Сергей Макин
Князь Владимир превращается из исторической персоны в героя политического мифа об идеальном самодержце.
Кадр из мультфильма «Князь Владимир». 2004
«Был он такой же женолюбец, как и Соломон, ибо говорят, что у Соломона было 700 жен и 300 наложниц. Мудр тот был, а в конце концов погиб. Этот же был невежда, а под конец обрел себе вечное спасение. Велик Господь, и велика крепость его, и разуму его нет конца!» Так писал о князе Владимире летописец Нестор в «Повести временных лет».
Как же случилось, что князь Владимир Святославич, «сын греха» и сам великий грешник, стал равноапостольным святым, крестителем Руси? Рожденный от князя Святослава Игоревича и его наложницы, ключницы Малуши, на христианском Западе он звался бы бастардом и не имел права на престол. Но в языческие времена побочный сын вполне мог стать монархом, надо было только проявить характер.
Горделивая полоцкая княжна Рогнеда презрительно называла посватавшегося к ней незаконнорожденного жениха «робичичем» – «сыном рабыни». Владимир, бывший тогда князем новгородским, взял Полоцк штурмом и изнасиловал не в меру гордую Рогнеду на глазах ее родителей, после чего убил отца строптивой княжны. Потом все же на ней женился. Поруганная девица стала не первой и не последней женой Владимира. Кроме шести жен он имел сотни наложниц. Дело, конечно, не в какой-то особой «развратности» князя: просто он, будучи владыкой своей земли, как бы сочетался с ней браком. И «женился» на областях, деревнях и весях – в лице местных жительниц.
Рогнеда отказывала новгородскому жениху еще и потому, что хотела выйти за более престижного киевского великого князя Ярополка, старшего сына Святослава, единокровного брата Владимира. Брат пошел на брата, и младший вызвал старшего на переговоры, во время которых Ярополк был вероломно убит. Его беременную жену Владимир сделал своей наложницей. После своего крещения Владимир Святославич, уже великий князь киевский, сочетался браком с царевной Анной, которую ему представили как сестру византийского императора Василия II Болгаробойцы, и отпустил прежних супруг. Много детей родилось у разных жен от Владимира, но любимцами пожилого отца стали его сыновья от «болгарыни» – Борис и Глеб. Оба пошли в мать: красивые, утонченные, воспитанные в христианской вере. Однако, не унаследовав языческой жестокости отца, они покорно дали себя зарезать наемникам Святополка Окаянного. У молодого Владимира энергии было с избытком, у его поздних детей – явный недостаток. Не потому ли князь стал с возрастом миролюбив, что ослабел?
Даже в юности Владимир не был примитивным воякой. Он задумывался и о своей жизни, и о жизни своего государства – груботканого и разношерстного. Пытался сплотить его, построив в стольном Киеве пантеон славянских богов. Потом стал размышлять о принятии другой, современной религии. Ислам вроде был подходящим, воинственным. Сохранилось предание о посольстве русов (ар-русийа) в Среднюю Азию: «Направили послов к правителю Хорезма, четырех человек из приближенных царя. У них независимый царь, называет сам себя и титулуется буладмир… Прибыли послы их в Хорезм, выполнили свою миссию... (получив) разъяснение от хорезмшаха, так что захотели в ислам. Послал к ним (хорезмшах учителей), чтобы научить их закону ислама и обратить в ислам» (Шараф ал-Марвази, начало XII века).
Сомнение вызывает уже то, что ал-Марвази, придворный врач династии Сельджукидов, пишет, будто буладмир (владимир) это титул, аналогичный кагану у тюрок. Но, как ни относиться к такому свидетельству, князь остановился на восточном христианстве. Очень уж тонким психологом оказался приехавший к нему греческий богослов. Монах-философ показал киевскому варвару икону «Страшный суд»: праведники радостно шествовали в рай, грешники скорбно влачились в ад. Вздохнул Владимир и сказал: «Хорошо тем, кто справа, горе же тем, кто слева». Философ ответил: «Если хочешь с праведниками справа стать, то крестись».
Владимир не был рыцарем без страха и упрека: однажды он даже залез под мост, прячась от печенегов. Проницательный византийский монах почувствовал робость, скрываемую под маской брутальности, и сделал ставку на богобоязненность, сыграв на внутренней неуверенности князя.
Потом, в Херсоне-Корсуни, Владимир получил богословские наставления: «Не принимай же учения от латинян – учение их искаженное». Кто-то думает, что Владимир выбрал православие в противовес католицизму. Это не совсем так. Хотя к X веку в богослужении греков и «латинян» стала заметна ощутимая разница, Великий раскол произошел только в 1054 году. На самом деле случилось то, что и должно было случиться: Русь оказалась в сфере притяжения наиболее сильной и культурной державы того времени – Ромейской империи, Византии.
В одной популярной газете недавно появилось утверждение, что Владимир Святославич стал первым антиглобалистом, ибо глобализм – это в первую очередь латиница, а кириллица, мол, указала нам особый путь. После принятия христианства в основу письменности на Руси действительно легла азбука Кирилла и Мефодия, а богослужение стало вестись на церковнославянском, староболгарском языке. Дело в том, что византийская царевна, ставшая женой Владимира, была, возможно, не родной, а названой сестрой Василия II, дочерью плененного болгарского царя Бориса, жившая при константинопольском дворе, и привезла с собой болгарских священников. Недаром старшего из двух любимых сыновей Владимира назвали Борисом. К тому же русскую Церковь при Владимире возглавили, с большой долей вероятности, представители болгарской Охридской митрополии.
