Дагестанский Иерусалим

Кырхляр, погребение сорока шахидов – одна из главных мусульманских святынь Кавказа. Фото автора

Над всеми на небесах – Создатель, а внизу, на узкой полоске земли между морем и горами – его создания. Ближе всех к Аллаху живет хан в своем дворце, а за воротами его цитадели начинаются кварталы правоверных. Ниже, посредине между дворцом и морской гаванью, проживают евреи. Здесь же рынок и торговые улицы. Еще ближе к морю, у железной дороги, которая связывает южный город с европейской частью огромной страны, поселились русские. Так описывают старые времена Дербента – города на юге нынешней Республики Дагестан.

За последние 100 лет этот порядок пошатнулся и постепенно стал разрушаться. Все смешалось. Русских почти не осталось после потрясений 90-х. Горские евреи, коренные жители этого края, в большинстве своем тоже разъехались, кто в Центральную Россию, кто в Израиль. Армянский храм возвышается посреди города, но он не действует, здесь музей. Словно в качестве компенсации того, что богослужебная жизнь в нем пресеклась, храм красуется на многих сувенирах, выпущенных к 2000-летию Дербента.

19 сентября состоятся торжества, посвященные юбилею города. К региону приковано внимание не только республиканской, но и федеральной власти. Один из важнейших элементов имиджа современного Дербента – то, что здесь, как и в старые времена, сохраняется межобщинный мир. 

Шииты, джигиты и шахиды

Протоиерей Николай Колесников служит в Дербенте еще с советских времен.

Джума-мечеть, то есть Соборная, не только историческая достопримечательность, памятник VIII века, но и центр мусульманской жизни города. Мусульмане Дербента в настоящее время в большинстве шииты. В этом я опираюсь не только на свои наблюдения, но и на слова настоятеля мечети Хашима Миртеибова, с которым разговаривал во дворике духовного комплекса под огромными платанами. Вековыми деревьями здесь гордятся не меньше, чем самим зданием, ставшим форпостом распространения ислама на Кавказе.

Имам, или ахунд, как называют главу местного шиитского духовенства, Хашим Миртеибов заверил меня, что мечеть открывает свои двери не только его единоверцам, но и суннитам. Общины делят время богослужения. Однако все в облике культового комплекса говорит о том, что здесь царит дух поклонения имамам Али и Хусейну. У суннитов в городе, хотя и за пределами крепостных стен, есть своя мечеть, которая называется Табасаранской, по имени одной из народностей, населяющих Южный Дагестан.

«Мы все здесь живем дружно, и мусульмане, и иудеи, и христиане, – сказал мне ахунд. – Ходим друг к другу на праздники». Почти дословное повторение фразы про то, что лидеры трех религий ходят друг к другу на праздничные мероприятия, я услышал потом и от православного священника, и от представителей иудейской общины.

Говоря о праздничных днях, Миртеибов первым делом обратил внимание не на официальное 2000-летие города, как я ожидал, а на приближение мусульманского месяца мухаррам и совершающийся в это время шиитский обряд Ашура, когда верующие оплакивают смерть имама Хусейна. Стоило мне упомянуть излюбленный сюжет репортеров – шествия бичующих себя ревнителей веры в период Ашура, ахунд оживился и принялся горячо уверять, что в Дербенте такие шествия не приняты и он сам ни разу в жизни не исполнял этот обряд.

Что можно сказать о религиозном энтузиазме дербентцев? Утверждение о том, что они относятся с прохладцей к предписаниям веры, было бы неверным. Вспоминаю свой путь из города в аэропорт Махачкалы. Таксист, который вел машину с высокой скоростью, вдруг притормозил, выключил радио и поднес руки к глазам, шепча молитву. Мы проезжали какой-то мусульманский мемориал. Так двигались несколько минут – водитель с закрытыми глазами, руль без управления, скорость не менее 60 километров в час. Обе колонны попутных и встречных машин шли в том же ритме, и я понял, что все эти водители одновременно поручили свои автомобили воле Аллаха. Подобное повторилось еще пару раз, пока мы не выехали за пределы Дербентского района.

