После крушения коммунизма Россия получила еще более консервативную церковь, чем накануне революции. Фото PhotoXPress.ru
В связи с приближающимся 150-летием Владимира Ленина «НГР» задались вопросами, которые неизбежно возникают при осмыслении политического наследия основателя СССР в современной России. Можно ли назвать ленинскую политику в отношении религий «миной», заложенной под страну? Как радикальные реформы большевиков в отношениях религии и государства повлияли на развитие отечественной и мировой политической культуры? Почему культу личности Ленина не удалось заменить собой религиозное сознание народов России? Какие уроки мы можем извлечь из попытки создать государство и общество, свободные от религии? С этими вопросами мы обратились к ведущим экспертам в области отношений государства и религии.
Владимир Миронов, декан философского факультета МГУ
«Заложенная мина» в отношении религии – как образ, связанный с неизбежным разрушением в результате взрыва России как государства? Не думаю, что это так, хотя бы в силу того, что Россия как государство к религии не сводима, да и религия, а точнее, религии не были разрушены и не могут быть разрушены, так как являются частью культуры. Что касается религии и отношения к ней Ильича. Ситуация любопытная. Ленин был крещен, его отец был верующим человеком, и, насколько я знаю из биографии, сам Владимир Ильич до 15 или 16 лет носил православный крестик на шее, который вполне сознательно и сорвал. Это было, естественно, еще до его серьезного знакомства с марксизмом. Изначально почвой для его антирелигиозности был чисто юношеский протест против представителей церкви как института. И мы прекрасно знаем, что среди последних, действительно, могут быть весьма разные по своим нравственным и иным качествам люди. Понятно, что вера – это внутреннее состояние прежде всего самого человека, и, значит, она не была так уж крепка у юноши Ленина. Но потом, конечно, все это легло на почву марксизма, в котором религия всегда рассматривалась как «опиум народа». Но по своим негативным и даже оскорбительным оценкам религии он пошел значительно дальше Маркса, достаточно почитать некоторые его письма Максиму Горькому. Религия в лице прежде всего духовенства стала одной из первых жертв революционных репрессий новой власти. Причем удивительно, что это касалось даже чисто конкретных вещей, связанных с распоряжением о репрессиях и расстрелах. Это несколько противоречит прагматичности Ленина, который вполне мог бы рассматривать религию, в частности, православие, как дополнительный фактор привлечения на свою сторону части населения. Правда, следует отметить, что одновременно это было и отражением общей ситуации в стране. Не надо думать, что все репрессии против религиозных деятелей шли сверху. Сверху лишь «открыли клапан», но инициатива снизу, в том числе и по разрушению храмов, и по убийствам священников, была огромна.
Но даже в этих условиях с религией покончить не удалось, и это в принципе невозможно, ибо она часть культуры и пронизывает ее насквозь. То же православие в новой России осталось, и политикам приходилось с этим считаться, что позже проявилось во время войны, когда Сталин официально восстановил религию в правах, исходя из чисто прагматических соображений. Опять же ирония судьбы. Сталин ведь получил духовное образование и уже во время войны был инициатором восстановления духовных академий. В частности, я знаю историю, что в 1943 году он был инициатором восстановления духовной семинарии в Саратове (это было реализовано в 1947 году), рассматривая ее как школу по подготовке кадров для церкви.
Конечно, революция повлияла на изменение духовной атмосферы в России, но это касалось не только религии. Религия была просто одним из дополнительных раздражителей для власти. И, конечно, это нанесло и урон разнообразию философской мысли или русской философии, часть представителей которой были репрессированы и даже уничтожены.
