Сергей Макин
Один из вариантов размещения памятника Владимиру – Лубянская площадь в Москве.
Коллаж Михаила Митина
Сергей Макин
Над Днепром возвышается памятник князю Владимиру – крестителю Руси, или, как считает президент Порошенко, Руси-Украины. Теперь, по замыслу творцов российского культурного пространства, аналогичная фигура появится и в Москве. Уже определена дата, когда москвичи и гости столицы увидят, как спадет закрывающая монумент ткань и взору откроется православный крестоносец: это 4 ноября с.г., День народного единства. Формальным поводом для установки памятника стало 1000-летие преставления крестителя Руси.
Князь Владимир Святославич из рода Рюриковичей крестился за границей – и сугубо добровольно. Зато в родном Киеве приобщал народ к новой вере добровольно-принудительно. Княжеские дружинники сталкивали мужчин, женщин и детей в Днепр. В Великом Новгороде власть в лице княжеских воевод действовала еще круче. Новгородцы сохранили об этом недобрую память: «Путята крестил мечом, а Добрыня – огнем».
В то время Москвы как города не существовало. Почему же статую святого равноапостольного князя Владимира решено поставить в российской столице? Не только потому, что в Севастополе – античном Херсонесе, средневековом Херсоне (славяне называли этот город, где крестился Владимир, Корсунь) – она уже стоит. Как и в Великом Новгороде – на памятнике «Тысячелетие России».
Но Владимир в Москве – не столько дань памяти, сколько невольное признание того, что дело идет к выходу Украины из восточноевропейского братства, а Украинской православной церкви – из Московского патриархата. Поэтому траектория прихода православия в Первопрестольную чертится в обход «матери городов русских»: Севастополь – Великий Новгород – Москва. Итак, религия пришла к нам с черноморских и волховских берегов, а не с днепровских. Эту концепцию озвучил сам Владимир Путин: «Для России Крым, древняя Корсунь, Херсонес, Севастополь имеют огромное цивилизационное и сакральное значение…»
Статуя святого Владимира должна будет подкрепить идею, что Белокаменная – если не родина отечественного православия, то его центр. Далеко, однако, окажется креститель от берегов – даже берегов реки Москвы.
Публика наверняка назовет статую Владимира Колоссом Московским – по аналогии с Колоссом Родосским. В самом деле, монумент огромен: высота вместе с основанием – 24 м. Колосса сперва хотели поставить на Воробьевых, одно время Ленинских горах. Может, авторы идеи вознести Владимира над Москвой хотели окончательно стереть с вершин атеистический след, но скорее всего находились под впечатлением горы Корковаду над Рио-де-Жанейро. Там, высоко над городом, раскинув руки, как бы обнимая его, стоит 38-метровая статуя Христа.
В таком случае, глядя на фигуру Владимира, можно было вспомнить Лермонтова: «Над Москвой великой, златоглавою… заря алая подымается». В смысле «заря истинной веры», с крестом и мечом. Правда, при взгляде снизу, от Лужников, святой по законам перспективы казался бы гигантом на фоне карлика-МГУ, символизируя примат религии над наукой. Но даже не протесты студентов могут стать главной причиной отказа от «рассветной» идеи. Еще в первой трети XIX века отказались от строительства спроектированного архитектором Александром Витбергом храма Христа Спасителя на Воробьевых горах: с инженерной стороны это объяснялось слабостью грунта, не позволяющего возводить на обрыве (здание МГУ стоит на большом расстоянии от него) крупные сооружения. Авторам «владимирского проекта» не мешало бы сразу понять: креститель Руси неминуемо сам окунется в реку. Как могли не знать историю строительства храма Христа Спасителя в РПЦ, которая курирует проект? Может, там думали, что 300-тонная статуя Владимира устоит на зыбкой почве в силу его святости?
На данный момент существует множество вариантов, куда перенести место установки памятника, если Воробьевы горы будут отвергнуты. Основных три: Лубянская площадь; Смоленская площадь; территория в районе храма Христа Спасителя (понятно, что нынешнего храма, архитектора Константина Тона). Есть еще предложения возвести монумент на площади Европы (у Киевского вокзала), на Боровицкой площади и другие.
Идея поставить монумент православному святому на Лубянской площади довольно бестактна хотя бы с исторической точки зрения.
Дело в том, что район Лубянки связан с не самой жестокой, но все же депортацией православного населения, и именно из Великого Новгорода. После того как в 1482 году, через 10 лет после битвы при Шелони, Иван III ликвидировал в Новгороде республику и присоединил Новгородскую землю к своему княжеству, московские власти приступили к своей обычной демографической политике. Считавшееся ненадежным население вновь присоединенных земель по возможности перемещалось в коренные области, а тамошний люд переселялся на новообретенные территории. Отправленные в Москву новгородцы назвали место своего нового жительства в память о Лубянице – одной из новгородских улиц, проходившей через богатый Торг.