Местные мусульмане ревниво следят за тем, чтобы уважались их святыни и их вера, но, как мне показалось, не озабочены тем, чтобы навязывать свои взгляды соседям. На одном из кладбищ города расположена одна из главных исламских святынь Кавказа – погребение сподвижников пророка Мухаммеда, павших во время похода мусульманского войска на Дербент, который тогда принадлежал хазарам. На этом месте, которое называется Кырхляр, или «Сорок могил», я наблюдал эмоциональные сцены поклонения верующих, особенно женщин. Но, кажется, присутствие этого памятника первых десятилетий истории молодой религии, боровшейся с царством иудеев, не влияет на отношения между мусульманами и местными евреями. Смерть арабских шахидов от рук хазар мусульмане не проецируют на текущую политическую обстановку и даже упоминание об Израиле, что обычно служит лакмусовой бумажкой исламско-иудейских отношений, здесь не вызывает выраженных негативных эмоций. В городской гостинице я видел израильскую семью горско-еврейского происхождения, которая, видимо, посещает «историческую родину» и могилы предков.

Храм на улице Ленина

Когда началась подготовка к празднованию 2000-летия Дербента, заговорили о том, что в крепостной части города находится не только самая древняя мечеть, но и самый древний христианский храм в России. В цитадели Нарын-Кала было обнаружено сооружение крестообразной формы, на протяжении многих веков служившее цистерной для хранения воды.

Посетив в феврале с.г. в Москве патриарха Кирилла, глава Дагестана Рамазан Абдулатипов назвал это сооружение древним христианским храмом и обещал восстановить его к юбилею. «Этот храм IV века  – один из самых древних, а может быть, и самый древний на территории современной России, – сказал в ответном слове патриарх Кирилл. – Замечательно, что были проведены археологические исследования. Я интересовался этим местом и хотел бы со своей стороны всячески поощрить ваши усилия, потому что речь идет об историческом памятнике всемирного значения».

Нельзя было не увидеть своими глазами это доказательство присутствия христианства на юге Дагестана в доисламские времена. Однако мне стоило некоторого труда объяснить сотрудникам музея-крепости Нарын-Кала, что именно я хочу увидеть. В конце концов они поняли, что речь идет о развалинах цистерны, но решительно не признавали, что вопрос о храмовом происхождении сооружения окончательно решен. По их мнению, это всего лишь версия, и довольно спорная. Не знаю, чего в этом упорстве было больше: профессиональной щепетильности или нежелания признавать «первородство» христианства на земле Дербента.

На данный момент ведутся раскопки, но крестообразное сооружение все еще находится внутри кургана. Рассмотреть его можно через отверстие в куполе, обнаружено еще одно отверстие, предположительно окно. Пока этим исчерпываются результаты археологических изысканий, по крайней мере для широкой публики.

Но это история, а каково настоящее христианства на земле Дербента? Чтобы узнать это, пришлось выйти из мусульманских кварталов и спуститься в равнинную часть города.

Протоиерей Николай Котельников встретил меня у ворот храма Покрова Богородицы, где он служит настоятелем уже 36 лет. По его словам, он единственный православный клирик в городе. Пожилой священнослужитель хорошо помнит советскую власть и даже тех русских людей, что жили в Дербенте еще в царские времена. Тогда в городе на центральной площади стоял большой православный собор, но в послереволюционные годы он был разрушен, и на его месте возвышается памятник Ленину. А на улице Ленина остался единственный православный храм города. Само здание до революции было церковно-приходской школой, а в постсоветские времена его перестроили в церквушку с маленькой колокольней.

Настоятель рассказал, что его паства насчитывает 50–60 верующих, по большей части женщин. Храм также посещают офицеры расположенной в городе воинской части. Православная община обезлюдела, признается он. Может быть, прихожане русской церкви ощущают себя целью религиозных экстремистов? Как говорят, в городе не только вытеснили на окраины ваххабитов, но и закрыли их мечеть, однако кто, как не иноверцы, может пострадать от действий фанатиков, присягнувших ИГ? Пожилой священник качает головой: «Нет, нападений на церковь не было. Уезжают не потому, что нас кто-то притесняет. Просто молодежь предпочитает учиться в России». Отвечая на вопрос, возможно ли массовое возвращение русских в республики Северного Кавказа, о котором говорят в последние годы, священнослужитель засомневался: «Старикам трудно возвращаться».

