"Православный приют" исчез из материалов суда

Суд огласил приговор виновным в смерти ребенка, но дело на этом не закончилось. Кадр из видео YouTube

Нашумевшее дело о гибели 13-летней Тани Любимовой в ноябре 2014 года в селе Мосейцево под Ростовом Великим недавно завершилось вынесением приговора его фигурантам. Организовавшие в частном сельском доме фактически подпольный детский приют «матушки» Рифа Гусманова, Гузель Семенова и удочерившая в разное время несколько несовершеннолетних девочек Людмила Любимова были признаны виновными в неисполнении обязанностей по воспитанию несовершеннолетних, систематических истязаниях приемных детей и умышленном причинении девочке тяжкого вреда здоровью, повлекшем ее смерть.

Однако точка в темной истории мосейцевского «приюта» еще не поставлена: хоть приговор по делу, возбужденному еще в 2014 году, был вынесен 11 октября с.г. после нескольких дней оглашения, сторона защиты не была им удовлетворена: 19 октября была подана апелляция. Ее рассмотрение в Ярославском областном суде, по информации местных журналистов, будет проходить не раньше декабря. Тем не менее убийство Тани Любимовой дало начало сразу нескольким уголовным делам, призванным пролить свет на происходившее в селе. Так, сегодня должно состояться очередное заседание по делу бывшей начальницы отдела опеки и попечительства управления образования Ростовского муниципального района Галины Рассамагиной: после убийства в Мосейцеве ей было предъявлено обвинение в преступной халатности, повлекшей смерть человека. «НГР» подводят промежуточные итоги резонансного дела.

Семья трех «матушек»

Залогом того, что гибель девочки под Ростовом привлекла к себе повышенное внимание, стала его религиозная подоплека, оставшаяся, к удивлению наблюдателей, вне рассмотрения следствия. Для того чтобы понять, почему это произошло, нужно погрузиться в историю того, как в Мосейцеве появилась многодетная семья Любимовых. Межрегиональную благотворительную общественную организацию «Угодический дом милосердия» налоговая инспекция зарегистрировала еще в 2000 году; среди ее учредителей были Людмила Любимова и Рифа Гусманова, обвиняемые по мосейцевскому делу. Впоследствии Любимова удочерила шестерых несовершеннолетних девочек в возрасте от одного до трех лет. С точки зрения органов опеки, с этого момента они стали семьей Людмилы Любимовой. Суд также рассматривал дело о гибели Тани как случай семейного насилия, и наличие у обвиняемой несовершеннолетних дочерей было для защиты одним из аргументов в пользу смягчения приговора.

Однако ответ на вопрос о том, насколько приемная семья стала для девочек настоящей, вовсе не очевиден. Любимову и других воспитателей дети должны были называть «матушками». Более того, «матушки» охотно принимали помощь волонтеров, уверенных в том, что в селе функционирует детский дом под опекой Русской православной церкви. «Им очень нужна помощь, так как государство их не поддерживает. Патронаж над ними осуществляет Никитинский монастырь (Переславль-Залесский). Приют довольно скудненький, живут дети вместе с настоятельницей Наталией и воспитателями в старой дореволюционной школе без удобств», – гласит первое сообщение темы, сохранившейся на форуме Materinstvo.ru, пользователи которого в 2012 году собирали помощь для «православного детского приюта». Под «настоятельницей Наталией» имеется в виду Наталья Роговая, в отношении которой было заведено отдельное уголовное дело об издевательстве над детьми.

«Когда мы там были в последний раз, а это семь лет назад, у нас тоже абсолютно не возникло ощущения, что там происходят такие ужасные вещи. Дети улыбались, показывали нам свои работы, рисунки. Я думаю, что с проверяющими службами было то же самое. Все выглядело очень скромно и благочинно. Совсем не похоже на место, где издевались над детьми», – написала одна из посетительниц форума в октябре с.г. Приютом считали странную семью Любимовой и волонтеры из молодежной группы храма Вознесения Господня на Большой Никитской улице в Москве, которые также неоднократно посещали Мосейцево. «На рождественские праздники молодежная группа храма Малое Вознесение собирается вновь навестить детский приют в поселке Мосейцево Ярославской области. Детский приют нуждается в продуктах питания, детской одежде для девочек и мальчиков (любого возраста), также принимаются игрушки для детей», – сообщал сайт храма. Выложенная в Сеть запись рождественского спектакля в честь приезда волонтеров, которым «рассказали, как важно воспитывать детей в молитве и труде», стало одним из материалов уголовного дела и одним из немногих прижизненных изображений убитой девочки.

Собственно, дело о гибели девочки не было первым случаем судебного разбирательства в отношении «серого» приюта. В 2013 году он уже становился объектом уголовного разбирательства. Тогда в прессе появилась информация о том, что нашедшую там убежище от избивавшего ее мужа женщину принуждали к рабскому труду и отказу от родительских прав. В ноябре 2014 года Гусманова избила отказавшуюся от еды «плохо работавшую» девочку. Именно это и стало причиной смерти Тани Любимовой.

Был ли это православный приют?

