Многослойная соборность

В духовной академии на Крите, где должен проходить Всеправославный собор, без Церквей-«отказников» будет пустовато. Фото с сайта www.oac.gr

Итоги Всеправославного собора, который, как ожидается, начнется через несколько дней, вряд ли кто-то решится предсказать. Более того, не ясно, не отменится ли Собор в последнюю минуту – а если он все-таки состоится, то кто примет в нем участие и будут ли его решения поддержаны Церквами, за которыми стоит большинство православных христиан мира. Пока что именно непредрешенность хода и итогов Собора стала главным событием, с ним связанным. Событием, очень неожиданным и нежелательным для церковных администраторов всех уровней – от предстоятелей Церквей до экспертов, допущенных в клерикальные «кулуары».

В течение многих десятилетий подготовка к Собору велась более чем прикровенно. Проекты документов, которые разрабатывались примерно по 100 темам, а затем по 10 оставшимся после «оптимизации», периодически публиковались, но скорее как архивный материал, интересный по большей части историкам. Так происходило потому, что процесс подготовки затягивался не раз. Старели и умирали, сменяя друг друга, энтузиасты «всеправославно-соборного» дела. Помню, как в середине 1990-х годов митрополит Швейцарский Дамаскин Папандреу, много лет занимавшийся в Константинопольском патриархате «соборной» темой, жаловался мне: «Почему мы не можем провести Собор? Почему все опять остановилось? Это моя агония»…

Несколько лет назад, вскоре после кончины этого греческого иерарха, подготовка к Собору резко активизировалась – даже несмотря на неразблокированность «проклятого» вопроса о том, кто может предоставлять православным Церквам автокефалию, то есть полную и окончательную самостоятельность – только Константинополь, только «материнская» Церковь или последняя при одобрении всех других Церквей (что опять же дает Константинополю право вето). Именно этот вопрос, наряду с темой диптихов – ранжирования Церквей по чести, – долго не позволял созвать, наконец, именно Собор, а не просто очередное совещание или даже «синаксис» – собрание предстоятелей Церквей. Почему Константинополь – а новый старт подготовительному процессу дал все-таки он – решил поступиться этой темой, ранее столь  важной для него? Почему именно сейчас ему важно провести Собор, даже пожертвовав качеством документов и количеством тем? Почему он так на нем настаивает? Думаю, что ответ стоит искать в сфере сложных отношений верхушки Константинопольского патриархата и мировых элит старшего поколения, которые чувствуют: религия уходит из-под их контроля – в том числе православие.

Децентрализация православия

Действительно, распределение реальной власти в православной среде стремительно меняется. Территориальный принцип разделения пастырской ответственности все больше уходит в прошлое: некоторые священники, живя, например, в Санкт-Петербурге, имеют духовных чад в Америке или Австралии – бывает и наоборот. Централизация церковной жизни все больше становится условной, как и авторитет иерархии – в случае если она способна управлять только административными методами, а не силой слова и личного примера духовной жизни. Еще недавно было очень просто сказать, чье влияние на церковную жизнь выше – патриарха или сверхштатного клирика. Сегодня – например, в случае с патриархом Кириллом и протодиаконом Андреем Кураевым, – ответ на этот вопрос уже не очевиден. Между прочим, подобным образом духовная власть в православии часто распределялась и в прежние века: немногие помнят имена верховных иерархов, при которых жили Феодор Студит или Иоанн Дамаскин, Иосиф Волоцкий или Иоанн Кронштадтский.

Публикация проектов соборных документов стала ярким симптомом возвращения именно к неформальному характеру церковного авторитета. Если еще недавно работа над концептуальными текстами церковного «учительства» кулуарно велась без малейших проблем, то сейчас неожиданные итоги такого процесса могут опрокинуть церковную иерархию. Ключевые фигуры в Константинополе этого не поняли, патриарх Московский и всея Руси Кирилл – понял. Именно по его инициативе (не думаю, что сначала поддержанной даже московской церковной бюрократией) проекты были размещены в Интернете.

