Евангелическая церковь пережила "революцию достоинства"

Вольфганг Хубер: не все, что написано в Библии, пригодно для современного человека. Фото Reuters

Реформация, 500-летие которой отмечается по всему миру, не стала для европейского христианства единомоментным событием. Порожденные ею Церкви на протяжении нескольких столетий совершенствовали свои доктрины в стремлении наилучшим образом претворять в жизнь принципы Священного Писания в изменяющемся мире, и далеко не все теологические новшества пользовались успехом у верующих. Так, например, было с принятой Евангелической церковью Германии (ЕЦГ) в 2007 году декларацией «Укрепление надежности и ответственности», одобрившей гомосексуальное партнерство. В это время председателем Совета ЕЦГ был епископ Вольфганг Хубер, развернувший Церковь в сторону миссионерской работы с далекими от христианства людьми. О том, к кому обращена сегодня протестантская проповедь и какими из своих традиций Церковь готова пожертвовать ради нее, с Вольфгангом ХУБЕРОМ беседовал корреспондент «НГР» Павел СКРЫЛЬНИКОВ.

– В России сейчас много говорят о роли традиционной религии в обществе. Насколько важна религия для современной Германии?

– В Германии мы не используем выражение «традиционная религия», поскольку задача состоит в том, чтобы вера жила в настоящее время, а не была исключительно традицией. И присутствие веры в обществе важно в первую очередь потому, что мы живем в ситуации религиозного плюрализма. Ситуация состоит, правда, еще и в том, что христианская и иудейская общины Германии сегодня в гораздо большей степени, чем раньше, имеют дело с присутствием ислама, но секулярная опция в обществе тоже играет свою роль: примерно 30% населения Германии никак не связаны с религией. По этой причине некоторые говорят о секулярном обществе, но правильнее говорить о религиозном плюрализме.

– Какие пути развития может предложить обществу Церковь в ситуации религиозного плюрализма?

– Задача любой христианской Церкви состоит в том, чтобы свидетельствовать о Евангелии словом и делом. Свидетельствовать в богослужении, образовании, помощи нуждающимся – в разных формах диаконии как в собственной стране, так и в других, в которых это необходимо. В том числе  участвуя в общественной и политической дискуссии. Все это образует единое целое. При этом вновь возникает задача дотянуться проповедью до тех, кто утратил контакт с христианской верой и Церковью. Это очень трудно, поскольку для народных евангелической и католической Церквей  занятие миссионерской деятельностью весьма непросто.

– Что вы имеете в виду, называя Церкви народными?

– Народная Церковь в немецкой традиции означает, что практически все немцы признавали евангелическую или католическую веру. Порядок, образовавшийся после Реформации, был таков: регионы или города были католическими или лютеранскими, поэтому Церковь имела дело с людьми, уже связанными с определенной Церковью, крещенными в детстве. Впоследствии ситуация изменилась: католики и протестанты стали жить на одной и той же территории, и теперь мы имеем описанный религиозный плюрализм. Народная Церковь теперь должна означать нечто совершенно другое: то, что Церковь сознательно существует для людей, даже тех, кто к ней не принадлежит. 

Диакония – самый яркий пример этого, поскольку она обращается ко всем.

– То есть, пользуясь современной терминологией, можно сказать, что Церковь стремится быть национальной?

– Нет, этого сказать нельзя. Ограничение Церкви собственной нацией как раз представляет сейчас одну из проблем.

– Частью истории Евангелической церкви Германии является сотрудничество с режимом Гитлера. Как наследие этого периода осмысливается и преодолевается сегодня?

– Современная Церковь совершенно сознательно связывает свою историю с той частью Евангелической церкви, которая отвергала сотрудничество с нацистами. Ее позиция нашла свое теологическое отражение в Барменской декларации 1934 года, которая сегодня является для нас обязательным документом, и все священнослужители обязаны ориентироваться именно на него. С другой стороны, мы под критическим углом зрения анализируем: как могло случиться, что определенная часть Церкви стала сотрудничать с нацистским режимом? Изучение этого процесса, в особенности - тем, связанных с взаимоотношениями Церкви с иудаизмом, продолжается на протяжении десятилетий.