По поводу культа личности Ленина. Тут тоже есть некоторый парадокс. Как достаточно последовательный марксист, он отрицал культ личности, и можно найти целую серию его высказываний против этого. Но как чистый прагматик, все подчиняющий достижению цели и результата, он не отрицал, может быть, не называя это прямым образом культом, роль сильной личности как одного из условий достижения цели. Его позиция была здесь очень жесткой. Знамениты его выражения, что наша власть сегодня как кисель, а она должна быть жесткой, и это во времена, когда страна уже находилась в пространстве репрессий, возникновения концлагерей, расстрелов и пр. Ленин это обосновывал теоретически, говоря о том, что социалистическое развитие не отрицает диктатуры отдельных лиц. Ну а далее понятно, что позиция диктатора почти с неизбежностью – здесь вопрос только времени – приводит к культу личности. Но что интересно, часто это не зависит от самой личности, культ которой создается близким окружением, теми, кого сейчас принято называть элитой. Мне кажется, что Ленину здесь немного не хватило времени и создания вокруг себя преданной элиты, что позже удалось Сталину сделать. Кстати, во многом культивирование личности вполне сочетается с религиозным сознанием. Таким образом, говорить о том, что культ личности Ленина был попыткой вытеснить религиозное сознание, неправомерно, ибо и культа не было, и вытеснения не произошло. Религия – это не нечто допускаемое или недопускаемое, это не нечто, что можно разрешить или запретить. Она не может быть создана директивным образом. Последнее может лишь задать формы ее реализации в конкретном обществе с той или иной степенью свободы. Поэтому она всегда была и есть.
Религия с философской позиции – это особый феномен культуры, который вызревает из традиций данного народа, данной страны или государства, который затем может значительно влиять на развитие данной культуры, выступая в ряде случае как ее самовыражение. Можно по-разному относиться к религии, можем быть религиозными, можем быть нерелигиозными, неверующими. Но мы не можем религию просто закрыть или запретить, как иногда кажется. Чаще всего, как показывает история, в случаях запрета религии лишь укрепляются. Кроме того, надо иметь в виду, что, наверное, большинство людей в мире, являются верующими, пусть они и верят в различных богов. И это необходимо понимать, с этим необходимо считаться. Даже самым заядлым атеистам вряд ли стоит «оптимистически» надеяться, что религия когда-нибудь отомрет.
Поэтому попытки построить общество вне религии были, но все они не увенчались успехом или же просто заменяли религию какой-то искусственно конструируемой системой культа. Опыт ленинской политики в отношении религии был перенесен на другие страны, например ГДР. Тоже вроде бы социалистическое государство. Тоже вроде бы религия прижата. Но при этом не запрещена. В ГДР даже была партия соответствующая – Христианско-демократический союз, были воскресные религиозные школы. Нынешний канцлер Германии Меркель была дочерью пастора и одновременно активисткой немецкого Союза молодежи и даже возглавляла отдел агитации и пропаганды. И в нашей стране религия не была запрещена, хотя некоторые религиозные действа ограничивались. Я помню, что, когда был подростком, мы ходили на крестный ход на Ленинские горы. Декларируемый атеистический характер государства не мог вытеснить религию, в ряде случаев именно это даже делало ее своеобразной модой для молодежи, с чем мы столкнулись после перестройки.
Церковь, особенно в нашей традиции, была слишком сопряжена с государством. Однако между церковью и государством всегда должна сохраняться дистанция. Иначе будет даже не как при Ленине, а как при Петре I, когда патриарх просто был «блюстителем патриаршего престола», а затем управление церковью осуществлялось Святейшим правительствующим синодом.