Возможно, вскоре он об этом пожалел. Поспешное и безапелляционное одобрение проектов на Архиерейском соборе Русской православной церкви 2–3 февраля с.г., состоявшееся, насколько можно судить из свидетельства одного иерарха, без детального обсуждения каждого текста, не только не положило конец дискуссии, но и добавило в нее остроты. Против многих положений предсоборных текстов, особенно документа «Отношения Православной церкви с остальным христианским миром», публично высказались несколько архиереев в России, Украине и Молдове, целый ряд священнослужителей, православные публицисты, участники церковно-общественных собраний. Возникло целое движение, направленное главным образом против «экуменизма» – попыток сближения и объединения разных конфессий, именующих себя христианскими, о чем позитивно говорится в проекте критикуемого документа. Оспаривается, особенно в греческом мире, и решение, согласно которому на Собор будут приглашаться не все епископы, как в древности, а делегации от каждой поместной Церкви в составе максимум 24 архиереев. Румынский священник Михай Андрей Алдя пишет: «Как может быть Собор «Великим», когда в нем нельзя участвовать всем епископам, а только нескольким назначенным?.. В Православной церкви все епископы равны... Патриарху нельзя самому себя ставить выше даже последнего из епископов. У него нет канонического права делать это. Во всей истории Церкви не допускалось чего-либо подобного. Последний из епископов равен патриарху, кто бы им ни был».

Нынешнее антиэкуменическое движение, мощнейший импульс которому придала публикация упомянутых проектов, является прекрасным примером новой, децентрализованной власти в православии. Это движение никто ниоткуда специально не направлял, да и направлять не мог – слишком разные люди, подчас плохо переносящие друг друга, в него вошли. Более того, даже в рамках Московского патриархата это движение уже разделилось на несколько групп, практически друг с другом «не сообщающихся» и точно никем из одного центра не управляемых. Наличие такого центра исключает даже география: Дальний Восток, Удмуртия, Буковина, Молдавия, Москва, Каменец-Подольск, Одесса, Питер… Параллельные очаги критики возникли в Греции (в том числе на Афоне), на Кипре, в Румынии. Две Церкви – Болгарская и Грузинская – официально отказались принять «экуменический» документ на уровне патриархов и Синодов. 25 мая с критикой того же документа официально выступил Священный кинот – орган, имеющий право говорить от имени всех афонских монастырей. В принятом им послании выражено и несогласие с православным участием во Всемирном совете Церквей – главном экуменическом органе.

Впрочем, в Русской церкви «новое» антиэкуменическое движение имеет один скрытый дополнительный мотив: в нем «прорвалось» общее недовольство бюрократизацией церковной жизни, принятием важнейших решений одним или несколькими лицами. Не случайно некоторые лидеры этого движения критически говорят не только о будущем Соборе, но и о подготовленной в условиях чрезвычайной секретности встрече патриарха Кирилла с папой Франциском, о бесправии приходских общин, о возникающем в Церкви «культе» циркуляров и отчетов, о грехе симонии – покупки и продажи церковных должностей. Критика всех этих явлений «либеральным» флангом духовенства и мирян не получила серьезной поддержки из-за непопулярности его лидеров. В случае же с антиэкуменизмом в протест включилось множество консервативных пассионариев, подчас поднимающих те же вопросы, что и «либералы». Не случайно, например, адвокат Ирина Чепурная, выступающая на собраниях ультраконсерваторов, ссылается на книгу «Догмат о Церкви», в которой один из лидеров «либерального крыла» – убиенный протоиерей Павел Адельгейм – критиковал всевластие епархиальных центров над приходами.

Консервативный поворот

Фактическим руководителем подготовки соборных текстов стал митрополит Пергамский Иоанн Зизиулас, один из наиболее либеральных константинопольских богословов. Фото Reuters

Критика наверняка услышана. Иначе вопрос о пересмотре проектов соборных документов вообще бы не встал – особенно после «проштамповавшего» их Архиерейского собора. Понятно, что сегодня церковной бюрократии вряд ли хочется возвращаться к мучительному процессу внесения и обсуждения правок, тем более что сделано было действительно уже немало. Тексты образца середины прошлого года претерпели значительные изменения. Была сильно приглушена «экуменическая» риторика в стиле 60-х годов. Документ «Миссия Православной церкви в современном мире», где говорится об общественных проблемах, получил свое нынешнее название, был наполнен неоконсервативными положениями в стилистике русской церковно-общественной мысли, а также лишился давно неактуальных политических штампов времен борьбы за всеобщее разоружение и против расовой дискриминации – подобные фрагменты текста были составлены около 40 лет назад.