Сайт Следственного комитета Ярославской области излагает историю «православного приюта» предельно кратко. «С января 2009 года по август 2014 года все подсудимые систематически избивали детей. По инициативе матери девочки в свое время были переведены на домашнее обучение, которое фактически не осуществлялось. На момент задержания женщин уровень образования детей совершенно не соответствовал их возрасту», – гласит сообщение о том, что приговор в отношении «настоятельниц» был наконец оглашен. Тем не менее в обвинительном заключении нет ни слова о «православном приюте», организованном обвиняемыми. Ведь с этим могли быть связаны убеждение и фанатичная манера поведения воспитательниц, следствием которых стали систематические издевательства над детьми. Они остались за пределами поля зрения правоохранителей. Как и то, что семья, состоящая из пожилой женщины и шести несовершеннолетних девочек, была таковой только на бумаге. На деле же девочки были воспитанницами нескольких «матушек», единственной легальной связью которых с детьми было то, что одна из женщин, Рифа Гусманова, числилась соучредительницей «Угодического дома милосердия» вместе с приемной матерью девочек.

С юридической точки зрения связь между благотворительной организацией «Угодический дом милосердия» и внутренними делами разросшейся за счет удочеренных девочек семьи Любимовой действительно минимальна, и никакого «православного приюта», которому, как могли, оказывали помощь ничего не подозревавшие волонтеры, никогда не существовало. У следствия, таким образом, не оказалось ни возможности, ни основания исследовать эту сторону событий, а также обусловленные специфическим мировоззрением причины, побудившие «матушек» к жестокости, на описание которой при зачитывании приговора суду потребовалось несколько дней. Тем более не касалась этого вопроса и сторона защиты. В качестве общественного защитника в суде выступил клирик Иваново-Вознесенской епархии Русской православной церкви иеромонах Макарий (Маркиш). Он сообщил «НГР» версию событий, которая и легла в основание его деятельности в ходе процесса (он был допущен к участию в слушаниях, по его собственным словам, исключительно как гражданское лицо, без какого-либо мандата со стороны РПЦ).

Принявшая под опеку, а затем и удочерившая («следуя голосу христианской совести») в 2001–2002 годах шестерых новорожденных девочек Любимова, по его мнению, прилагала колоссальные усилия к воспитанию и образованию, а также восстановлению здоровья приемных дочерей, подорванного «безнравственным образом жизни» – внебрачными связями, венерическими заболеваниями, пьянством и наркоманией их матерей. Гусманова и Семенова принимали в этом посильное участие как друзья семьи. По мнению Маркиша, многочисленные доказательства невиновности Гусмановой, Семеновой и Любимовой не были учтены, как и существенные противоречия в предъявленных доказательствах и показаниях свидетелей. Выводы об обстоятельствах смерти Тани Любимовой, сообщил Маркиш, сделаны исключительно на основании судебно-медицинской экспертизы и показаний одной из сводных сестер Лизы, которая, по мнению защиты, из всех девочек страдала отставанием психического развития, внушаемостью и склонностью к фантазии в наибольшей степени. Ответы на вопросы, зафиксированные на видеозаписи допросов, защитник считает путаными, противоречивыми, недостоверными и явно ложными, усматривая за ними факты психологического давления на девочку. Обвинение в истязаниях по 117-й статье Уголовного кодекса он также считает недоказанными, так как оно основано на содержащих многочисленные противоречия показаниях сестер Тани, также находившихся, считает Маркиш, под психологическим давлением. Обвинение в ежедневных жестоких побоях, по его мнению, доказывает только последний допрос каждой из них, проводившийся без видеофиксации.

Никаких следов побоев при обследовании девочек после изъятия из семьи Любимовой не было обнаружено. Падение же погибшей девочки с большой высоты, на котором настаивает защита, подтверждается, по мнению Маркиша, показаниями Лизы, а несвоевременное оказание медицинской помощи было обусловлено тем, что дом Любимовой «поневоле превратился в осажденную крепость» вследствие «самого наглого любопытства злонамеренных щелкоперов и самых гнусных инсинуаций развращенной публики».

К суду остаются 

вопросы

Позиция защиты тем не менее вызывает вопросы у специалистов. «Диагноз «Смешанное специфическое расстройство психологического развития», о котором идет речь, ставится детям, имеющим трудности в обучении, – сказала «НГР» психиатр Татьяна Талагаева. – В таком случае важно наблюдение психиатра и невролога, по показанию – курсы ноотропной терапии и корректоров поведения, работа с педагогами-дефектологами и обучение по адаптивным программам. В клинике этого расстройства доминируют низкий кругозор, узость суждения, сложности в построении пространственных и абстрактно-логических связей: мышление построено на конкретных примерах и собственном опыте! Совершенно маловероятна склонность таких детей к устойчивым фантазиям и сочинительству». Необоснованными она считает и подозрение в психологическом давлении на Лизу: «Согласно ст. 280 УПК РФ, в допросе несовершеннолетних свидетелей участвуют педагог-психолог и опекун, в данном случае это сотрудники реабилитационного центра. Это априори исключает давление и манипуляции заинтересованных в исходе следствия лиц. В УПК прописана комплексная психолого-психиатрическая экспертиза малолетних свидетелей для оценки правильности восприятия обстоятельств и способности давать правильные показания. А раз суд такое постановление не вынес, то и сомнений в истинности показаний девочек, очевидно, не возникало».