Борис Кагарлицкий, директор Института глобализации и социальных движений (НКО, исполняющая функции иностранного агента)
Антирелигиозная и антиклерикальная политика, проводившаяся в Советской России в 1918–1922 годах, в начальный период существования СССР, в своих основах та же, что проводилась во Франции в период якобинской диктатуры (причем меры, принятые во Франции, были даже радикальнее – закрыты были все монастыри, священников массово ссылали в тропические колонии, где они почти все погибали), или при Бисмарке в Германии (Kulturkampf). Также можно вспомнить массовые репрессии против Католической церкви в Британии в XVI–XVII веках и систематическое уничтожение монастырей при Иосифе II в Австрии. Строго говоря, это часть обычного «пакета» мер по созданию светского государства, которое иногда вводилось мягкими методами, иногда – репрессивными, в зависимости от обстоятельств и уровня сопротивления. В России эти меры проведены были с большим опозданием и в крайне жесткой форме. Но без этих мер формирование современного общества и экономики не были бы возможны. Даже если бы у власти оказались не большевики, процесс шел бы в том же направлении. Сознание населения стало внерелигиозным, а потому культ личности вождя, даже заимствуя некоторые признаки традиционных религиозных культов, не мог и не должен был играть ту же роль, что и прежние верования. Общество, свободное от религии, уже создано во всех развитых странах, и другим индустриальное – тем более постиндустриальное – общество просто быть не может. Религия либо оттеснена на второй план, перестав быть частью массовой духовной практики, либо превращена в часть ритуально-обрядовой жизни, необходимой для упорядочивания любого социума, но не имеющей прежнего мировоззренческого содержания (как это случилось в католических странах Европы), либо превращена в инструмент идеологической мобилизации для различных фундаменталистских и реакционных движений. Наконец, мы имеем весьма значимые по своему политическому весу церковные институты, например в России или Польше, где их функционирование остается серьезным фактором, сдерживающим демократизацию и гуманизацию общества.
Культ личности Ленина насаждался, но так и не вызвал отклика в народных массах. Фото РИА Новости |
В России Православная церковь традиционно была господствующей церковью. И то, что сделал Владимир Ленин, стало ударом по огромному количеству людей, которые оставались верующими. Перепись 1937 года показала, что большинство людей, даже тогда, когда прошло более 20 лет после революции, все равно остались верующими, что стало неожиданностью для власти. То, что сделал Ленин, было попыткой очень быстрого перехода к коммунистическому обществу, где, по мнению большевиков, религия должна была быстро отмереть. В результате возникло очень серьезное разделение в обществе на тех людей, которые в это поверили и рушили храмы, арестовывали священников и вели очень грубую антирелигиозную агитацию – с одной стороны. И с другой – те люди, которые были жертвами этой политики. Были и те, кто не выступал против, вел себя достаточно осторожно и не лез на рожон, но при этом продолжал быть верующим. Это был достаточно большой слой общества, о котором говорят существенно меньше. Чаще говорят о тех людях, которые заметны. Либо о воинствующих безбожниках и чекистах, либо о новомучениках, священниках и мирянах. Но у этих людей из третьей категории был, с одной стороны, конформизм. Они предпочитали не рисковать: закрывают церковь – ну и ладно. Но, с другой стороны, у них сохранялась вера, что находило свое отражение в иногда достаточно анекдотичных с точки зрения церковных правил вещах. Например, на Пасху стали ездить на кладбища. Если посещать церковь стало опасно, то на кладбищах установить контроль невозможно. Это было бы уже слишком даже для коммунистического общества. Поэтому люди на Пасху выезжали на кладбища.
Важен еще и такой момент. В начале XX века очень многие страны прошли путь секуляризации, то есть снижения роли церкви, уменьшения числа верующих и повышения роли гражданских институтов. Но этот процесс в других странах носил иной характер. Конечно, далеко не всегда это было спокойно. Достаточно сложные и конфликтные отношения были между государством и церковью во Франции, где были очень серьезные столкновения интересов, но при этом процесс секуляризации был не столь радикален и проходил без жертв. И в результате получилась очень интересная картина. Россия – вообще страна с очень большой амплитудой маятника. Как говорил американский историк Джеймс Биллингтон, занимающийся Россией, тут или икона, или топор. Либо люди веруют и ходят в церкви, почти поголовно являются верующими хотя бы формально, либо они берут топор и начинают все крушить. И государственные институты, и церковь, и ту же самую икону рубят топором. И получилось так, что Владимир Ильич и его соратники задали такую мощную амплитуду этого маятника, которая пошла по антицерковному направлению, что потом, уже в 1990-е годы, пошла обратная реакция. Если в советское время был официальный атеизм, то потом произошла попытка возродить официальное православие. И сейчас современное русское православие, сформировавшееся в 1990-е годы, оказалось более консервативным, чем православие дореволюционное. То есть Владимир Ильич, с одной стороны, расколол общество, а с другой – его политика стала одной из причин того, что возрождение православия произошло в весьма консервативном формате.
