Причащение русской словесности

Общество русской словесности возглавили не писатели и филологи, а священнослужители одной из религиозных организаций России. Фото с сайта www.patriarchia.ru

В нашей стране создано Общество русской словесности. Об этом объявил патриарх Московский и всея Руси Кирилл 9 марта с.г., открывая заседание Патриаршей комиссии по культуре на территории исторического парка на ВДНХ. Фасад павильона, где размещается исторический парк «Россия. Моя история», украшают портрет Александра III и знаменитые слова императора о том, что у России есть только два союзника – армия и флот. Современная Россия добавила к числу союзников русскую словесность. Видимо, меткое русское слово, по мысли Кремля (патриарх сообщил, что идея создания общества исходит от Путина), поможет сплочению страны.

Глава РПЦ напомнил, что в XIX и XX веках уже действовало Общество любителей российской словесности при Московском государственном университете. Однако дореволюционное общество возглавляли литераторы и академики, а не иерархи, несмотря на то что Церковь тогда была государственным институтом. «Я принял это предложение именно потому, что речь идет о гуманитарном измерении нашей жизни, личности, общества, государства, а гуманитарное измерение есть часть духовной ответственности Церкви» – так патриарх объяснил предложение президента возглавить новое общество именно ему, лидеру религиозной организации. К слову сказать, Общество любителей российской словесности существовало и после революции, до 1930-х годов, в демократической России было воссоздано и существует до сих пор. Патриарх Кирилл в своем докладе на заседании 9 марта упомянул о параллельной структуре, однако считает, что ее деятельность «практически прекращена» в 2010 году.

Учредительное заседание Общества русской словесности приняло резолюцию, в которой обозначены цели: «консолидация усилий ученых, педагогов, деятелей культуры, широкой общественности для сохранения ведущей роли литературы и русского языка в воспитании подрастающего поколения, укрепления единого культурно-образовательного пространства, развития лучших традиций отечественного гуманитарного образования, культурно-просветительской деятельности». Основным направлением деятельности общества будет работа, связанная с рекомендациями по преподаванию литературы в средней школе. Одной из таких рекомендаций, по сообщениям СМИ о прениях, развернувшихся после объявления патриарха о создании общества, станет формирование списка литературы для чтения школьниками. Проблема общего списка давно занимает умы чиновников, и ее обсуждение поднималось даже на президентский уровень.

«История со списком произведений длится не первый год: началась она еще в конце 90-х годов, когда во имя ЕГЭ – для удобства проверки – широкий рекомендательный список произведений для школьного изучения был сужен и стал «Обязательным минимумом», – напоминает доцент Школы филологии НИУ ВШЭ Михаил Павловец, участвующий в группе по разработке «Примерных основных образовательных программ», которую курирует Минобрнауки России. – Затем появились так называемый «путинский список 100 книг», которые должен прочитать каждый выпускник российской школы, несколько альтернативных списков от разных организаций и персон, наконец список в «Концепции школьного филологического образования», которая разрабатывалась Ассоциацией учителей русского языка и литературы (АССУЛ), собравшей под свое крыло в основном консервативную часть отечественных словесников. Та «Концепция» вопреки желанию ее создателей так и не получила официального, нормативного статуса, но если внимательно почитать списочный состав создаваемого Общества русской словесности, то в нем мы обнаружим большинство имен, связанных и с АССУЛ, и с «Концепцией», и с тем самым списком».

По мнению Павловца, РПЦ сама не будет составлять никаких списков, но она выступает в качестве покровителя группы экспертов, придав определенный административный вес их наработкам. «Хотя определенные пожелания скорее всего будут высказаны, – добавляет эксперт, – прежде должны быть усилены позиции писателей, которые еще в позднесоветское время усилиями деятелей так называемой русской партии в советской культуре и образовании были записаны в «охранители» и «консерваторы»: в этом смысле Достоевский имеет преимущество перед Толстым, Шмелев перед Булгаковым (к «Мастеру и Маргарите» которого много вопросов у части верующих – но не к его «Белой гвардии»), Есенин перед Маяковским и т.д. При этом вряд ли какие-то значимые имена из списка выпадут: создатели такого рода списков знают, что из любого автора можно сделать сторонника любой идеологии, в том числе и православно-охранительной: не случайно в контексте списка вспоминается опыт советской школы, в которой поэма Блока «Двенадцать» преподавалась как апология революции, а «Мертвые души» Гоголя – как обличение крепостничества».

Действительно, на учредительном собрании патриарх Кирилл не раз вспоминал добрым словом советскую школу и даже признался, что во время недавнего посещения Антарктиды чуть ли не вслух декламировал «Буревестника» Горького.

Ранее христианские Церкви составляли списки запрещенных книг. Известен католический Index librorum prohibitorum. Однако и Российская православная церковь имперских времен способствовала запрещению «душевредных» сочинений, как то: «О причинах и характере унии в западной России» Костомарова, «Народные русские легенды» Афанасьева, 6-й том собрания сочинений от 1889 года Лескова (о жизни духовенства), «Воскресение» Толстого и т.д. Уже в наши дни ведется борьба то с Набоковым, то со «Сказкой о попе и работнике его Балде» Пушкина.

Сразу после объявления о создании Общества русской словесности в церковной Комисии по делам семьи прозвучало предложение убрать из школьной программы некоторые рассказы Чехова, Бунина и Куприна. Это высказывание появилось так некстати, что председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Владимир Легойда поспешил  представить его как сугубо частное мнение.

С созданием Общества русской словесности РПЦ обращается к формированию своего «позитива» русской и советской классики. Павловец говорит: «Смыслов у обязательного списка несколько: во-первых, ему придается государственный смысл «духовной скрепы» «единого образовательного пространства России» – чтобы, условно говоря, в удмуртской школе Татарстана на уроках литературы читали ту же «Войну и мир», что и в русской школе Калининграда или Сахалина. Это подчеркнет государствообразующую роль РПЦ, поддерживающей единый список».