– Одной из ваших идей как председателя Совета ЕЦГ был поворот Церкви в сторону миссионерской работы. Но насколько были продуктивны с точки зрения проповеди изменения позиции Евангелической церкви Германии в отношении признания женского духовенства или однополых браков?

– Вы подняли три различные темы. Первая это миссионерская деятельность Церкви. Сегодня она представляет собой нечто иное, не то, что представляла раньше. Перед нами стоит задача диалога с людьми иных убеждений, и в его рамках мы должны проявлять и проповедовать нашу веру в Иисуса Христа. В прошлые века, конечно же, мы представляли миссионерскую деятельность иначе. Вторая – это доступ к церковным функциям женщин.Сейчас мне даже кажется странным, что решение по этому вопросу было принято только в середине прошлого века, поскольку как теологи мы убеждены в том, что богословского основания для недопуска женщин к церковной службе нет: это можно объяснять скорее традицией, чем какими-то принципиальными положениями. Поэтому для меня это одно из важнейших изменений в Церкви. Мы в Германии уверены, что для нашей Церкви это оказалось очень полезным. Третий вопрос, который вы задали, касается однополых браков. Мы принципиально исходим из того, что люди с разным образом жизни заслуживают уважения к человеческому достоинству каждого. Важнейший вопрос: уважаем ли мы достоинство каждого человека, или дискриминируем кого-то по причине его сексуальной ориентации? Второе: соответствуют ли библейские заключения об однополом сожительстве реалиям сегодняшней жизни? То, что написано об этом в библейских текстах, нельзя относить к современным людям, для которых гомосексуальность является сексуальной ориентацией, определяющей всю их жизнь. Результат заключается в том, что мы видим задачу Церкви в укреплении надежности и ответственности и в таких жизненных формах, никак не отвергая ясность в вопросе положения брака и семьи.

– Говоря «мы», вы имеете в виду только теологов и священнослужителей или же всю полноту Церкви? Как воспринимают это рядовые верующие?

– Когда я говорил «мы», я имел в виду церковное руководство. Это ведь не только духовенство, это и представители общин; мы – синодально структурированная Церковь, а Синод – это не только духовное собрание, но и собрание, где представлены члены общин. И в общинах, конечно, по этой сложной теме существует разное мнение. Я как священнослужитель и председатель нашего объединения всегда стремился не допустить эскалации этого конфликта. Разъяснительная работа в этом вопросе велась пошагово и потребовала нескольких десятилетий. Сейчас мы можем сказать, что эти дискуссии не привели к церковному расколу.

– В миссионерской ориентации на людей, которые с христианством себя обычно не ассоциируют, не рискует ли Церковь превратиться в «клуб по интересам»? Можно ли вообще говорить об успехе миссионерства, если Церковь больше изменяется сама, чтобы привлечь новых членов, чем изменяет их жизнь?

– Конечно, есть определенные столпы общественного устройства, за которые Церковь должна бороться. Библейская миссия нашей Церкви – «открыть уста свои для правосудия и для дела бедного и нищего». И те, кто критикует ее, наверняка согласятся с тем, что мы защищаем тех, кто не имеет голоса – взять, например, наши выступления в защиту беженцев, тех, кто страдает от войны и насилия. В последние годы сотни тысяч христиан Германии внесли свою лепту, помогая беженцам интегрироваться. Другой пример – это поддержка стариков, больных, бездомных и голодающих. Самая важная задача – достичь никак не связанных с христианской жизнью людей; это образовательная задача. Сегодня Церковь помогает учиться сотням детей, прибывших из нехристианских стран, и в образовательном служении все зависит от самой Церкви: в нем явственно проявляется сущность христианской веры. Все это, конечно, можно делать лучше, чем это делается сейчас, и у нас все время идут критические дискуссии об этом. Но дискуссии ни в коем случае не приводят к потере сути религиозной миссии. Вопрос в том, как мы осуществляем ее на практике.