Миру – эмир. Какое государство террористы построят в Афганистане

Духовный лидер талибов Хайбатулла Ахундзада может оказаться закулисным, но реальным правителем Афганистана.  Фото Reuters

Пока что известно, что талибы установили драконовские правила жизни для женщин. Они также преследуют и даже уничтожают своих политических противников и их родственников. Так, правящие террористы убили брата бывшего вице-президента Афганистана. Но при этом движение заявляет о себе как о государствообразующей силе, и для этого ему необходимо взаимодействовать с соседями страны и основными игроками в новой Большой игре на Востоке.

Если тактика более-менее определена, то о стратегии говорить рано. «Талибан» проявляет себя как очень закрытое сообщество. Поэтому мало что можно сказать о том, каким ему видится политическая система в завоеванной стране. Появились кое-какие предположения, но политологи и востоковеды опровергают их одно за другим.

Известно только, что талибы назвали свое государство «Исламский эмират Афганистан». Как во время своего предыдущего хозяйничанья в стране в 1990-х годах, они повсеместно вводят строгие шариатские суды. Чтобы понять намерения талибов, их сравнивают с другими исламскими политическими системами, с которыми мир познакомился в конце XX – начале XXI века.

Некоторые эксперты на Западе соотносят режим «Талибана» с исламской республикой в Иране, где существует формальная демократия, но верховный надзор осуществляет духовный лидер, рахбар, то есть дословно «кормчий». Это происходит в соответствии с традиционной шиитской доктриной «правления законоведа», или «велаят-е факих», приспособленной лидером исламской революции 1979 года имамом Рухоллой Мусави Хомейни для современного государства. СМИ пишут, что в «Талибане» такую роль может играть лидер самой группировки Хайбатулла Ахундзада. Он воспринял от «крестного» отца талибов, муллы Мухаммеда Омара, погибшего в 2013 году, титул «амир аль-муминин», то есть «повелитель правоверных». В 1996 году мулла Омар вышел в Кандагаре перед полевыми командирами, накинув на плечи хранящуюся в городе святыню – плащ пророка Мухаммеда, и так обрел верховную религиозную власть.

Другие эксперты, чтобы была какая-то точка опоры, сравнивают действия талибов с попыткой создания всемирного «халифата» силами террористической и запрещенной в России группировки «Исламское государство» (ИГ). Но талибы, судя по всему, ограничивают свою деятельность пределами Афганистана. Хотя возможна с их стороны помощь Пакистану в Кашмире – в благодарность за поддержку Исламабада, выпестовавшего талибов, обучившего и вооружившего их. Здесь же опять вопросы вызывает титул «амир аль-муминин». Существует множество трактовок. Мусульмане помнят, что так начиная с Умара называли халифов в первые века владычества арабов на большей части Азии и Северной Африки. Претендует ли Ахундзада на экспансию исламизма, подобно ИГ и «Аль-Каиде» (террористическая группировка, запрещенная в РФ), с которой талибов некогда связывали союзнические отношения?

«Амир аль-муминин – должность религиозная, – пояснил «НГР» директор Центра изучения современного Афганистана Омар Нессар. – В разное время лидеры многих других организаций, в том числе радикальных, приносили клятву верности своему амиру аль-муминину. Сам титул выходит за рамки этнические и географические. Если сейчас талибы объявят о верховенстве «повелителя правоверных», это будет означать возвращение к той модели, которая существовала при мулле Омаре. Его влияние выходило за рамки Афганистана и распространялось на весь регион».

«Значение титула в том, что его носитель провозглашается амиром, вождем всех правоверных. А уж где территориально это осуществляется – это второй вопрос, – сказал «НГР» директор информационно-аналитического центра «Религия и политика» Олег Симаков. – Но в самом «Талибане» нет единства, как минимум сосуществуют две-три группировки внутри движения. Есть верховное руководство, есть военное крыло, политическое крыло, есть полевые командиры. Все союзы, которые входят в «Талибан», могут оказываться недолговечными, и все договоренности могут быть в одночасье нарушены. То, что провозглашает духовный лидер, – одно, то, о чем ведет переговоры политическое руководство, – другое, а на местах каждый полевой командир сам себе голова».

