Падший бог Алексея Германа

Даже богу трудно любить такое человечество. Кадр из фильма

Новый, а точнее, последний фильм режиссера Алексея Германа «Трудно быть богом» вышел в прокат. Последний – это значит завещание художника, его прощальный взгляд на прожитую жизнь. Прожитую не только режиссером, но и всеми нами, человечеством. В картине нелегко разглядеть роман братьев Стругацких, написанный в 1960-е годы в русле советской ефремовской («Туманность Андромеды», «Час быка») традиции, с позиций исторического превосходства над неразвитыми социально-политическими системами.

У Германа вышла скорее притча о приключениях бога, или, если хотите, Спасителя грешного мира, разделяющего с человечеством его низость. Бог спустился с космических высот в этот падший мир, который режиссер вылепил из образов Брейгеля и Босха. Германовский Спаситель, как и полагается, въезжает в город на осле. Толпа толстых монахов поет в канаве у городских ворот, но это не осанна, не приветствие Спасителя. Бог и сам хорош. Он пьян настолько, что не может удержаться на осле, шатается и беспорядочно размахивает мечом («не мир, но меч»). Он бросается ослиным калом в хористов, а один из монахов кричит в ответ, что осел ему «вставит». Долгий кадр: огромный детородный орган осла крупным планом.

Вообще мир, изображенный Алексеем Германом, напоминает ад средневековых фресок. Фильм изобилует человеческими и скотскими испражнениями, обнаженным срамом. Все друг друга забрасывают калом, мажут в какой-то слизи, изображают неприличные жесты, сморкаются в камеру, плюются, возятся с трупами собак и людей. По книге на этой планете собак употребляют  в пищу, но по фильму четвероногих развешивают на виселицах, впрочем, как и людей. Людей бессмысленно, но с наслаждением мучают все три часа экранного времени. «Умников» топят в отхожем месте. Отхожее место – крупный план, во всей красе. В общем, эта планета – настоящая «задница» мироздания.

Благородный дон Румата, а в нашем понимании милосердный бог, спустившийся с небес, проводит дни и ночи в этом смраде, страдает, морщится, но живет, как все. Тоже размазывает по лицу кровь и сопли, звучно харкает, отвешивает звонкие подзатыльники рабам. Забавляется с чумазой аборигенкой («пусть первый бросит в меня камень…»). Белоснежные платки, через которые он пытается соприкасаться с окружающей действительностью, катастрофически быстро пачкаются.

По книге мы знаем, что дон Румата послан на эту планету, чтобы дать ей развитие, «прогрессировать» ее. Спаситель фантастического… то есть фантастически отвратительного, мира, по версии Алексея Германа, мучается нерешительностью. Ему бы надо хорошенько маскироваться под аборигенов, чтобы облагораживать их, а хочется разом всех и вся уничтожить. Бог испытывает отвращение к тем, к кому надобно проявить милосердие. Он мучается от возложенной на него миссии быть Спасителем. Он никого не убивает, только с легкостью отрезает уши. Точнее, об этом ходят легенды, но в кадре уши аборигенов, сколько дон Румата ни выкручивает их, распекая за недостаток человечности, остаются на своем месте.

Жители гадкой планеты по-разному относятся к снизошедшему на их землю благородному богу. Некоторые испытывают его божественность и всемогущество на прочность, другие пытаются использовать в своих интересах. Иметь бы под рукой книжку Стругацких, ее можно было бы использовать как путеводитель по фильму. Какие-то «серые» и «черные» воюют друг с другом. По книжке можно было бы понять, но тогда ушло бы ощущение хаоса и бессмысленности мелькающих в кадре событий. Соответственно и ощущение бессмысленности мира. В понимании кинорежиссера.

Однако даже в сюжетном хаосе германовского фильма в какой-то момент проявляется развязка. Нечистоплотная подружка дона Руматы гибнет (затылок, пронзенный стрелой, сочится кровь). Спаситель устал прощать. Он забыл про свою миссию эволюционного усовершенствования местных порядков. Он, наконец, начал убивать. Горы трупов. Крупные планы: скользкие кишки, трепещущее сердце вываливается из разверстой груди гвардейца. Физиологически наглядная картина последствий божьего гнева.

Кинокартина завершается обманчивым зимним спокойствием. Падает хлопьями снег. Подмерзла вся жижа и грязь, в которой вязли персонажи на протяжении всего фильма. Бог, он же благородный дон Румата, наигрывая на трубе джазовые мотивы, уезжает – видимо, спасать какой-то другой мир. На нем интересный меховой головной убор с длинными заячьими ушами, напоминающий куколь – принадлежность высокого сана в одной известной нам религиозной традиции.

Последние кадры. Девочка говорит отцу, прислушиваясь к звукам, издаваемым доном Руматой: «У меня от этой музыки болит живот». Ну не переваривает этот грешный мир божьи замыслы! Значит, тема нечистоты и нечистот не закрыта. Все опять повторится сначала.