Что касается того, почему культ Ленина не смог заменить религиозное сознание народа, во-первых, потому, что у него не было таких корней, как у религии. Это был весьма молодой культ. Кроме того, он основывался на двух вещах. Первая: Ленин – основатель советского государства, которое было создано в 1917 году и декларировалось как справедливый и успешный проект. И когда оно стало демонстрировать свою неэффективность, когда выяснилось, что в нем много несправедливости, когда стало понятно, что по уровню жизни западные страны обгоняют, – все это привело к разочарованию в советском государстве. А раз было разочарование в СССР, то под ударом оказался и Ленин, который был основателем СССР и тесно с ним связан. Очень быстрая эрозия Советского Союза и последующий его распад сильно ударили по образу Ленина в очень короткие сроки. Если еще в 1987 году сторонники перестройки на всякий случай цитировали Ленина, чтобы прикрыться от консервативной части КПСС и их обвинений, то к 1990 году это было уже неактуально. Произошла быстрая десакрализация Ленина.
Второй интересный момент – это то, что культ Ленина был уж больно приторным. Даже сейчас среди поклонников СССР более популярен Сталин. У него более брутальный образ имперского вождя, который выиграл войну. У Ленина образ был слишком идеальным. Если присмотреться, то можно заметить, что его жизнеописания очень похожи на жития святых. Это такой советский святой, который был идеальным ребенком, идеальным юношей, идеальным человеком без каких-то даже минимальных недостатков. И когда стал рушиться СССР и стали сосредоточивать внимание на его поступках и текстах, которые резко отличались от созданного сахарного образа, то возник сильный диссонанс. Например, когда было опубликовано его секретное письмо об отношении к религии, очень циничное, которое никак не соответствовало образу доброго дедушки Ленина, то это вызвало много вопросов. Вот если бы оно исходило от Сталина, вопросов бы не было. А тут возник диссонанс. Самый человечный человек, как его называли, одним из основных качеств которого считалась доброта, – и такой циничный текст.
Ну и третье: если посмотреть на реакцию 1990-х годов, то наряду с возрождением православия в консервативном формате усилились и имперские настроения. И соответственно с Лениным возникла проблема. Потому что Сталин территорию СССР расширил. Присоединил новые земли, которые ранее не входили в состав России. В некотором смысле выполнил мечту царя Николая II. Установил доминирование в Восточной Европе. А Владимир Ильич образу имперского политика не очень соответствовал. Начиная с того, что у него были отношения с немцами во время Первой мировой войны. Самая популярная версия, что он был агентом германского генштаба, хотя это и глупость. Но он вел антивоенную агитацию и ослаблял свое государство. Более того, Россия при нем утратила Финляндию, Прибалтику, ряд других земель. И на фоне Сталина Ленин выглядел как человек, который потерял территории. Владимир Ильич так и не стал героем для имперцев, и в результате сейчас он герой только для ортодоксально-коммунистической субкультуры, и не более того.
