Талибам нужен мир

Заняв Кабул, талибы объявили всеобщую амнистию для правительственных чиновников, а также пообещали уважать права женщин Фото Reuters

Запрещенное в России движение «Талибан» 15 августа захватило власть в Афганистане, заняв столицу страны. Есть два варианта завершения гражданской войны: либо талибы становятся безраздельными хозяевами этой Исламской Республики, либо в Кабуле будет сформирована коалиция, в которой они будут играть главную роль.

Мир, и в первую очередь соседи Афганистана и те, кто находится в непосредственной близости от него, с болезненным интересом пытаются угадать будущее страны, а также то, каким образом им предстоит выстраивать отношения с ее новыми правителями.

У каждого будущего всегда есть свое прошлое.

Оглянемся почти на полвека назад и посмотрим, каковы, так сказать, глубинные предпосылки успеха талибов, представляющих собой афганскую версию радикального (а порой и экстремистского) исламизма. Кто разворошил спокойную монархию, пребывавшую на периферии глобальных проблем мирового сообщества?

Первой предпосылкой нынешней ситуации стало свержение в 1973 году короля Афганистана, искреннего друга Советского Союза Мухаммада Захир-шаха. В 1978-м случилась инициированная Москвой Саурская революция, в ходе которой был свергнут президент Мухаммед Дауд и к власти пришла квазикоммунистическая Народно-демократическая партия Афганистана (НДПА). В 1979 году уже силами КГБ был устранен Хафизулла Амин и власть перешла к главе НДПА Нур Мухаммаду Тараки. Тогда же СССР силами ограниченного военного контингента оказал афганцам братскую помощь. В ответ начался тотальный джихад, в ходе которого и сложилась оптимальная религиозно-политическая почва для прихода в 1996 году талибов.

Афганский опыт более чем наглядно показал: силой навязывать кому бы то ни было чуждую модель устройства общества и государства – будь то коммунистическую, будь то демократическую – непродуктивно, опасно, да и просто глупо. На этом обожглись обе великие державы – и СССР, и США. Бывший британский посол в Афганистане Шерард Коупер-Колс отмечал: «Мы так не научились использовать преподносимые нам уроки».

Анализируя успех «Талибана» в контексте собственно внутриафганской ситуации, необходимо учитывать общую обстановку в мусульманском мире, а именно глобальные успехи исламизма, который еще называют «политическим исламом». А таковых достаточно. Это и Исламская революция в Иране 1978–1979 годов, и связанная с ХАМАС исламизация палестинского сопротивления, и пребывание у власти, пусть кратковременное, в 2012–2013 годах в Египте лидера «Братьев-мусульман» Мухаммеда Мурси. Это, наконец, запрещенная в России террористическая организация «Исламское государство» (ИГ), сумевшая продержаться с 2013-го чуть ли не до 2019 года, сопротивляясь международной коалиции.

Можно ли однозначно поставить все эти случаи в один ряд? Ответить на этот вопрос непросто. Но нельзя не признать, что у всех – и успешных, и проигравших – исламистских режимов и движений была общая стратегическая цель – исламизация общества и государства.

Вопрос «кто следующий?» по-прежнему актуален. Кандидаты есть. И на Ближнем Востоке, и в Африке, причем не только в Западной – Мали, Нигер, Нигерия (в ее северной части), но и в Юго-Восточной – Мозамбик, Танзания.

Не надо забывать про Сомали. Многие скажут, что в таком рассуждении излишне много эмоций и преувеличений. Но кратковременной экзотикой в свое время полагали и власть имама Хомейни и до последней секунды не верили в победе на президентских выборах в Египте «брата-мусульманина». Абсурдной девиацией считалось и ИГ. На «Талибане» до сих пор висит бирка террористической организации, что не мешает его представителям ездить на переговоры в Доху, Москву и де-факто быть признанными в странах Центральной Азии и Китае.

По сути, позиция России, Китая, Индии, США и европейцев сводится к мысли «никуда от них не деться». Придется каким-то образом признавать «Талибан», даже осторожно партнерствовать с ним, тем более что сами талибы регулярно подчеркивают свое миролюбие и стремление общаться с членами мирового сообщества.

Пожалуй, наибольшую тревогу успех талибов вызывает в мусульманском мире: еще одна удача исламистов, пусть даже афганских, заставляет мусульманских монархов и президентов еще тщательнее задуматься, как ограничить их потенциал в своих странах.

Как поведут себя победившие талибы? Но прежде надо задуматься о том, какие талибы скорее всего пришли к власти. Будут ли они представлять радикальное, даже экстремистское направление этого движения или это будут прагматики?

У экспертов существуют разные мнения. Одни полагают, что доминировать скорее будут радикалы. Другие – что умеренные, рационалисты-прагматики. Шансы радикалов не столь велики. От крайностей устали. К тому же радикалам потребуется некий харизматичный вождь вроде умершего в 2013 году муллы Омара, а личности его уровня пока что не предвидится.

