Развенчание христианнейшей Европы

Когда король Хуан Карлос восходил на престол, он вместе с Католической Церковью Испании преодолевал наследие франкистской диктатуры. Фото Reuters

По Европе прокатилась волна отречений монархов от престола, последним по времени примером стал поступок испанского короля Хуана Карлоса. Отречения последнего времени сопровождаются активизацией сил, которые призывают к отказу от монархизма по всему континенту. Эта тенденция заставляет задуматься о судьбе консерватизма в Европе, у которого есть два традиционных столпа – короли и Церковь. Подкосит ли кризис монархизма христианские институции, или, наоборот, оставшись единственным гарантом сохранения традиций, Церковь обретет дополнительное влияние?

На католическом Западе в Средневековье под влиянием сочинения «О граде Божием» блаженного Августина сложилась доктрина «двух мечей», согласно которой обе власти, церковная и государственная, одна непосредственно, а другая опосредованно, восходят к римскому епископу. Но «меч духовный» важнее, чем меч государя, потому что римский епископ, то есть Папа Римский, получил от Бога установление властвовать не только над душами, но и над телами. Недаром епископов называют «князьями Церкви». Насколько прочно в западном христианстве переплелись представления о духовной и светской власти, говорит и то, что в монархическом титуле не отказывают даже дьяволу, который иногда именуется principe delle tenebre («князь тьмы»).

В Средние века Папы были полновластными монархами над частью Италии – Папской областью, остатком которой является современный Ватикан. Многие епископы, в особенности в феодально раздробленной Германии, были князьями, имевшими государственную юрисдикцию на своей территории, свои правительства и войска. И сам Ватикан сегодня сохраняет безо всяких уступок веяниям времени монархическую структуру. Крохотное Папское государство на берегах Тибра – последняя в Европе абсолютная монархия. У Папы Римского нет парламента; таковым не является коллегия кардиналов, которая выполняет только совещательные, хотя и весьма авторитетные, функции. Эта неограниченная власть когда-то выражалась богословами изречением Roma locuta, causa finita («Рим высказался, дело закончено»).

Что касается остального мира, то монархия, несомненно, была для Католической Церкви абсолютно предпочтительной формой правления. По разным причинам. Во-первых, Католическая Церковь сохраняла за собой право легитимировать короля, который при поддержке Папы был всем, а без этой поддержки – ничем.

Вторая причина тяготения Католической Церкви к монархии заключается в том, что монарх – всегда верующий и богопослушный властитель. Уже его коронация Понтификом исключает, что он может быть врагом веры. Многие христианские правители были удостоены звания Defensor Fidei («хранитель веры»). На самом деле и по сей день нет в мире атеистических монархий, а де-факто, если не де-юре, атеистических республик – хоть отбавляй.

Третья причина – это склонность монархий к консерватизму, социально-политическому направлению, которому Церковь отдает предпочтение. Прежде чем изменить хоть йоту в своем учении или своей морали, если вообще дело до такого изменения дойдет, нужны десятилетия, если не века. Смотрите, с какой осторожностью Католическая Церковь подходит к вопросу об изменении правила целибата для священников, хотя сама Церковь признает, что это не закон, а именно – правило, которое можно легко изменить. Католицизм также непреклонен в своих взглядах на аборты, разводы, искусственное оплодотворение и т.д.

Сегодня же эта связь между Католической Церковью и монархической идеей фактически оборвалась. Со времен, последовавших за Великой французской революцией, Церковь больше не трактует вопрос о легитимности государства исходя из его монархического статуса. Модель абсолютной монархии, которая преобладала в прошлом, постепенно была замещена на модель конституционной монархии, в которой «король царствует, но не управляет», то есть, олицетворяя государственную власть, не участвует непосредственно в управлении страной. Когда Ватикан обсуждает вопросы, скажем, шведской политики, он имеет дело с премьер-министром, а не с королем Швеции. А премьер-министр не обязательно испытывает «процерковные» чувства. И так происходит всегда с современными государствами. Папа Римский, когда речь идет о конкретных делах, имеет дело с правительством той или иной европейской монархии, но не обязательно с престолом.

Святой Престол понял, что для его интересов важнее сотрудничать с республикой, не чинящей лишних проблем, чем с монархией, которая, как часто бывало, претендует на то, чтобы вмешиваться в богословские дела. Ватикан в течение последних полутора веков имел дело с двумя странами, в которых проблема противостояния монархии и республики ставилась остро. Это Италия, страна, которая непосредственно отдала часть своей территории под государство Ватикан, и Испания, где монархия, сначала прирученная диктатурой Франсиско Франко, впоследствии оказалась той силой, которая способствовала возрождению в стране демократии.

В Италии в конце 40-х годов XX века, по окончании Второй мировой войны, консервативные партии, в первую очередь монархическая, предлагали делать вид, будто не было двадцати лет фашизма и фактически безропотного сотрудничества короля Виктора Эммануила II с Муссолини. Поэтому политическим решением для них было классическое престолонаследие: за отрекшимся от власти Виктором Эммануилом II должен был автоматически последовать его сын Умберто II. Но не тут-то было! Умберто действительно наследовал власть у отца, но большинство политических партий, и неофициально даже Папа Пий ХII, высказались за то, чтобы право Умберто на престол было санкционировано общенациональным референдумом. Референдум состоялся 2 июня 1946 года и отдал победу республике, правда, только большинством в 54,3% избирателей. Королю Умберто пришлось отречься от престола и уехать в изгнание в Португалию.

Отношения между итальянским государством и Церковью часто были отнюдь не идиллическими, особенно в связи с референдумами по вопросам, которые Церковь относила к «морально чувствительным», вроде разрешения разводов. Однако итальянцы, и можно об этом с уверенностью говорить, в любом случае не желают возвращения монархии. Монархическая партия, которая раньше влачила жалкое существование как придаток неофашистской партии (которая тоже распалась), уже давно прекратила свою деятельность, и ныне нет социально-политических сил, поддерживающих идею восстановления монархии.

То же самое можно сказать об испанской монархии. Король Хуан Карлос отрекся от престола в результате двух скандалов: один касается дочери короля, инфанты Кристины, и ее мужа Иньяки Урдангарина, оказавшегося вовлеченным в тяжкие финансово-налоговые преступления, другой связан с охотой самого короля на крупного зверя в Ботсване, состоявшейся весной 2012 года, в разгар финансового кризиса в Испании. Но причины отказа от престола лежат глубже. Хуан Карлос надеется таким образом вернуть доверие и уважение народа к идее монархии. Престолонаследник, сын Хуана Карлоса Фелипе, пользуется некоторой популярностью. Но число испанцев, выступающих против монархии и за возвращение к республике, непрерывно растет. Испанская монархия, как и Церковь в этой стране, с годами потеряла популярность. Если в 1990-е годы поддержка Церкви испанцами была огромной (Испанский центр социологических исследований приписывал ей 7,5 пункта из 10,5), ряд скандалов за последние годы снизил рейтинг Церкви до 3,72 пункта из 10.

Избрание Папы Франциска оказало позитивное воздействие на отношение к Церкви, которая теряла сторонников не только из-за многочисленных скандалов, но также из-за низкого рейтинга Бенедикта XVI. Думается, в будущем отношения между испанской монархией, если она выживет, и Католической Церковью будут все больше и больше походить на модель отношений Ватикана с другими государствами, без идеологических наслоений «католической солидарности».  

Рим