О раздробленности и противоречиях в движении говорят и другие эксперты. «По составу правительства уже видно, что там фракции, более или менее воинственно настроенные, соперничают друг с другом, – подчеркнул в разговоре с «НГР» старший научный сотрудник Центра проблем Кавказа и региональной безопасности МГИМО Ахмет Ярлыкапов. – Все зависит от того, какие силы одержат верх. В отличие от ИГ талибы пошли по пути договоренностей».

«Если радикалы и прагматики договариваются между собой – это один вариант, если начнется фракционная борьба – другой вариант, – высказал предположение в комментарии «НГР» востоковед Алексей Малашенко. – Есть Ахундзада, есть Шура и есть правительство. Уже три фактора».

Эксперт напомнил о той ситуации, которая существовала в 1990-х годах, когда решения в Афганистане под властью талибов принимались по сложной схеме. Правительство в Кабуле обращалось за одобрением своих действий в так называемую Шуру, или совет полевых командиров в Кандагаре, где располагалась верхушка террористического движения.

Окончательное решение всегда принимал мулла Омар. Однако «при мулле Омаре движение зарождалось и было более однородным, чем сейчас», напоминает, в свою очередь, Симаков.

Сравнивая правление талибов с исламской системой у аятолл, Симаков обращает внимание на то, что «в Иране была революция, и на этой волне пришел духовный лидер, которого на тот момент поддерживала большая часть населения». «А здесь пришла к власти сила, которая устраивает не всех, да еще признается миром террористической организаций, – подчеркнул эксперт. – С учетом ошибок они будут выстраивать то, что у них и было ранее. Афганистаном овладела наиболее боеспособная военная сила. В Иране же это было народное движение. Исламскими идеями была увлечена большая часть населения, и под их взгляды выстраивалась система. В Афганистане далеко не всех устраивает то, что привнесли талибы. Шиитов, которые представляют собой третью по численности группу населения, «Талибан» не устраивает вообще».

«В исламской республике нужна конституция, нужны выборы», – говорит Малашенко. «Пока талибы дают понять, что выборы для них неприемлемы, – указывает Нессар. – Сходство в том смысле, что есть верховный лидер, этим и исчерпывается, тем более что непонятно, в чем будут состоять функции амира аль-муминина, ведь даже о его провозглашении талибы внешнему миру не объявили». «Как и у ИГ, у талибов – набор смутных идей, а не стройная доктрина, – продолжает эксперт. – У них есть несколько тезисов, вокруг которых строится политическая составляющая движения: исламского равноправия, порочности Запада, противодействие иностранному вмешательству». В этом согласны и другие востоковеды. «Такой концепции, как иранское «правление законоведа», у талибов нет, но четкое осознание себя в определенных политических координатах присутствует. Что касается «велаят-е факих», то эта доктрина зиждется на тонких шиитских представлениях, понимании природы власти», – подчеркнул Ярлыкапов.

Малашенко тоже не советует сравнивать Афганистан и Иран: «В Иране были духовные авторитеты, а тут нет такого человека, который бы именем ислама всех объединил. Чтобы повторить иранскую систему, нужен такой человек, как Хомейни, с его энергией и популярностью». «Амир аль-муминин претендует на верховную власть, но он не тот человек, который может играть роль абсолютного лидера. А заниматься государственными делами будут другие люди», – считает он. В качестве примера раздробленности и множества личных амбиций среди талибов, а также прихотливой политической игры внутри движения эксперт привел в пример судьбу Абдул Гани Барадара. На этапе наступления талибов на правительство президента Ашрафа Гани в минувшем августе он стал лицом движения для международного сообщества. Малашенко напомнил, что его прочили в премьеры, а в итоге он стал лишь заместителем главы правительства. В последние дни появились слухи, что в результате междоусобицы Барадар вообще убит.