Прощаясь, протоиерей настоятельно рекомендовал сразу же после него посетить синагогу. «Все мы тут живем дружно», – повторил он много раз. Чтобы в этом не было никаких сомнений, он достал из кармана рясы мобильный телефон и позвонил администратору еврейской общины, предупреждая о визите журналиста.

Быт и обычаи горских евреев наглядно представлены в музее общинного центра.

Горцы и хасиды

Ожидая увидеть старинное сооружение в восточном стиле, я был несколько разочарован, обнаружив трехэтажное здание, ничем не отличающееся от стандартных общинных комплексов во многих городах европейской части России. Это ощущение усилили портреты Любавического ребе и другие очевидные признаки хасидизма Хабад.

Исторически на Кавказе проживают горские евреи, по культуре и религиозным традициям близкие иудеям Ирана и других стран исламского Востока. Но об их национальном и духовном наследии больше говорит экспозиция небольшого этнографического музея, расположенного в здании общинного центра, чем богослужение, которое мне довелось наблюдать. В музее собраны артефакты из горско-еврейских аулов. Здесь хранится вырезанный из дерева арон-кодеш, хранилище свитка Торы, перенесенный в музей из старой синагоги. Почему-то ему не нашлось места в молельном зале нового общинного центра. Представлены образцы национальной одежды, в которой общие для всех иудеев молитвенные облачения сочетаются с типично кавказскими предметами гардероба. Есть книги, в том числе сочинение под названием «Путин в древнем Дербенте». Что ж, тоже красноречивое свидетельство эпохи!

Почему же произошло замещение особых горских обычаев на традиции иудейского течения, пришедшего с равнин нынешней Смоленщины? Это явление нельзя объяснить только тем простым фактом, что синагога Дербента входит в Федерацию еврейских общин России, организационный костяк которой составляют любавические хасиды.

Раньше в городе существовал целый еврейский квартал, и считается, что существует до сих пор. Я начал знакомство с ним, ожидая увидеть что-то вроде гетто восточноевропейских городов, в которых почти не осталось коренных обитателей, но сохраняется соответствующий антураж. Однако улицы и дворы еврейского Дербента ничем не выдавали того, что здесь живут или когда-то жили сыны и дочери Израиля. Типичные кавказские дворики, в разных углах которых хозяйки полощут белье или готовят тесто для хинкала, замысловатые переплетения лесенок и галерей.

Только спустя некоторое время обнаружил, что представители этого народа все-таки здесь есть, и их можно опознать. То блеснет кулон с шестиконечной звездой на смуглой девичьей шее, то в припаркованной машине виден оберег с надписью на иврите.

Разговорился с пожилой горожанкой, державшей в руках газету с заголовком: «Я горжусь, что я горский еврей!» Из рассказа женщины стало ясно, что синагогу она не посещает, а предпочитает благотворительную светскую организацию.

Из расспросов других представителей горско-еврейского народа, обнаруженных мною на улицах города, я понял, что проживающие в городе евреи далеко не во всем осведомлены об особенностях духовного наследия своей общины. «Эта разница между горскими евреями и хасидами, о которой вы говорите, – сказала мне женщина средних лет, – становится понятна, когда обладаешь определенным уровнем богословской подготовки. У нас мало таких, кто может понять эти различия. То, что нам предлагают в синагоге – пусть и новое для нас, но нам этого достаточно, чтобы ощущать свою принадлежность к иудейской традиции». По словам моей собеседницы, ее земляков больше волнует сохранение языка и других этнографических особенностей горских евреев, чем оттенки сугубо религиозной практики и мировоззрения.

***

В юбилейных презентациях Дербент предстает «городом трех религий», символом традиционной модели сосуществования общин, этаким отечественным Иерусалимом. В каком-то смысле это сравнение не лишено оснований. Древний город, в котором можно найти не только исторические свидетельства сосуществования ислама, христианства и иудаизма, но продолжающееся в наше время бытие этих традиций. Другое дело, что современность вносит свои коррективы, прежде всего связанные с изменяющейся ролью религии в жизни людей.

Дербент–Москва