На самом деле то, что сделали Ленин и большевики, это были не реформы, а, по сути, разгром церкви, потому что погромы реформой назвать невозможно. Хотя формально, если мы посмотрим на первый декрет большевиков об отделении церкви от государства, в нем есть многое от аналогичных документов, которые к этому времени были приняты во Франции. Там были аналогии, но практика была совсем другой. Во Франции ничего похожего на массовые закрытия церквей или расстрела священнослужителей не было. В России уже в конце 1917 года начались первые убийства церковников, а в 1918-м они приняли массовый характер. Таким образом, большевики пошли на разрыв с известными зарубежными практиками, и это был уже террор против церкви. И если это что-то и напоминало, то ту же Францию, но периода Французской революции конца XVIII века.
Как эти деяния повлияли на развитие отечественной и мировой политической культуры? Очень по-разному. Например, ленинскую практику активно заимствовали испанские революционеры в начале своей гражданской войны. Там даже были еще более свирепые гонения на церковь. В Испании они развернулись в считаные месяцы. Если в Советской России 1918–1919 годов преследование церкви носило еще не такой тотальный характер, то в Испании в 1936 году этот процесс стал всеобъемлющим. Правда, к тому времени и в СССР политика была направлена на полное уничтожение церкви. Так что испанцы использовали советский опыт. Но ни к чему хорошему это не привело, и они проиграли гражданскую войну. Произошел отскок к очень консервативному режиму Франко.
В Восточной Европе власти вели себя более осторожно. Ленинский опыт атаки на церковь был использован, но в каждой стране по-своему. Какие-то основные принципы антирелигиозной политики были общими, но она в целом носила более мягкий характер. И просоветские власти Восточной Европы не решились на попытку сломать церковь. С одной стороны, не хотели вызывать слишком большого раздражения в обществе, с другой, видимо, учли советский опыт. В Восточной Европе понимали, что идея уничтожения религии – это утопия. Они старались ее ослабить, ограничить, ввести в рамки, но не уничтожить.
Главными уроками из ленинской попытки создать государство и общество, свободные от религии, стало то, что это может привести к жертвам, крови, насилию. При этом подобный радикализм не достигает результатов. Причем не только в СССР. В Албании, например, Энвер Ходжа вообще запретил вероисповедание и религию. Но когда он умер и через некоторое время его государство рухнуло, снова возродились религиозные традиции и организации. Советский опыт показывает, что если Лениным и его соратниками ставилась задача создать светское общество без религии, основанное на рациональности и науке, на теории коммунизма, которая объявлялась главной научной теорией в общественной сфере, то получилось прямо противоположное. Когда СССР стал рушиться, мы получили церковь более консервативную, чем она была в начале XX века, мы получили общество, которое пошло за Чумаком, Кашпировским, общество, которое стало открыто верить в астрологию. Сформировать светское общество, где церковь играла бы свою роль, но не доминировала, так и не удалось. Такое общество есть сейчас во Франции. Есть государство, есть церковь, есть между ними взаимодействие, но общество является светским. В СССР утопия «давайте уничтожим церковь и построим коммунизм» привела к тому, что произошел такой вот консервативный отскок.
Александр Ципко, главный научный сотрудник Института международных и политических исследований РАН
В контексте нынешней идеологической ситуации, когда Зюганов, например, пытается соединить веру в Бога с верой в коммунизм, надо понимать, что Ленин, что бы о нем ни говорили, был все-таки марксист. А суть марксизма – восстание против частной собственности, против буржуазного права свободы личности и восстание против религии и религиозных чувств, когда «религия – это опиум народа», – словом, все то, что заложено в «Манифесте Коммунистической партии». Ленин, и об этом говорил еще Плеханов, был довольно прямолинейным и примитивным марксистом. Он чаще писал о расстрелах так называемого реакционного духовенства, чем о расстреле буржуазии. Например, его последнее письмо, посвященное изъятию церковных ценностей, – это 1921 год. В стране уже нет революции, а он разрешает изымать церковные ценности «для уничтожения как можно большего количества реакционного православного духовенства». С его точки зрения, как и с точки зрения марксистов, нельзя было создать нового человека, не вырвав из его души религиозное чувство. И в этом Ленин был очень последовательным. И Сталин, кстати, ничем от него не отличался. Просто Сталин, когда понял, особенно во время войны, что Россия и подавляющая часть населения не хочет связывать свою жизнь и судьбу с советской властью и не хочет умирать во имя идеи коммунизма, привнес в свою политику ценности Родины, ценность религии и начал восстанавливать церкви. На оккупированных территориях, даже при всех зверствах немцев, были открыты церкви и началось религиозное возрождение. Я, как дитя оккупированной Одессы, в 1942 году был мамой крещен. И эту правду истории СССР и истории войны и правду о сути ленинского марксизма сегодня игнорируют наши так называемые коммунисты.