Хромает и сравнение с теократией, которую установил и поддерживал на захваченных территориях Ирака и Сирии лидер «Исламского государства» Абу Бакр Аль-Багдади, пока не был в 2019 году убит. «У талибов есть концепция создания эмирата. Это будет государство с ярко выраженным исламским уклоном. Но это не халифат. Талибы претендуют на национальное государство, а халифат заявляет о своем универсальном характере, он претендует на весь исламский мир», – сказал Малашенко. «Талибы пока не претендуют на расширение земель, установление повсеместно своего миропорядка, как ИГ. Здесь локальные задачи. Поддерживают «Талибан» прежде всего пуштуны, да и то не все пуштуны», – пояснил Симаков. Пуштуны, напомним, составляют примерно половину населения Афганистана, и, хотя исторически доминировали в стране, сами раздроблены на племена. Кроме них есть таджики, узбеки, туркмены, а еще хазарейцы, которые в отличие от других народов Афганистана исповедуют не суннитскую, а шиитскую версию ислама.

«В ИГ приезжали разные люди из разных стран, получившие исламские знания в самых разных местах в отличие от талибов, у которых определенная традиция исламского образования. Это локальный вариант ханафитского ислама с деобандийскими корнями», – рассказал Ярлыкапов. Движение деобандийцев называется по городу в Индии, где оно развилось как антиколониальное течение и в наше время питает учебную среду пакистанских и афганских медресе, где обреталась основная масса талибов.

В отличие от игиловцев «талибы не имеют никакого отношения к салафитам», напомнил Ярлыкапов. По отношению к богословско-правовой школе они ханафиты-матуридиты. «У салафитов свое понимание многих вероучительных вещей, в частности, взгляд на природу Бога, на то, каким Бога представлять, что очень отличает их от остальных мусульман. Салафиты критически относятся к мусульманской философии. Философско-богословская школа матуридитов салафитами абсолютно не признается», – пояснил эксперт. «Но даже при коренных различиях талибы пытаются с салафитами в некоторых областях взаимодействовать, и салафиты проявляют интерес к такого рода сотрудничеству», – уточнил он.

Ярлыкапов в этом комментарии подошел к очень чувствительной теме: многие боятся, что успехи террористического движения в Афганистане воодушевят сторонников радикальных идей в Средней Азии и России. В российском антиэкстремистском дискурсе утвердился стереотип, что опасность представляют сторонники чистого ислама, а противовес им видят в так называемых традиционных мусульманах, которые якобы лояльны к политическим системам в своих странах. «Талибы – традиционные для своего региона мусульмане, – ломает стереотип Ярлыкапов. – Очень сложно дать четкое определение этим людям и включить их в какую-то систему координат. Традиционные-нетрадиционные мусульмане – талибов очень тяжело в эту картину вписать. Они не вписываются в западную картину». «Но в нее не вписываются и другие. Саудиты тоже не жалуют женщин», – отметил эксперт. Он считает, что «Талибан» – это «локальная история». Малашенко напоминает, что «афганцы всегда были на периферии ислама» и не смогут возглавить «исламистский интернационал», как арабы Аль-Багдади или Усамы бен Ладена. Однако Ниссар Омар напомнил «НГР», что «талибы уже заявили, что будут поднимать голос в интересах мусульман других стран». «Они упомянули Кашмир, но со временем, думаю, их амбиции распространятся дальше», – считает эксперт.

Пусть талибы и провозглашают возврат к традиционной для Афганистана версии исламской жизни, но для нынешних жителей страны, особенно женщин, их правление уже сейчас становится тяжким бременем, о чем говорят уличные акции протеста в Кабуле и других городах против действий новой власти. Пытаясь найти определения для происходящего в Афганистане, в добавление к сказанному можно прибегнуть к историческим аналогиям. Так и хочется сказать, что это опричнина на исламистский манер. Террористическая группировка обособилась от народа, наводит ужас на население и пользуется его трудами, облагая налогами и принуждая к покорности. Расширяя исторические аналогии, можно добавить, что талибы строят общество победившего терроризма в отдельно взятом государстве. Но сказанное вовсе не значит, что весь остальной мир это не должно волновать.