"Буйные" повышают вес политического православия

Лидер новоявленного «Христианского государства» Александр Калинин (слева) применил методы, на которые не решались «старые» православные фундаменталисты-хоругвеносцы. Фото со страницы Александра Калинина в «ВКонтакте» и кадр из видео YouTube

В связи с актами насилия и угрозы в адрес тех, кто защищает фильм Алексея Учителя «Матильда», заговорили о появлении  «православного Талибана» или «православного ИГИЛа» (Талибан и ИГИЛ, «Исламское государство», запрещенные в России террористические группировки). Даже название одной такой группировки  – «Христианское государство» (ХГ)  позволяет предполагать «стилистический плагиат» у ИГИЛа. Председатель комитета по культуре Госдумы Станислав Говорухин на днях прямо назвал нынешних радикалов «мини-ИГИЛом». Лет 15–20 назад российское общество терроризировали нацисты-скинхеды, а сегодня им на смену пришли религиозно мотивированные молодчики? Это вопрос ответственный редактор «НГР» Андрей МЕЛЬНИКОВ адресовал директору специализирующейся на мониторинге экстремизма информационно-аналитической службы СОВА Александру ВЕРХОВСКОМУ.

– Можно ли говорить о том, что со сцены российского радикализма сошли скинхеды, чьи взгляды основывались на расизме и национализме, и на их место пришли религиозно мотивированные радикалы наподобие «Христианского государства»?

– Скинхеды, точнее в данном случае говорить, наци-скинхеды, в целом сошли со сцены давно, в последние годы расистские преступления совершают обычно люди, не относящие себя к скинхедской субкультуре, но все еще многие из них или даже большинство относят себя к наци (или как они говорят, НС). Но важнее то, что в этом десятилетии таких преступлений совершается меньше с каждым годом. Сперва это объяснялось исключительно решительными (после многих лет игнорирования проблемы) полицейскими операциями, но потом в ультраправом движении начался собственный спад в боевой его части и в политической.

Если смотреть на религиозное измерение этого движения, то оно было всегда менее важно для его участников, чем расовое или политическое. Как и положено людям, идеализирующим Третий рейх, наши неонаци чаще бывали неоязычниками, чем православными, но еще чаще были к религии безразличны.

Можно, конечно, вспомнить банду Николая Королева, севшую наконец после взрыва на Черкизовском рынке в Москве, или другие группировки: эти люди числили себя православными, но для них расовая мотивация все равно была определенно важнее, так что называть их «православными террористами» или экстремистами было даже меньше оснований, чем Ирландскую республиканскую армию – католической.

Но сказать, что на смену наци-террористам наконец пришел давно предсказанный «православный Талибан», пока никак нельзя, по крайней мере если использовать термины не слишком расширительно. Когда мы смотрим на нынешние силовые акции против «Матильды», мы поражаемся новизне явления, но размах его все же никак не сопоставим с тем, что творили и до сих пор творят боевые неонаци.

– В какой мере радикалы новой формации унаследовали мировоззрение скинхедов? Или их ксенофобия принципиальной иной природы?

– То, что мы видим в связи с «Матильдой», это не всплеск православной ксенофобии против каких-то иных групп общества (хотя и это есть в околоцерковной среде), а новый подъем православного фундаментализма, сравнимый по сути с тем, что мы видели в начале века, когда на подъеме была борьба с «сатанинскими штрихкодами» и ИНН. Хотя смена поколений и, главное, смена политического климата сказываются на формах движения.

– Отмечается ли в почерке новых экстремистов влияние исламистских движений, стремление подражать им?

– «Христианское государство» прямо ссылается на опыт боевых исламских фундаменталистов, но ведь отсылки к реальной или только предполагаемой агрессивности и нетерпимости мусульман, причем именно как к своего рода ориентиру, давно являются общим местом: не дадим строить на Руси мечети, пока не будет церкви в Мекке, знаменитое «а если б они сделали это в мечети».

Лидер новоявленного «Христианского государства» Александр Калинин (слева) применил методы, на которые не решались «старые» православные фундаменталисты-хоругвеносцы. Фото со страницы Александра Калинина в «ВКонтакте» и кадр из видео YouTube

В целом же у фундаменталистских движений не может не быть сходства, об этом написано немало книг, да и сами фундаменталисты не могут этого не замечать, особенно те из них, кто ощущает себя в ситуации «догоняющего развития», а именно так и думают о себе наши православные фундаменталисты и консерваторы: после долгого периода «либерального ига» они ориентируются на образцы тех стран, где была успешна религиозно мотивированная демодернизация, будь она фундаменталистская революционная или консервативная умеренная.

– Если стремление подражать велико, получается, противодействие экстремистам со стороны государства неэффективно?

– Государство наше эффективно в двух вещах – в репрессиях и пропагандистских кампаниях. Репрессии могут сломить силовое крыло какого-то движения, как это и удалось применительно к боевым неонаци. Если будет на то политическая воля, «православных боевиков» переловят тоже довольно быстро. Пропаганда хороша для частичного переключения массового сознания, в том числе массовой ксенофобии, с одного объекта на другой, как это вышло с частичным переключением массовой неприязни с мигрантов  на Запад. Но этот инструмент не поможет в нынешней ситуации: в том-то и проблема, что кампания против «Матильды» является нежелательным, но весьма естественным последствием именно государственной линии на идеологизацию политики, и именно с вовлечением православия. 

Можно сколько угодно заявлять, что власть не приемлет крайности, но если есть некий государственный курс, умеренный, конечно, по своим формам, всегда найдутся те, кто снизу обеспечит крайности в русле этого курса. А в данном случае власть наткнулась на дотоле мало ей заметную силу – православных фундаменталистов, так что крайности будут не единичными.