Надо понимать, что вся русская культура, ее высоты были созданы все-таки людьми религиозными. Примитивный марксизм в России победил в силу недостатка культуры мысли полуобразованных людей, пришедших им на смену. Меня поражает, что люди, называющие себя западниками, не учитывают этого. И значительная часть нынешней якобы оппозиционной интеллигенции – последователи этого ленинизма, последователи неприятия религии и церковных чувств. Другое дело, когда речь идет о государственной религии, когда, как сегодня, пропадает разница между церковью и государством, – тогда это трагедия вообще Русской православной церкви.
После революции на тему культа Ленина и религиозного сознания было написано много статей. Недавно на эту тему вышла и моя книга. Религия в России в отличие от европейского католицизма носила обрядовый характер, а не идейно-духовный. И об этом блестяще сказал Николай Трубецкой. По его мнению, обрядовый характер был связан как с устройством жизни, так и с взаимоотношениями церкви и власти. Еще в 1902–1903 годах Лев Тихомиров обратил внимание на то, что вместе с исчезновением веры в царя распадается русская религиозная обрядовая культура. Трагедия состоит в том, что трудно возродить православие, которое держалось только на обряде. И это трагедия того типа православия, которое было занесено к нам даже не столько из Византии, сколько из Болгарии. Такого типа интерес к религии, который был у Николая Бердяева, возродить невозможно. Он характерен для людей образованных. А для подавляющей части оно только обрядовое. При этом, несмотря на то что патриарх Кирилл по большому счету не пользуется большой популярностью, вера все-таки жива.
Культа личности Ленина нет и не было. У России есть очень серьезная проблема – отсутствие ценности человеческой жизни. Антикоммунистическая революция якобы формально была, а ценности человеческой жизни как не было, так и нет. Якобы мы технологически, с точки зрения просвещения и знания все стали образованными, а на самом деле, и это наследство советской системы, уровень образования и культура мысли ниже, чем в царское время. Можно сбросить коммунизм, а восстановить культуру мысли, которая как раз и была культурой религиозной мысли России, наверное, уже невозможно. А отсюда уже невозможно и какое-то ценностное отношение к Ленину, к коммунизму. Проблема состоит в отсутствии моральной оценки всех его преступлений против национальной культуры.
Главный урок ленинской политики – на насилии ничего построить нельзя. Это хорошо сказал по поводу революционеров Василий Розанов еще в 1910–1911 годах. Создать что-то новое можно только эволюционным путем, сохраняя все позитивное, что было в прошлом. А мы все разрушили до основания... И поэтому наша нынешняя ценностная пустота вполне объяснима. Причем была иллюзия, что якобы верили в коммунизм. Нет. Играли в веру в коммунизм – да. Все держалось на насилии. И поэтому мы так ничего не смогли создать, и это важно для понимания современной России. Одно дело – патриотизм, идущий изнутри, либеральный патриотизм. Другое дело, когда с утра до вечера говорят, что мы нация героев, что каждый готов умереть и так далее. То есть настрой навязывается сверху, и это начинает вызывать такое отторжение, какое вызывала и советская пропаганда. Это трагедия. Нет свободы выбора. А какой смысл имеет религиозное чувство, если нет свободы выбора?
комментарии(0)