Несложно предположить, по какому принципу Церковь станет формировать свои рекомендации. «Наша цивилизация во многом выросла из христианского понимания сущности бытия, из православной веры, воспитывающей ту красоту народной души, которая запечатлена в русской литературе и искусстве», – сформулировал эту позицию патриарх Кирилл.

«Словесность представляет в глазах Церкви ценность только в том случае, если она отвечает целям христианской проповеди, – считает культуролог Роман Багдасаров. – Попробуем представить себе, что сегодня «Толковый словарь живого великорусского языка» (который некогда опубликовало Общество любителей российской словесности) выходил бы под редакцией патриарха Кирилла. Ему пришлось бы включать туда такие слова, как «мазафака», «хавчик», «шмаль», а также бессмертное выражение «замочить в сортире». Готов ли он к такому повороту? Вряд ли. Между тем словарь Даля стилистически подобные слова и выражения содержал с избытком, потому что ставил задачу показать актуальный на тот момент лексический состав в целом. Так было задумано Владимиром Далем. Только так возможно всерьез судить о тенденциях развития языка, тем более пытаться как-то влиять на них».

«Вероятно, поэтому патриарх Кирилл и его соратники решили основать другое общество, а не воссоздать прежнее, – продолжает Багдасаров. – До заявления Кирилла в состав патриаршего совета по культуре не входил ни один ученый-филолог, даже на уровне почетных членов». Эксперт напомнил, что предисловие к словарю Даля писал в свое время не рядовой специалист по филологии, а лингвист с мировым именем – Иван Бодуэн де Куртенэ.

Подобные опасения в тенденциозном подходе, но уже к литературному наследию и актуальному литпроцессу высказывает Михаил Павловец: «Русская культура (и литература в частности) чересчур богата – и продолжает активно пополняться в последние десятилетия (в том числе и за счет прежде запрещенных или забытых произведений): никакой обязательный список не сможет дать представления о всем многообразии – художественном, этнокультурном, идейно-философском – нашей словесности, но зато он может часть этого многообразия оставить за бортом, а другую, куда более меньшую часть – через образовательные институты выдать за главную, вершинную». Эксперт напоминает, что в соответствии со сложившейся в советское время традицией это прежде всего литература реализма. Участие в обсуждении РПЦ, по его мнению, дополнительно выделит произведения, в которых значимы христианские мотивы.

«Единый список облегчит участь тем учителям, у кого просто нет ресурса или желания расширять свой профессиональный кругозор: раз и навсегда освоив некий обязательный список, можно из года в год работать по нему, опираясь на наработки прежних лет: отсюда участие в проекте членов учительской ассоциации. Ну и наконец, современное образование становится все более вариативным, его содержание обновляется вслед за успехами современной науки и культуры, из-за чего страдают учебные издательства: учебники перестают быть основным источником информации, в частности – в литературе многообразие изучаемых книг в разных классах и школах убивает саму идею учебника, и тут единый список станет большой подмогой (поэтому в истории со списком активны представители некоторых издательств). Главная проблема, которую не решит, а, напротив, усугубит такой список, – это проблема «алексии», нечтения современных детей и молодежи. Но сторонники списка в этом большой проблемы не видят: они борются с «гедонистическим» подходом к чтению (путая эстетическое наслаждение с физиологическим), говорят о чтении «классики» прежде всего как о тяжелом духовном труде, к которому следует принуждать: религиозная мысль о спасительности страдания также входит в идейный арсенал адептов списка. Таким образом, классика воспринимается как нечто вроде древних языков, которые прежде изучали в гимназиях: у этих языков мертвый ствол – но живые корни, они никак не востребованы современностью – но причащают человека к вечности и к традиции. Данный подход не очень востребован современной системой образования, нацеленной на то, чтобы адаптировать человека к текучей современности и подготовить его к неопределенному будущему: налицо системный подход, конфликт двух культурных моделей, двух систем ценностей, двух пониманий назначения образования. И у одной из них при активной поддержке государства есть шанс на некоторое время утвердиться в нашей стране, притом что в исторической перспективе она скорее всего обречена», – подводит итог Павловец.

Создание Общества русской словесности позволит РПЦ расширить свое присутствие в системе образования. Московский патриархат давно и регулярно напоминает, что существующий формат «духовно-нравственного воспитания» в школах, а именно плюралистический курс «Основ религиозных культур и светской этики», его совершенно не удовлетворяет. Кроме предложений расширить ОРКСЭ на все годы обучения, от которых Минобрнауки пока успешно отбивается, Церковь пытается вторгнуться и в другие области знания. Недавно добилась признания теологии в качестве научной дисциплины.

Обоснование подобной стратегии можно услышать из уст патриарха Кирилла. «Отечественное образование предполагало развитие, как говорили в старину, «разума и способностей души» при помощи, с одной стороны, точных наук, особо выделяя математику, а с другой – русского языка, классической литературы, истории, древних и новых языков, Закона Божьего», – заявил глава РПЦ. Московский патриархат как раз в эти дни обсуждает проект «Образовательной концепции РПЦ», в которой сказано, что «Церковь на протяжении всей своей истории стремилась к воцерковлению культуры, включающей различные аспекты духовного и социального бытия человека, преображая ее и наполняя христианским содержанием».

РПЦ ищет все новые способы «воцерковления» образования и культуры – и находит их. Государство, кажется, готово отдать на «окормление» клерикалам всю гуманитарную сферу. Польза для Церкви от этого в комментариях не нуждается, но польза для общества остается темой дискуссионной.