Алексей Малашенко
В Европе ширится сонм мучеников террора, и конца террору не видно. Фото Reuters
Последние недели каждый день даю интервью о терроризме. В конце каждого разговора – один и тот же вопрос: что делать? Ответа на него нет.
Задним умом все крепки. Классический ответ: «Мир вошел в полосу турбулентности, когда люди не знают, что делать…» А когда две мировые войны случились – знали, когда коллективизацию проводили – ведали? Вся история человечества перенасыщена терроризмом, а примеров тому – от Ассирии до Александра Ульянова, брата Ленина, ирландских католиков и «красных бригад». Хватит на всю Британскую энциклопедию.
Конечно, сегодняшние террористы отличаются от прежних. Мир-то тоже меняется. Не в лучшую и не в худшую стороны, он просто меняется. Нынешний терроризм связан с религией, конкретно – с исламом. И не надо мусульманам по этому поводу обижаться. Ислам, как и любая религия, творился людьми, применялся к текущему политическому моменту и одновременно выстраивал его под себя. Правильно делал, между прочим. Иначе как тот же ислам выжил бы в условиях острой конкуренции с иными монотеизмами? А он еще как выжил. И ни в каких оправданиях не нуждается, в том числе за присущую ему политизацию.
Религия – как культура, как идеология, как политический концепт – связана со всем происходящим в мире. Ни одна религия террористических инвектив не избежала. Терроризм – крайнее выражение религиозного фанатизма.
Все монотеизмы террористический этап прошли – насильственная христианизация, инквизиция, борьба государственного православия против старообрядчества. А до того – язычники террористическими методами боролись с христианами. Чего не сделаешь во имя истинной веры! Правда, что такое «истинная вера», так никто и не знает. Диалогов на этот счет немерено. Толку от них не очень много.
О психологии террористов, о том, кто они такие. Исследование на этот счет недавно провел New American Foundation, рассмотрев личные данные по 3681 члену «Исламского государства – халифата» (ИГ, террористическая организация, запрещена в России). Эти данные касаются только тех, кто с середины 2013 до середины 2014 года, перейдя турецкую границу, остался воевать в Сирии. Правда, речь здесь не о собственно террористах, но о «бойцах террористической группировки ИГ», что отнюдь не тождественно слову «террорист». Но не в этом дело. Что же получилось? Получилось вот что: «средний террорист ИГ» – одинокий человек, до вступления в группировку никогда не державший в руках оружия, имеющий базовое (вероятно, низкое) религиозное образование.
До прихода в ИГ 32% его боевиков были заняты неквалифицированным промышленным трудом, 18% – безработные и крестьяне, зато 28% – студенты и работники квалифицированного труда. 13% работают по профессии. 59% – холостяки, 23% – в браке и имеют детей. У 32% – среднее образование, у 13% – высшее, у 10% – неоконченное высшее, необразованных – 5%. Собственно религиозное базовое образование – у 55%. У 20% – умеренное, у 5% – продвинутое. Честно говоря, я бы сделал упор не на духовно-религиозную «нищету» и холостяцкую жизнь террористов, а на то, что среди этой публики немало образованных и семейно устроенных людей. Они погружаются в фанатизм осознанно, отказываясь от жизненных благ. Они, так сказать, сознательные бойцы, и потому опаснее тех, кто ушел в ИГ «от тоски» и жажды подработать.
По данным директора Национальной разведки США Джеймса Клэппера за февраль с.г., в ИГ за «исламо-социальную справедливость» сражаются 36 тыс. бойцов. Кстати, по данным того же New American Foundation, из Саудовской Аравии туда уехало 760 человек, из Марокко – 239, из России – 194. Негусто, знаете ли. Руководствоваться этим данными недостаточно. Как профессиональный исламовед, я всей этой информации не очень-то доверяю. Ведь по другим данным, на Ближнем Востоке перебывало минимум 5 тыс. граждан СССР, тысячи выходцев из Центральной Азии.
К тому же здесь упомянуты только игиловцы. А ведь и помимо членов ИГ «неорганизованных» террористов пруд пруди, а будет еще больше. Увы, роднит их одно: они все (в том числе состоящие на учете в психбольницах) считают себя мусульманами и несут ответственность перед Аллахом. «Аллах акбар» стало восприниматься чуть ли не как «террористический призыв». Согласитесь, жутковато. Объяснять, что террористы – не мусульмане, а ислам – религия мира, поздно. С этим опоздали – что имамы, что католические кардиналы, что православные митрополиты.
Вышедший из религиозного фанатизма, из комплекса неполноценности мусульманского мира терроризм есть одновременно закономерность развития общечеловеческой цивилизации – в ней всегда присутствовали разного толка «экстремы», в том числе и как следствие субъективных ошибок, допущенных политиками, священнослужителями и экспертами-провидцами. Все они такого поворота не ожидали. Как пишет аналитик Екатерина Степанова, «до тех пор, пока серьезные ученые… не будут готовы или не пожелают дать адекватное теоретическое объяснение исламистскому терроризму, в этой области будут продолжать доминировать сомнительные «эксперты» в области безопасности».
Террористы ничего конкретного не добиваются. Их цель – религиозный эксгибиционизм. В этом и заключается главная исходящая от них опасность. Человек, который угрожает ножом пассажирам метро только за то, что они не желают жить по его правилам и традициям, заряжен на любую месть. Именно такие, как он, необратимо войдя во вкус, будут стремиться к обретению оружия массового поражения, чтобы поразить чуждые и неприятные им массы людей другой культуры и религии.
Призыв к межрелигиозной войне уже давно запущен экстремистами, мечтающими уничтожить кресты в Ватикане. Дружественная ИГ нигерийская «Боко харам» годами борется именно против христианства и уничтожает христиан.