Схожего мнения придерживается и психолог Татьяна Галанова, долгое время наблюдавшая за ходом процесса: «Подобный диагноз – не приговор, не причина для социальной изоляции и не основание для домашнего заключения, а лишь повод для дальнейшего обследования, тщательного продумывания образовательной траектории, для плотного многолетнего сотрудничества со специалистами: логопедами, дефектологами, психологами. Ребенка с подобным диагнозом обязательно нужно включать в коррекционные программы. И не самостоятельные, на дому, а тщательно выверенные и реализуемые в соответствующих условиях». Неприемлемо, по ее мнению, и ставить под сомнение показания детей в силу их наследственности: «Защитники «матушек» говорили, что виной тому плохая наследственность. Сейчас не удостовериться, насколько данный тезис правдив. Сложные дети? Да. Но простые, беспроблемные, идеальные дети со здоровой наследственностью, из благополучных семей в «отказники», как правило, и не попадают. Этого не могли не знать приемная мать и ее помощницы. Я считаю, что это обязаны были разъяснить потенциальным родителям сотрудники органов опеки».

Тем не менее ход следствия, установившего вину «настоятельниц», вызывает вопросы не только у стороны защиты, как и то, что в отношении «православного приюта» не проводилась религиоведческая экспертиза. Уполномоченный по Ярославской области Центра религиоведческих исследований имени Иринея Лионского Евгений Мухтаров уверен, что «мосейцевское дело» еще не закончено. «За три года, прошедших с момента трагедии в селе Мосейцево, моя позиция не изменилась. Я полагаю, что созданный здесь приют был де-факто религиозной общиной, которая пыталась мимикрировать под православие, но, конечно, не являлась при этом частью РПЦ, – сказал он «НГР». – Ответить на вопрос, в чем состояла разница между «официальным» православием и учением, которого придерживались обитатели мосейцевского приюта, могла бы добротная религиоведческая экспертиза. Однако следствие, к сожалению, решило обойти вопрос веры мосейцевских «матушек» стороной, и, несмотря на огромный объем материалов дела, оно свелось к заурядной «бытовухе». Если не знать, что драматические события разворачивались под крышей религиозного приюта, можно было подумать, что речь идет просто о трех абстрактных селянках, жестоко обращавшихся с детьми. Не было упомянуто о религиозных мотивах трагедии и в тексте гособвинения, которое поступило в Ростовский районный суд».

При этом ход судебных действий представляется Мухтарову странным. Пятеро сестер погибшей Тани на заседаниях суда так и не были допрошены. Именно это обстоятельство автоматически привело к тому, что защита получила возможность обжаловать приговор: «Гособвинение препятствовало явке этих важнейших свидетелей под предлогом, что, по мнению неких психологов, дача показаний на процессе способна травмировать подростковую душу. В итоге поговорить с детьми адвокаты так и не смогли. После этого они, кажется, окончательно уверились, что сторона обвинения попросту боится появления девочек на процессе, так как в ходе судебных допросов может выявиться картина, далекая от той, которая была «нарисована» в уголовном деле», – сказал «НГР» Мухтаров.

Мрачный и запутанный религиозный контекст мосейцевского дела оказался, таким образом, за пределами досягаемости следствия. Это значит, что из-за допущенных органами опеки нарушений взгляды принуждавших детей к тяжелой работе «матушек» остаются без правовой оценки. Возможно, не допустить появления зловещих «приютов», подобных мосейцевскому, могли бы какие-либо шаги в этом направлении со стороны РПЦ. Однако обстоятельства дела ставят в тупик и церковное ведомство. «К сожалению, в ряде СМИ данная семья именуется «православным приютом», что абсолютно не соответствует действительности. В Ярославской епархии нет православных приютов, и семья из Мосейцева никогда не была таковым», – сообщал уже после начала судебного процесса сайт Ярославской епархии РПЦ. «Идентифицировать себя в качестве православного может любой человек, даже если его взгляды существенно отличается от доктрин Русской православной церкви. Последняя не вправе запретить ему верить так, как он считает нужным. Нет у РПЦ и механизмов, препятствующих созданию «альтернативных православных» общин, братств или тех же частных приютов. Все, что может сделать Церковь, увещевать тех, кто решил исповедовать веру как-то «очень по-своему», и предупреждать людей, что не всякий человек, именующий себя православным, на самом деле является чадом самой крупной в России религиозной организации», – считает Евгений Мухтаров.

Но можно ли считать такие увещевания эффективными? Явление «младостарчества», злоупотребления пастырской властью, с которым сравнивали мосейцевские практики, было осуждено Синодом РПЦ еще в 1998 году. Тем не менее в перенасыщенном консервативной повесткой обществе подобные агрессивные явления духовной жизни находят и своих сторонников, и своих вождей.