В Кабул вероятно вошли прагматики, которым не нужно продолжение вечной гражданской войны. Они займутся решением внутренних проблем, прежде всего экономических. Конечно, их утверждение во власти будет сопровождаться местью прежней элите, что мы сегодня и наблюдаем (хотя резней это назвать нельзя). В этом нет ничего удивительного: начиная c 1979 года межафганские трения, зачастую кровавые, привычны для местной политической ситуации.

Но прагматикам (назовем их новыми талибами) чужда агрессивность, никакой внешней угрозы создавать они не будут. Они по-своему дружелюбны и не намерены вмешиваться в чужие дела – в частности, поддерживать своих «единомышленников»-исламистов. Это касается не только Центральной Азии, но и Китая, где их оправданно подозревают в симпатиях в Синьцзяне к тамошней оппозиции. Руководитель политического офиса «Талибана» мулла Абдул Гани Барадар на недавней встрече с министром иностранных дел КНР Ван И заверил его, что талибы не станут оказывать поддержку уйгурским сепаратистам.

В Центральной Азии, в Узбекистане, даже в Таджикистане к талибам относятся «с пониманием». С другой стороны, местным властям, исходя из внутриполитического расчета, можно выражать и представлять ситуацию в Афганистане как внешнюю угрозу. А коль таковая наличествуют, обществу проще объяснить, что нужно меньше думать о внутренних проблемах, а сплотиться вокруг своей родной власти. Ничего нового здесь не придумано. Такова логика всех авторитарных режимов.

Однако угроза радикального ислама, если она и актуальна для Центральной Азии, может возникнуть только из-за внутренних социально-политических осложнений, которые в ближайшее время не предвидятся. Здесь следует отдать должное региональным властям, в первую очередь руководству Узбекистана, где на протяжении многих лет исламистский фактор действительно играл заметную роль, но сегодня исламисты там практически незаметны (хотя полностью свой потенциал они не утратили).

Несколько иначе видится обстановка в Таджикистане, где возрождение оппозиции под исламскими лозунгами возможно. Однако и в этой стране «революционная» инициатива будет местной, но не исходящей от талибов.

Может ли стать дестабилизирующим фактором афганская миграция? Центральной Азии, и прежде всего Таджикистану, тысячи афганских беженцев ни к чему. Но отправлять их назад на родину вряд ли получится. Кормить нечем. Рассчитывать на зарубежную помощь особо не стоит. Увы, на какое-то время Таджикистан обречен на присутствие в его южной части лагерей, можно даже сказать, целых афганских беженских анклавов.

Если исходить из того, что прямой угрозы для Центральной Азии, Синьцзяна, да и вообще для остального мира, талибы не представляют, то придется подкорректировать доктрину безопасности в регионе. До недавних событий все было предельно ясно: там, за бывшими границами СССР, вершат свое черное дело экстремисты, готовые на все, а главное – на вторжение на север. Отсюда следует смысл Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) которая подобную агрессию может и должна предотвратить. Это подчеркивает главную роль России, стержня ОДКБ, необходимость, оправданность ее военно-политического присутствия в регионе.

Теперь, когда талибская угроза выглядит виртуальной, то от кого защищать регион? Конечно, постоянно звучат разговоры об «Исламском государстве» и об «Аль-Каиде» (запрещенная в России террористическая организация). Но в Афганистане эти структуры давно пребывают в рыхлом состоянии, пусть даже они способны совершить пару терактов, да и то – не в Центральной Азии. Бурные маневры с участием танков выглядят демонстрацией российского присутствия, мобилизация в Таджикистане четверти миллионов молодых воинов – подтверждением силы режима президента Эмомали Рахмона. Бороться же с экстремистскими группировками танками не слишком продуктивно. Это, хочу верить, понимает и министр обороны РФ Сергей Шойгу.

ОДКБ, конечно, сохранится. Вот только реальное дело ей найти непросто. Она отсутствовала во время киргизских революционных смут и этнических погромов, не наблюдалась в вооруженных пограничных конфликтах, миновала карабахский конфликт.

В свое время сатирик Михаил Жванецкий читал текст о том, как трудно отыскать место для совершения героического подвига: «Вот если бы все подорвались на мине… но об этом можно только мечтать». Общего «подрыва на мине», заложенной хоть талибами, хоть «Исламским государством», в регионе ожидать не приходится. Простор для совершения подвигов по борьбе с терроризмом сократился.

Возможно, характеризуя нынешнюю ситуацию и пытаясь предвидеть будущее, автор забегает вперед. Но напомню: известный французский востоковед Жиль Дорронсоро метко назвал свою небольшую, вышедшую еще в 2009 году монографию «Констатируя провальную стратегию в Афганистане». Так или иначе, но сегодня эксперты и политики больше размышляют не о том, как талибы победят, а о том, как они используют плоды своей победы.