Насколько родным окажется святой Владимир на этом бойком месте? Уж очень оно светское, не намоленное. Устремятся родители в «Детский мир» – но не за иконами же, а исключительно в материальных целях: одеть, обуть и развлечь своих детишек. Пойдет свободомыслящая публика в «Библио-Глобус», оглянется на «Колосса Лубянского», буркнет: «Меры не знают», – начнет искать антирелигиозную литературу, не найдет и сложит пальцы в кармане характерным жестом. На твердокаменном лице поэта Владимира Маяковского, выглядывающего на площадь из двора своего музея, можно будет прочитать: «Долой ваше искусство, долой вашу религию! Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою…»
А как расположить колосса на Лубянской площади? Куда встанет Владимир крестоносным передом, а куда – задом? Обратит он крест с распятым Христом к детскому магазину или к книжному, или – неловко даже подумать – к зданию Федеральной службы безопасности?
На старом варианте украинской купюры достоинством в 1 гривну «Володимир Великий» походил на грозного византийского василевса со взглядом василиска. Потом сделали новый вариант купюры: князь смягчился, стал человечным, мудрым. По идее, таким должен был бы стать и московский Владимир. Увы, образ его лишен благостности, взгляд сумрачен, на поясе меч. Евгений Вучетич оказался более тонким психологом: он сделал Дзержинского, который ранее стоял на Лубянской площади, невооруженным, без знаменитого маузера на боку.
Объективности ради стоит сказать: реальный Владимир Святославич при всех минусах вполне мог претендовать на роль культурного героя своего жестокого времени. Он отменил смертную казнь и ввел вместо нее виру – денежный штраф (виру платили и за все остальные преступления). Это можно спроецировать на современную Россию, хотя отношение к отмене высшей меры в обществе неоднозначное. Другая историческая параллель: с введением христианства прекратились человеческие жертвоприношения. Это, в свою очередь, можно спроецировать на лежащий у здания ФСБ Соловецкий камень – память о репрессиях в эпоху, предшествующую нынешней.
Если местом возведения статуи святого равноапостольного князя Владимира изберут Смоленскую площадь, неизбежно встает вопрос: как расположить статую относительно здания Министерства иностранных дел? Поставить крестителя лицом к МИДу – значит показать, что наша внешняя политика греховна. Поставить к МИДу задом, а ко всему остальному миру передом – значит показать, что российская дипломатия несет народам веру, надежду, любовь. Идея, конечно, перспективная, но будет ли вдохновлять дипломатов «задний фасад» Владимира? Лучше всего поставить колосса к зданию министерства боком: самый дипломатичный выбор.
Наконец, представим себе третий вариант: статуя устанавливается в районе храма Христа Спасителя. И сразу все встает на свои места по целому комплексу причин. Если возводить монумент святого Владимира на Лубянской, Смоленской или Боровицкой площади, неминуемо возникают осложнения. К статуе потянутся крестные ходы, православные активисты начнут требовать проведения возле нее митингов. Но какие могут быть митинги рядом с ФСБ и МИДом или в непосредственной близости от Кремля? А рядом с храмом – пожалуйста!
С эстетической точки зрения не будет никакой эклектики, смешения стилей: тяжеловесный колосс Щербакова встанет рядом с тяжеловесным колоссом Тона. Критики, тем более протестов в адрес статуи не последует: верующие смиренно примут ее как дар бесценный и святой.
В конце концов, креститель окажется ближе к воде: и к Москве-реке, и к бывшей купели бассейна «Москва». Правда, третий вариант означает поражение святого Владимира в войне за светские земли и его отступление на «заранее подготовленный» церковный плацдарм.
Статуя мнится сторонниками ее возведения (Русской православной церковью, Российским военно-историческим обществом и министром культуры Мединским – тоже Владимиром) как наглядная иллюстрация возрождаемой идеи «Православие, самодержавие, народность». С двумя первыми компонентами скульптор Салават Щербаков справился легко, а вот с народностью вышло худо. Князь смотрится в стиле древнеегипетского искусства – огромным фараоном, под ногами которого мельтешат ничтожные людишки. Подобное впечатление создают рельефные изображения, опоясывающие постамент: на них, в частности, изображен народ, который принимает крещение. Насколько такой Владимир далек от христианства, настолько такая композиция далека от гениальной идеи Александра Иванова в «Явлении мессии» (более привычное название – «Явление Христа народу»): у художника на заднем плане небольшая фигура Иисуса, а на переднем – крупные фигуры не людишек – людей: сомневающихся и фанатично верующих, объятых тревогой и надеющихся на спасение.