Однако хватит описывать терроризм. Спросим себя: что с ним делать?
С одной стороны, есть масса рецептов. Тут и крайнее ужесточение законодательства, и бесконечные межконфессиональные диалоги, и терпимость (нельзя же опускаться до «их» уровня), и совершенствование религиозного образования. Существует и совсем интересный подход, который словесно не артикулируется, но присутствует как фон: дескать, ничего делать не надо, это – болезнь, сама пройдет, давайте чуть потерпим, а там все как-нибудь устроится.
Конечно, оптимальный вариант – разом решить все экономические проблемы уммы, остановить все происходящие в мусульманском мире кризисы. Но рискну предположить, что даже если обстановка кардинально изменится, сама идеология экстремизма остается, ибо она самодостаточна и может существовать автономно.
Я завершал этот материал в Париже 27 июля, на следующий день после убийства в руанской церкви 86-летнего священника Жака Амеля. Его зарезали (!) два мусульманских террориста. Террористы стали изобретательнее – то грузовиком раздавят, то в храме ножом по горлу. Оба были застрелены полицейскими. Один, Адель Кермиш, давно был на примете у спецслужб. Другой – 19-летний юноша по имени Абдель Малик с чисто французской фамилией Птижан («малыш Жан» в переводе на русский). И мать, и соседи «малыша Жана» выдали ему самые лестные, положительные характеристики – хоть в Сорбонну поступай, хоть в каирский аль-Азхар, хоть в МГУ.
Франция уже в который раз «обалдела», хотя ей не привыкать. Впрочем, как и немцам, и «разным прочим шведам». Была отслужена месса в Нотр-Дам, которую посетил президент Франсуа Олланд и все прочие французские политические шишки. Куда они денутся!
Мнения, как всегда, разделились. Некоторые, в том числе выступавший на мессе кардинал Андре Вен-Труа, вспомнили про толерантность, говорили о том, что насилие насилием не победить. Но мне показалось, что большинству французов не до толерантности. Они спрашивают у власти и друг у друга: что дальше? Как остановить этот «террористический поток»? А ответа не находят. Нет его и у властей. Все в основном сводится к известной перестроечной формулировке «углубить и расширить».
Публицист Лоран Шарет в газете Figaro в редакционной статье, символически озаглавленной «Антиконституционно?», пишет, что настало время действовать уже за рамками Конституции, доказывает, что это возможно и необходимо. Бывший президент Франции Николя Саркози высказался против проявлений толерантности, заявив, что она должна быть «равна нулю». И уж конечно, повсюду звучали призывы к войне с исламизмом.
Общая обстановка в мусульманском мире вряд ли в скором времени стабилизируется, и, таким образом, условия, порождающие экстремизм и терроризм, сохранятся, а сами террористы продолжат действовать по всему миру. В террористической деятельности участвуют представители молодого поколения. Террор стал многогранен, он, так сказать, индивидуализируется. Как-то не верится, что все теракты совершают по прямому указанию «Исламского государства». Скорее всего ответственность за многие из них оно берет на себя постфактум. Но от этого не легче, ибо предупреждать действия террористов-индивидуалов сложнее, чем организаций. Уследить за всеми ними невозможно, в том числе за теми, кто отличается психической нестабильностью. Синтез психоза и религиозного фанатизма – самая гремучая смесь.
И возникает последний, очень «хитрый» вопрос: как наказывать террористов, уничтожающих ни в чем не повинных людей, включая детей? Не исключаю, что эти наказания со временем могут оказаться крайне жестокими. Может появиться и практика заложничества, наказания семей террористов, например, ставить в паспорте штамп «отец убийцы», «брат убийцы». (Кое-где на Северном Кавказе семьи террористов уже наказывают.) Еще – за каждого террориста автоматически ограничивать тысяч на 10–20 въезд эмигрантов в пострадавшую страну. Или выселять из квартала, где проживал террорист, какое-то число его обитателей с неевропейским выражением лица.
Есть известный израильский способ «наказания», который сработал после убийства террористами израильских спортсменов в 1976 году, во время мюнхенской Олимпиады. Тогда в Израиле из быстро ушедших в отставку местных «спецназовцев» было сформировано подразделение, которое, действуя по своему усмотрению и не считаясь ни с какими законами и гуманными нормами, в течение нескольких лет «наказало», то есть перебило всех участников теракта.
Но смертная казнь в качестве наказания – не выход. Да и будет ли она эффективна, особенно если кое-кто станет интерпретировать ее как «героическую смерть во имя благородной идеи». Террориста надо оставлять в живых на пожизненное заключение в особых «посттеррористических» условиях. Изобрести такие условия под силу и суду, и обществу. Террориста можно перестать считать человеком и соответственно вывести его из юридического поля. Отсюда и кары могут оказаться в прямом смысле нечеловеческими. Тут открывается безграничный простор для жутких, извращенных фантазий. Отчаяние и озлобленность, как и «сон разума», рождают чудовищ. В каком-то смысле это означает принять правила террористов и играть по их же собственным средневековым правилам. Получается – клин клином… Дескать, хотите вашего шариата, будет вам «наш шариат». Но до этого дело не дойдет, на 99% не дойдет….
Можно создать некий Международный антитеррористический военный трибунал, полномочный выносить решения вне рамок национальных конституций. Может, это и имеет смысл. Такой орган вполне мог выносить решения по случаям неспровоцированных массовых убийств мирного населения. Впрочем, эффективность подобного трибунала относительна, да и кто конкретно будет исполнять его суровые приговоры?
А пока терроризм продолжается.