Но при всех своих положительных сторонах (латиница плохо приспособлена для шипящих звуков), кириллица замыкала страну в славянском кругу. Позднее, с переходом чехов и хорватов на латиницу, этот круг еще более сузился. С падением Византии исчез и православный идеал. Все это вело к поиску своего особого духовного пути, однако могло завести в тупики провинциализма и маргинальности. Зерна, посеянные при принятии христианства от греков и грамотности от болгар, дали разные всходы.
А может быть, Владимир Святославич был антиглобалистом в геополитическом плане? Пошел же он войной на византийские владения в Крыму. Однако это была скорее военно-политическая игра. Поиграв с лукавыми греками и решив, что победил (крестился с позиции силы, получил в жены царевну), князь в конечном счете оказался в зависимости от тогдашней сверхдержавы, поскольку как родственник стал оказывать византийскому императору военную помощь. Если же под антиглобализмом Владимира иметь в виду то, что он будто бы противопоставил Русь Западной Европе, опять получается нестыковка. Крестив свою землю, князь, которого за границей считали едва ли не новым Аттилой, показал миру, что его держава – вовсе не страна-изгой. Прошло не так уж много времени, и дочери Ярослава Мудрого, образованные внучки Владимира и Рогнеды, стали королевами Норвегии, Венгрии и Франции. Выражаясь современным языком, Русь вошла в европейское культурное пространство.
Но как раз после крещения и пошла у нас традиция мазать предшествующий период своей истории черной краской. Церковь стала внушать людям, будто культура на Руси появилась лишь с принятием христианства, и продолжает держаться этого мнения вплоть до настоящего времени. После 1917 года принялись очернять царский период отечественной истории, после 1991-го – советский. Именно с князя Владимира идет тенденция нашего менталитета – готовность сбросить с высоты то, на что молились вчера. Еще летописец Нестор отметил эту черту, едко написав о свержении Перуна: «Велик ты, Господи, и чудны дела твои! Вчера еще был чтим людьми, а сегодня поругаем». Во время Крещения Руси глумились над статуей «идола», во время культурной революции в СССР сбрасывали на землю колокола, после августа 91-го принялись лить помои на «Лебединое озеро». А потом начинали сожалеть о прежних временах: «Было там немало хорошего»…
В народной памяти князь остался былинным Владимиром Красное Солнышко. Образ его противоречив, как и прообраз – реальный киевский правитель. Он примерный муж княгини Апраксии (иностранки, поскольку ее иногда называют королевичной), щедрый на пиры и угощения (невольно вспоминаются слова, которые будто бы произнес князь при выборе веры: «Руси есть веселие пити»), дорожащий своей жизнью (во время войны отправляет в бой богатырей, сам же остается во дворце) и властью (в мирное время бросает в подземелье непокорного Илью Муромца).
Чего не хватало реальному Владимиру, так это умной команды сподвижников. Добрыня, его дядя по матери, дал племяннику совет «лишить иллюзий» Рогнеду и крестил Новгород огнем. Бестолковость «государственной думы» князя проявилась в таком важном деле, как наказание преступников. Летописец Нестор, человек церковный и при всем том обладавший критическим взглядом средневекового интеллектуала, описал эту историю со скрытой иронией. Вначале князь отказался от смертной казни, наказывая виновных исключительно вирой – денежным штрафом. «Владимир же жил в страхе Божьем. И сильно умножились разбои, и сказали епископы Владимиру: «Вот умножились разбойники; почему не казнишь их?» Он же ответил: «Боюсь греха». Они же сказали ему: «Ты поставлен Богом для наказания злым, а добрым на милость. Следует тебе казнить разбойников, но расследовав (их преступления. – «НГР»)». Владимир же отверг виры и начал казнить разбойников, и сказали епископы и старцы: «Войн много у нас; если бы была у нас вира, то пошла бы она на оружие и на коней». И сказал Владимир: «Пусть так». И жил Владимир по заветам отца и деда».
Жил Владимир скромно, по будням одевался просто, дома ел и пил то же, что рядовой дружинник, в то время как его бояре и воеводы набивали терема и подвалы златом-серебром, мехами да винами заморскими. Не отставал от них лукавый настоятель киевской Десятинной церкви Анастас Корсунянин.
Князь не был невеждой. Из Священного писания он узнавал о судьбе давно почивших царей – Саула, Давида, Соломона, о взлетах и падениях Израильского царства. И неминуемо задавался вопросом: а что будет после его смерти с Русским государством? Владимир в самом деле оказался в роли сеятеля, не увидевшего, что же взошло на поле после его ухода. А взошли и зерна, и плевелы. Так, отцовская забота о многочисленных детях привела к феодальной раздробленности и в итоге к завоеванию Батыем княжества за княжеством…
1000-летие преставления равноапостольного князя Владимира пришлось как нельзя кстати. Сегодня на землях исторической Руси, местами далеко выйдя за ее пределы, располагаются целых три государства, считающие себя продолжателями святого дела. Украина даже поместила на свой герб «трезуб» – родовой знак Рюриковичей. А России и этого не надо: ее президент – тоже Владимир.
Неизвестно, хотел ли князь Владимир Святославич стать антиглобалистом своего времени или нет. Но по законам политики и геополитики его стране суждено было играть роль одного из центров силы. Символично, что Владимир оказался между Римом и Константинополем даже хронологически. Западная Римская империя рухнула примерно за 480 лет до его рождения (476 год, приблизительная дата появления князя на свет – 960-й), а Восточная Римская пала через 438 лет после его смерти (1453 год).