– Сложнее ли государству бороться с православно мотивированным радикализмом, чем с расизмом, исламизмом и языческо-нацистским радикализмом?

– Думаю, сейчас люди во власти, если, конечно, они эти события не пропустили за другими важными делами, должны пребывать в растерянности: непонятно, как бороться с новой напастью. Они уже могли заметить, как сложно бороться с радикализацией в мусульманской среде. Власти, похоже, все еще верят в свою политику в этой сфере, но многие независимые эксперты согласны в том, что эта политика скорее контрпродуктивна. Дело в том, что типовые инструменты в этом случае работают плохо. Во-первых, «официальные» мусульманские лидеры иногда не могут реально достучаться до «групп риска», иногда не хотят, иногда и то, и другое. Как советники власти они вряд ли вызывают доверие и у этих групп, и у самой власти. Во-вторых, привлекаемые последними светские эксперты просто поражают низким качеством своих рекомендаций. В-третьих, пропагандистское и административное противостояние радикализации выглядит крайне слабым и вызывает скорее отторжение. В-четвертых, репрессии касаются слишком больших групп людей и потому являются с неизбежностью избирательными. Однако из-за первых двух факторов силовики действуют не только по обыкновению грубо, но и вслепую, так что избирательные репрессии чаще радикализуют кого-то в целевых группах, чем запугивают.

С православными будет все то же, что и с мусульманами, только еще сложнее. Во-первых, силовики опасаются трогать людей, имеющих отношение к Церкви, так как непонятны последствия для самих силовиков. Во-вторых, действия православных радикалов ведутся под лозунгами, более или менее сходными с официальным идеологическим курсом, так что затруднительно выстроить линию противодействия и не быть обвиненным, пусть неофициально, в политической нелояльности.

– О чем говорит популярность православия в качестве мотивации ксенофобии? О повышении роли РПЦ в жизни общества?

– Роль РПЦ, конечно, сильно выросла по сравнению с началом века. И будет расти дальше. Но мы же говорим не о единой позиции Церкви, а о разных группах в ней, в том числе находящихся в непростых отношениях.

Нынешний подъем православного фундаментализма, как и предыдущий, отчасти направлен против церковного руководства как слишком лояльного светским властям, но, как и тогда, может быть этим же руководством использован для повышения своего статуса в неформальной иерархии власти. Но есть и отличие от ситуации начала века. Тогда движение было более оппозиционно к Патриархии и светской власти, так как Патриархия была лояльна к власти, понимаемой как либеральная (позднеельцинская или раннепутинская), то есть предельно враждебная «истинному православию». Сейчас, напротив, власть движется в нужную фундаменталистам сторону, просто слишком медленно. Тогда руководство РПЦ могло лишь слегка давить на власти разговорами про ИНН. Сейчас же, когда после 2012-го и 2014-го власти все более практикуют мобилизацию поддержки снизу, в том числе используя апелляции к православию, церковное (или околоцерковное) низовое движение успешно вливается в этот поток. И наличие в этом движении своих «буйных» скорее повышает его шансы в квазиполитической конкуренции (хотя сиюминутно любого чиновника, конечно, раздражают поджоги машин и телефонный терроризм). Поэтому следует предположить, что, хоть конкретные поджоги и прочие акции – дело рук низовых активистов, движение в целом направляется, пусть в общих чертах, с церковных верхов (точнее, гадать о персоналиях можно, но преждевременно).

И это, кстати, делает государственное противодействие происходящему еще более проблематичным.

– В какой мере ХГ воспринимает традиционное русское черносотенство, а в какой это продукт современной эпохи?

– ХГ как таковое – это скорее бренд, а не какая-то ключевая группировка, ведущая всю кампанию. Я очень сомневаюсь, что все силовые акции прямо связаны с этой группой. Есть и другие. Но околоцерковная среда так устроена, что в ней не должно быть заметных открыто действующих силовых группировок такого толка. Есть настоящие старые фундаменталисты типа православных хоругвеносцев, но они вряд ли могут быть эффективны в боевом смысле. Есть «Сорок сороков», с ультраправым бэкграундом части актива, но их деятельность слишком официальна и потому ограничена в методах применения насилия. Но ведь есть, например, и разбредшиеся по всей стране «ветераны Донбасса», созданные сверху структуры просто не могут проконтролировать их всех,  и кто-то из них ожидаемо примкнет именно к православным радикалам. Впрочем, силовые действия всегда осуществляются хотя бы отчасти по инициативе малых групп, слабо связанных или вовсе не связанных с заметными акторами, хотя и ощущающих себя частью общего движения.

Идеологически новое движение тоже далеко не однородно. Оно точно не может считаться традиционно черносотенным, сколько бы эти люди ни ссылались, и буквально, и символически, на дореволюционное наследие. В сегодняшнем обществе просто нельзя воссоздать настоящий «Союз русского народа» (хотя формально он у нас есть, и даже не один). Фундаментализм – всегда реакция на модернизацию, это попытка революционно вернуть общество в «золотой век», и потому фундаментализм всегда остро современен. Консервативная публика, тянущаяся за фундаменталистами или примыкающая к ним, тоже обычно ориентирована на что-то, ощущаемое как традиционное именно сегодняшним поколением (и сейчас это традиционное в целом – советское).

В целом мы имеем дело не со структурированным движением, как в политике, даже в той степени, как в сегодняшней российской политике. Движение пока не определилось даже с самыми простыми вещами – с отношением с Кремлем и Чистым переулком (резиденция патриарха Московского и всея Руси. – «НГР»), со смежными с «Матильдой» задачами, с союзниками, тем более с лидерами. Так что вариантов развития много.