Духовные ценности перестанут быть коммерческой тайной

Публика узнает обо всех источниках дохода духовных конгрегаций России. Фото PhotoXPress.ru

Правительство России рассматривает возможность внесения поправок в Федеральный закон «О свободе совести и религиозных объединениях», согласно которым организациям верующих предпишут раскрыть источники своего финансирования. Особый контроль будет осуществляться над финансированием из зарубежных источников. О том, к каким переменам в жизни духовных общин нашей страны может привести правовая инициатива, «НГР» рассказали юристы, политологи и представители духовенства.

Андрей Кураев, протодиакон РПЦ, церковный публицист

Я очень надеюсь, что эти поправки скажутся в лучшую сторону на деятельности РПЦ: меньше будет серой бухгалтерии и священник будет иметь право в ответ на слова епископа: «Дай мне еще денежек на неожиданную покупку или по поводу моего дня рождения или дня ангела» сказать: «Моя бухгалтерия открыта, и там нет такой статьи – на подарок архиерею». Для меня как для церковного работника прозрачность духовной кассы полезна и потому, что может быть гарантией честных отчислений в Пенсионный фонд.

Что касается отношений с зарубежными спонсорами, то РПЦ это затронет в минимальной степени, потому что у нас практически нет зарубежных спонсоров. Есть, может быть, только несколько проектов, которые финансируют немецкие фонды, но это длится уже много лет и хорошо известно.

Анатолий Пчелинцев, доктор юридических наук, главный редактор журнала «Религия и право»

На мой взгляд, предлагаемые властями изменения продиктованы событиями в Украине. Федеральные органы власти опасаются, что религиозные организации могут быть вовлечены в политическую деятельность, как у нашего соседа. При этом не секрет, что абсолютное большинство религиозных объединений сотрудничает с зарубежными единоверцами, что увеличивает подозрительность властей. Не исключение тут, кстати, даже РПЦ.

На мой взгляд, очень хорошо было бы выявить крупных спонсоров религиозных объединений в самой России, ведь сейчас финансовая деятельность крупнейших из них является тайной за семью печатями. Известно только, что в нее вовлечены бизнес-структуры, а сами объединения верующих зачастую выступают совладельцами крупного бизнеса. Такие вещи абсолютно непрозрачны. Убежден, их и не должно быть. По моему мнению, религиозные объединения должны быть отрезаны от коммерческой деятельности – и существовать исключительно за счет пожертвований. Их вовлечение в коммерческую деятельность приводит к тому, что они не выполняют свою миссию и де-факто становятся бизнес-структурами. Что вызывает много вопросов и недоразумений.

Андрей Себенцов, директор Московского центра образовательного права

По моему мнению, у общественных и религиозных объединений не должно быть права на коммерческую тайну. Они должны заниматься только такой коммерческой деятельностью, которая соответствует их основным функциям. Что касается рассматриваемых поправок в закон, то предыстория этой инициативы такова: президент дал поручение Министерству юстиции усилить контроль за экстремизмом различного рода, и особенно над религиозным. Это поручение я считаю невыполнимым, поскольку оно носит чрезмерно широкий характер, выходящий за пределы компетенции одного только Минюста. К слову, у нас иногда говорят, что исполняется только 30% поручений президента: происходит это потому, что некоторые из них носят такой характер, что их затруднительно исполнить. И вот Минюст бьется в попытках исполнить неисполнимое поручение президента и не находит ничего лучшего, чем выдать на-гора еще один законопроект. При этом едва ли предлагаемые меры приведут к прояснению ситуации. У нас очень много коммерческих организаций, в которых бог знает что творится, а уж за некоммерческими уследить тем более невозможно. Это как в анкетах графа «Занимались ли вы терроризмом?» Никто в здравом уме не скажет «да», даже если занимался.

Мне кажется, необходима серьезная общественная дискуссия, следует ли обществу знать о том, как религиозные организации тратят свои деньги. К примеру, некоторые священнослужители ездят на роскошных машинах. Если бы вопросы финансирования были подняты, то это могло бы сказаться на поведении священников. С другой стороны, это вопрос внутренней демократии религиозных организаций: если она есть, то они сами внутри знают, как тратят свои деньги. А если ее нет, как сейчас, то злоупотребления вероятны.

Алексей Макаркин, заместитель директора Центра политических технологий

На мой взгляд, это продолжение той же линии, что и с другими общественными организациями. Если определенная политика проводится по отношению к НКО, то почему она не должна затрагивать религиозные организации?

Большое значение имеет то, пойдет ли речь о разглашении внешних поступлений на счета РПЦ или раскрытии ее российских спонсоров. Если от РПЦ потребуют раскрыть внутренние источники финансирования, то эта необходимость совсем не обрадует Церковь. В России мы привыкли быть закрытыми, у нас считается, что о деньгах не надо говорить прилюдно. Эта теневая система идет с советского времени, когда официально церковные организации разорились бы, если бы действовали только официальными средствами, поскольку практиковалось непропорциональное, совершенно дискриминационное налогообложение. Естественно, что при этом существовала очень серьезная закрытая теневая часть церковной кассы, которая позволяла, например, проводить ремонт храмов, что было бы совершенно невозможно, будь бюджеты полностью прозрачны для советской власти.

Но вот что занятно: время прошло, ситуация в стране совершенно иная, но традиция финансовой закрытости осталась неизменной. Более того, неафишируемые бюджеты заметно выросли в размерах. Стало ясно, что они удобны, потому что финансовый контроль над ними очень слабый.

Напомню, что Католическая Церковь в условиях западных демократий ожесточенно сопротивлялась раскрытию своих финансовых схем. В 1980-е годы были многочисленные скандалы, связанные с Ватиканским банком. Тогда Церковь в целом отбилась, но уже в наши дни ей пришлось уступить. Иначе Ватиканскому банку как финансовому институту грозила бы международная изоляция.

Должен сказать, что есть во всем этом и деликатный момент, связанный с тем, что, согласно церковному учению, высоко ценится не открытая, а, напротив, неафишируемая благотворительность. И если раскрывать отчетность, то тайные благотворители должны будут заявить о себе. Для некоторых из них это будет нежелательно.

Роман Лункин, старший научный сотрудник Института Европы РАН

Предполагаемые поправки существенно затруднят работу представительств иностранных религиозных организаций, которые действуют в России. Впрочем, и раньше религиозные организации предоставляли свою отчетность в Минюст, но в соответствии с планирующимися нововведениями будет установлен полный и абсолютный контроль за их деятельностью. Я бы сказал: беспрецедентный контроль, ведь помимо прочего в правовое поле вводится множество возможностей, позволяющих органам власти проводить проверки религиозных организаций, причем в любое время. Стоит отметить, что конфликтные взаимоотношения с правоохранителями особенно опасны, поскольку за неисполнением требований властей может последовать ликвидация религиозного объединения.

Предложение этих поправок можно расценить как попытку расчистить религиозное поле. Я бы обратил внимание на такой факт: протестанты в России, как правило, регистрируют в каждом регионе одну-две организации, а остальные де-факто оказываются полуподпольными. Возникает опасность, что из поля зрения государства уйдет масса религиозных организаций. И список Минюста, помимо православия, вообще перестанет отражать соотношение религиозных сил в обществе.

Впрочем, есть еще возможность, что власти примут решение о финансовой прозрачности самой РПЦ. В таком случае, конечно, основное внимание будет приковано к ее доходам и расходам.