На заре исламской «демократии»

Радикальные учения проникли в Чечню вместе с идеями свободы и демократии. Фото РИА Новости

Такие явления перестройки, как либерализация отношения советской власти к религии, отмена статьи Конституции СССР о руководящей и направляющей роли КПСС и курс на гласность, не только дали толчок всеобщему интересу советских граждан к религии и духовности. Как только пал «железный занавес», в СССР стали активно проникать зарубежные проповедники «разумного, доброго, вечного».

Пионером в этом направлении считают саудовский фонд «Аль-Харамейн», чья идеология кратко звучит как «оказание помощи мусульманским братьям в различных частях света и распространение по всему миру истинных исламских учений». Эмиссары «Харамейна» работают по всему миру, но в конце 1980-х годов они особенно «полюбили» мусульман социалистического блока: в Югославии, Албании, СССР. Весьма красноречива дата регистрации «Харамейна» – 1988 год. В это время союзный центр занимался ускорением демократических процессов, открывая дорогу прогрессивным внешним влияниям. В этом же году на национальных окраинах СССР стали активно поднимать головы сепаратисты и пролилась первая кровь. Вслед за «Харамейном» на духовную жатву среди мусульман бывшего СССР отправились другие ближневосточные духовные эмиссары: «Всемирная ассамблея мусульманской молодежи» (WAMY), «Аль-Игаса», «Ибрагим Абдулазиз аль Ибрагим» и т.д. Общая черта этих благотворительных фондов – принадлежность к структуре «Братьев-мусульман» (запрещенная в России террористическая организация).

Наибольшие усилия зарубежных «благодетелей» были приложены на Северном Кавказе. В Дагестане и Чечено-Ингушетии тема сталинских репрессий против ислама на Кавказе стала доминирующей на местных интеллигентских кухнях еще в 1970-х годах. К концу 1980-х годов воздаяние за поруганную религию отцов уже пролегло красной нитью через весь кавказский перестроечно-демократический тренд. В ту же канву улеглись другие нарративы: кавказские войны XIX века, депортации народов Кавказа 1944 года, взяточничество и кумовство в местных партийно-советских органах и далее до жалоб на дефицит и талоны. К августу 1991 года в протестных кружках городов и сел Северного Кавказа было трудно отделить мусульманскую повестку от светской, а активиста-демократа – от скрытого поборника исламизации. А за год до известных московских событий, в 1990 году, съехавшиеся со всех концов СССР в Астрахань «исламиствующие» диссиденты учредили так называемую Исламскую партию возрождения. В президиум ИПВ вошли такие впоследствии известные деятели, как лидер таджикской исламистской оппозиции Саид Абдулло Нури, дагестанский ваххабитский идеолог Багаудин Кебедов (в федеральном розыске), ученик Кебедова – лидер тогдашней ваххабитской общины Астрахани Ангута Омаров (в федеральном розыске), Гейдар Джемаль и Супьян Абдуллаев (ликвидирован в 2011 году) – чеченский проповедник идей «Братьев-мусульман», чуть позже ставший духовным учителем Мовлади Удугова. «Амиром», то есть председателем партии был избран дагестанский салафитский проповедник Ахмад Ахтаев.

«Поборники того, что потом назовут ваххабизмом, в Дагестане и в Чечне в канун распада СССР выплыли на критике КПСС, советской системы, КГБ, – вспоминает в беседе с «НГР» Магомед Чагучиев, в середине 1990-х годов вице-премьер в  российском правительстве Чечни. – Всякий тогдашний будущий джихадист на Кавказе был завсегдатаем протестных сборищ и с упоением кричал, что он «демократ», «борец за свободу» и т.д. Небезызвестные братья Хачилаевы на закате СССР были светскими диссидентами. Надиршах Хачилаев тогда увлекался французской философией XX века и не был религиозным».

Как передали автору «НГР» в Дагестане, Надиршаха Хачилаева в ваххабизм вовлек его младший брат Джабраил – тоже интеллектуал-перестройщик. Хачилаев-младший заразился чистым исламом через проповедника-узбека – своего бывшего сослуживца по армии. А товарищ Хачилаева-младшего, как сообщают источники «НГР», воспринял ваххабизм от афганского узбека из окружения афганского генерала Абдулрашида Дустума. Дустумовцы в конце советского периода начали тайно осваивать советский Узбекистан и налаживать там связи с местными мусульманами. Через дустумовцев, которые впоследствии сделали своей узбекской штаб-квартирой город Термез, кроме ваххабитских идей шел афганский наркотрафик, важной частью которого был Северный Кавказ.

«Чистый ислам» привлек братьев не как религия, а как идеология бунта против всего и вся, продолжает Магомед Чагучиев. «На закате СССР среди «демократов» было модно крушить все до основания. Политические прихоти Хачилаевых впоследствии вовлекли их собратьев-лакцев в ваххабизм. Распад СССР открыл этим ваххабитам-псевдодемократам дорогу к власти и обнажил их истинные лица. Взлету ваххабизма на демократической волне способствовали вжившиеся в новые реалии советские и партийные функционеры. Не будь этих перекрасившихся бывших коммунистов, ваххабизма на Кавказе, может, и не было бы никогда. Самый известный в Дагестане функционер КПСС, открывший двери ваххабитам – Хизри Шихсаидов, в августе 1991 года бывший секретарем Буйнакского райкома КПСС. Шихсаидову в этом содействовал Гаджи Махачев, в ту пору депутат Верховного совета республики, основатель «Аварского народного фронта им. имама Шамиля». В легализации ваххабизма участвовал и тогдашний председатель Верховного совета ДагАССР Магомедали Магомедов. В Чечне ваххабизму способствовал не только Джохар Дудаев, но и его предшественник Доку Завгаев, открывший в конце 1980-х годов безоглядный простор для проповедников иностранных религиозных течений», - рассказал Чагучиев. 

Идеологи чеченского ваххабизма Зелимхан Яндарбиев, Мовлади Удугов, Шамиль Басаев и т.д. вошли в политику на плечах местных «демократов» на закате перестройки. Представителем социализма с человеческим лицом в тогдашней ЧИАССР был первый секретарь обкома республики Доку Завгаев – единственный чеченец на этом посту за всю историю обкома. При Завгаеве (которого местные диссиденты восприняли на «ура») в Чечне стали возвращать мечети и создавать легальные оппозиционные партии и движения. Многие из этих партий были с ярко выраженным исламским оттенком. Самый известный в дудаевской Чечне ваххабит Зелимхан Яндарбиев накануне августа 1991 года руководил так называемой «Вайнахской демократической партией». Более молодой «коллега» Яндарбиева по ваххабитскому движению, Мовлади Удугов, до 1991 года позиционировал себя светским национал-демократом. А у тогдашнего Джохара Дудаева, как говорят очевидцы, в голове была эклектика из национал-демократии, суфизма и учения «Братьев-мусульман».

Глашатаи «молодой российской демократии» накануне августа 1991 года дистанцировались от исламистов. Галина Старовойтова  называла ислам «такой же тоталитарной идеологией, как и коммунизм». Но при этом ельцинская команда использовала исламистов как каток для демонтажа советской системы на мусульманских окраинах. Анатолию Собчаку приписывают слова, якобы сказанные им в феврале 1991 года в Душанбе в отношении исламистской оппозиции: «Теперь в Таджикистане будет построено демократическое исламское государство».

Таким образом «молодая российская демократия» и ненавидевшие демократию исламисты оказались близкими союзниками. Не случайно Шамиль Басаев в конце августа 1991 года находился бок о бок с Борисом Ельциным возле Белого дома.