Известно, что даже эти поправки были приняты большой кровью. Фактическим руководителем подготовки соборных текстов является престарелый митрополит Пергамский Иоанн Зизиулас, один из наиболее либеральных константинопольских богословов, в 60-е годы работавший во Всемирном совете церквей, а в 90-е поддержавший бомбардировку Югославии силами НАТО. Этот иерарх способен часами и даже сутками бороться за «экуменические» и квазипацифистские абзацы. Думаю, именно поэтому в ряде случаев наши церковные дипломаты, очевидно, решили пойти по пути наименьшего сопротивления: заменили в русском тексте прилагательное «экуменический» и другие раздражающие термины на более нейтральные. Однако эту словесную эквилибристику сразу же заметили «ревнители»: так, преподаватель Одесского университета Елена Огородник сделала подробный анализ греческого, французского и русского текстов проекта документа «Об отношениях…» и нашла существенные различия, которые, очевидно, были нацелены на «успокоение» консервативной русскоязычной аудитории. И это «разоблачение», и многие другие критические материалы еще раз показывают: среди критиков экуменизма сегодня есть немало людей, не менее, а то и более грамотных в богословии и каноническом праве, чем церковные дипломаты и связанные с ними эксперты. Причем «критики справа» реагируют на происходящее достаточно быстро, показывая некоторую способность к самоорганизации, и значит, игнорировать их, представляя неучами и профанами, больше не получится. Сегодня в Церкви уже не бабушки 70-х годов, разбавленные парой десятков «чудиков» – неофитов из числа интеллигенции. В ней многие тысячи грамотных людей с активной позицией. И управлять ими через бюрократические импульсы и начальственные окрики больше точно не получится.

Церковные дипломаты при подготовке к Собору сделали немало, но недостаточно. Думаю, это понял и патриарх Кирилл. Если Собор с участием всех Церквей состоится, править документы надо будет еще раз, и это будет процесс очень нелегкий – Константинополь сделает все, чтобы «не сдать» экуменизм, в котором он чувствует себя одним из лидеров с середины прошлого века. Впрочем, и поддержка у Русской церкви есть. Болгарская церковь 1 июня заявила, что ее делегация на Крит не поедет. Через два дня Синод Московского патриархата предложил созвать до 10 июня экстренное всеправославное предсоборное совещание. 6 июня константинопольский Синод фактически ответил на это отказом и дал понять, что Собор пройдет по намеченному плану. В итоге, если все объявленные решения останутся твердыми, на Крит не поедут Антиохийская, Русская, Грузинская, Сербская и Болгарская Церкви. И значит, легитимность «варфоломеевского собора» на фоне ранее согласованного принципа консенсуса Церквей становится сомнительной, а его документы, если они будут-таки формально приняты, не приобретут общепризнанного авторитета. 

Что бы кто ни говорил о важности протокольных и процедурных вопросов, главные причины фактического срыва Собора - это властные амбиции Фанара и «экуменический» документ. Не случайно болгарский церковный публицист Георгий Тодоров пишет: «Сейчас, когда великий светский собор нашего малодушия после 93-летнего сдерживания в конце концов допущен, вирус церковного секуляризма обессилен и может создать антитела в теле Церкви, стать вакциной, которая оздоровит это тело. Вместо того чтобы дать власть  церковному секуляризму, Собор может его разоблачить. Вместо того чтобы узаконить экуменизм – отречься от него». Собственно, неформальный Собор уже состоялся - на конференциях и в Интернете. Экуменизм в его ходе осудили - и в ответ не прозвучало ни одного аргументированного возражения. 

