерченных периодов своей «священной истории», напоминавших о себе в каждом прожитом дне.

Третьим утраченным культом оказалась Революция, которая сливалась с мифом основания Советского государства. Разве странно, что 12 июня, отмечаемый ныне как День России, ее граждане встречают с кислой или в лучшем случае отсутствующей миной на лице? Никакого сравнения с Днем независимости заклятого партнера. Большевистский культ Революции резко разграничивал новообразованные республики со всеми предшествующими и сосуществующими государствами, приписывая стране, строящей коммунизм, высшую и исключительную ценность в масштабе всей планеты. Ничего подобного курс на автономизацию исторического сознания не дал и никогда не даст.

Ставя ближнюю цель – подпитку национальной гордости, удревнение исторического бытия Российской Федерации, государство породило дополнительную проблему: антагонизм разных суверенов, которых оно пытается выдать за одного. Суверен в терминологии Руссо – тот, кто образует государство, субъект гражданской религии (философ считал его «политическим организмом» в активной фазе, государство же – в пассивной). К примеру, если в США суверен – «суверенная нация многих суверенных штатов», то учредитель Советского Союза – «равноправные народы», получившие территориальную прописку.

Однако то суверены республиканско-демократические, в то время как на протяжении большей части истории Россия и ее государства-предшественники были монархически-авторитарными. Суверенами Киевско-Новгородской и Московской Руси были Рюриковичи, мыслящие себя в широком евразийском пространстве, а сувереном империи с середины XVIII века стала западная династия Голштейн-Готторпов, именовавшая себя Романовыми исключительно в целях пропаганды. Романовы-Готторпы даже в мыслях не допускали породниться с османскими, иранскими или китайскими монархами, женились и выходили замуж строго внутри правящих родов Европы. Попытки отождествить их интересы с интересами «многонационального народа» (действующего суверена Российской Федерации) приводят к неминуемому расстройству исторического сознания. В контексте библейской истории это напоминало бы попытки выводить историю Израиля из истории заклейменных пророками ханаанских племен.

Гражданская религия не может сформироваться как механическое наслоение смыслов, ценностей, скреп и традиций, где-то или когда-то зарекомендовавших себя. Для ее построения необходимо чем-то пожертвовать в собственном прошлом, отказаться от чего-то весьма существенного. Чем-то это ментальное изменение напоминает жертвоприношение Авраама, когда тот перед лицом Всемогущего Бога не усомнился закласть даже собственного наследника. Тогда приходит подлинная уверенность в будущем и высвобождается место для начала нового движения.

Закон жертвы прошлым прекрасно чувствовали большевики, с самого начала адресовавшиеся не столько нации, сколько человечеству. СССР мыслился как эмбрион нового мира, кого-то восхищавшего, кого-то повергавшего в ужас, но уже на старте обогнавшего США (о чем страстно мечтает современная Россия). Не минуло и полутора лет с момента основания РСФСР (ядра будущего Союза), как делегаты из 21 страны учредили в Москве Коминтерн, призванный установить коммунистический строй по всей планете. Родилась нация, провозгласившая отмену всех наций, включая себя.

Это была самая большая жертва, на которую нация в принципе способна, поэтому гражданская религия Советов, хотя никогда не называлась таковой, породила волну адептов по всему миру. В 1920–1960-е годы она была способна реально потягаться с теми кредо, культами и догмами, которые предлагались со стороны западных демократий и США. А затем позорно предала самоё себя.

Сегодня очевидно, что следование дальше по пути имперской эклектики приведет к еще большему идейному хаосу, а копирование советского опыта давно уперлось в естественные преграды. Смогут ли пророки гражданской религии запечатлеть на скрижалях сознания нации действительно актуальный для нее опыт? Время не ждет.