Всеправославный ЕС

В спорах вокруг Собора не следует поддаваться на шантаж, связанный с «угрозами всеправославному единству» – как и в «большой» внешней политике России не надо отступать в случае военной угрозы. Разрыв с Константинополем для Русской церкви не такая уж смертельная проблема – даже в Украине, где новый раздел приходов в ближайшие годы произойдет так или иначе, если коренным образом не изменится политическая реальность. Подобный разрыв в случае с Эстонией в 1996 году не привел к «международной изоляции» Московского патриархата. Не приведет и теперь – особенно если будет основан на осуждении либеральных тенденций в богословии и церковно-общественной мысли, неприемлемых для большинства активных православных христиан в греческой, славянской и молдавско-румынской среде, а также для очень многих бывших католиков и протестантов, обратившихся в православие. Испугаться «разрыва» могут только люди, слишком мечтающие о гладких будущих статьях в энциклопедиях, а наипаче – о восторженности некрологов и, может быть, материалов к собственной канонизации.

Вопрос о целесообразности и легитимности Собора не сводится к правке проектов документов. Не случайно Фанар добивается его проведения любой ценой, с невероятной настойчивостью, которая даже побудила патриарха Константинопольского Варфоломея сказать 29 января с.г. в Шамбези: «Любое дальнейшее откладывание Собора только удовлетворит врагов нашей Церкви и Врага, который радуется во зле». Под последним, между прочим, имеется в виду диавол. Георгий Тодоров прямо пишет: «Цель Фанара – превратить свое первенство «по чести» во власть. И созыв Всеправославного собора есть инструмент для достижения этой цели».

Периодически возникают разговоры о попытке создания на Соборе некоего постоянно действующего межправославного органа, который будет готовить следующие подобные форумы и даже принимать некие решения и документы между ними. Патриарх Варфоломей уже намекнул на это в энциклике от 18 марта, сказав, что будущий Собор «представляет собой первый и решающий шаг, за которым, как мы надеемся, в скором времени последуют и другие шаги в виде созыва с Божией помощью и других Всеправославных соборов». Понятно, что в случае появления «всеправославного ЕС» его решения немедленно начнут интерпретироваться как имеющие высший авторитет по сравнению с документами и позицией отдельных поместных Церквей – по аналогии с международным правом. Если в упомянутый орган будет преобразована одна из структур, готовящих июньский Собор, для Русской церкви это фактически будет означать всевластие внешнецерковного ведомства в формулировании наиболее значимых документов. Убежден, что с таким положением дел большинство в Церкви не согласится – кто-то выскажется гласно, кто-то будет копить «тихое» недовольство, которое обязательно прорвется. И значит, постановка Московского патриархата под «международный», то есть «всеправославный» контроль окажется угрозой самостоятельности и стабильности обществ, в которых Русская церковь является Церковью большинства.

Есть и еще одна проблема, о которой я вскользь уже упомянул: на Фанар серьезно влияют «старые» глобальные элиты – политические, интеллектуальные, финансовые. И они вряд ли до конца поняли, что XXI век скорее всего не продолжит историю секуляризма как незыблемой основы ведущих политических доктрин. Религия возвращается не просто как милая приправа к светскому политическому ужину, а как главный фактор мировых процессов. Полагаю, что ее будущее определит и мировую экономику, и международные отношения. За предъявившим претензию на власть исламом потянутся и другие живые религиозные общины, причем православная наверняка будет одной из первых. Политкорректные религии, произносящие длинные скучные фразы и веками делящие сферы влияния, стремительно выходят из моды.

Люди склонны идти за теми, кто, подобно кумиру молодежи 60-х Джиму Моррисону, говорит: «We want the world and we want it now». Попытка западных элит «обуздать» православие через международно-бюрократические механизмы выглядит смешно – сегодня очень просто эти механизмы или проигнорировать, или опрокинуть. Завтра будет еще проще. И наиболее дальновидные представители элит – что западных, что российских – это понимают. Поддержка фанариотской риторики и «дипломатической» стилистики православия долго не продлится. В Соборах будущего ключевыми участниками наверняка будут не назначенные «делегации», а наиболее яркие лидеры – иерархи, богословы, старцы, миряне. Собственно, так было и в прошлые века. Альтернатива возвращению к этой практике – лишь теплохладность, медленная духовная смерть, а затем слова Господа: «Как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих» (Откр. 3, 16).