Лидия Трейман
И во времена Бейлиса, и во времена священника Евстигнеева ксенофобия выступает под знаменами «истинной веры».
Манифестация «Союза Михаила Архангела» перед Казанским собором. Фото 1913 года
Конечно, кроме того, что несопоставимы по тяжести нынешний казус и «кровавый навет» столетней давности, изменились еще и обстоятельства, в которых пребывают Церковь и российское государство. «Среди православных священников, среди православных ученых не было ни одного, по крайней мере, здесь, на суде, который явился бы и своим именем священника или своим именем православного христианина или русского ученого поддержал бы эти ужасные, мучительные сказки, этот кровавый навет: это счастье – ни одного не было», – писал в 1913 году адвокат Оскар Грузенберг. Правда, за рамками судебного процесса обвинения евреев в ритуальных убийствах звучали из Почаевской лавры и с епископских кафедр некоторых западноукраинских иерархов Церкви. Однако тогда заказчиком антисемитской пропаганды выступало правительство, и Православная Церковь, насильно связанная с империей синодальным управлением, только и могла, что сохранить лицо в той грязной политической игре.
Сегодня Церковь независима от государства, а государство, в свою очередь, радикальным образом изменилось. РПЦ несет всю меру ответственности за антисемитские предрассудки своих служителей и в определенной мере реагирует на происходящее. Так, священник Евстигнеев отстранен митрополитом Саратовским Лонгиным (Корчагиным) на два месяца от служения «за грубость в отношениях с прихожанами». Достаточно ли этого для исправления «грубияна»? Сам священник не признает свою вину, считает, что подвергся травле, и вообще не видит ничего обидного в слове «жидовский». «Каждое слово, которое я скажу, будет обращено против меня. Мне категорически запрещено с кем-либо говорить. Та травля, которая сейчас началась, переходит все меры здравого смысла. Вы прекрасно понимаете, что все это проплачено, все это срежиссировано. Любое слово, выступление будет обращено против меня и церкви», – заявил Евстигнеев. Помнится, защитников Менделя Бейлиса тоже обвиняли в том, что они «подкуплены евреями».
Родственники девочки сочли себя оскорбленными и подали в Следственное управление по Саратовской области заявление, требуя привлечь священника-антисемита к уголовной ответственности по статье 282 УК («Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства»). При этом они, в свою очередь, подверглись критике даже либерально настроенных православных интеллектуалов и правозащитников, которые испытывают к этой правовой норме предубеждение, считая ее инструментом преследований за «мыслепреступление».
Юристы, правозащитники и религиоведы поделились с «НГР» размышлениями о том, продуктивно ли бороться с антисемитизмом среди духовенства при помощи закона, а также о том, как изменилось за сто лет отношение к антисемитским предрассудкам в Церкви и в русском обществе.
Генри Резник, адвокат
Я считаю, что составы 282-й статьи представляют большую сложность. Вообще в этой норме соединены два разных состава: во-первых, возбуждение розни, второе – унижение по признаку принадлежности, там разные – социальные, правовые, возрастные, национальные – могут быть признаки принадлежности. Значит, в данном случае нужно доказывать, что такое унижение по признаку национальности имело место. Доказывать, что унижение произошло в оскорбительной форме. Что касается слова «жид», то оно уже сто лет как приобрело абсолютно определенную оскорбительную окраску. Значит, в таком случае, на что подавать на этого священника? Он рознь разжигал или оскорблял? Наверное, имело место оскорбление. Дело в том, что оскорбление здесь не прямое, речь идет об имени Мира как таковом.
Священник считает, что это имя не подходит христианке, по его представлениям о том, какие имена нужно давать при рождении ребенку в христианской семье. Здесь надо доказывать прямой умысел: то, что произнося эту фразу, он преследовал цель оскорбить, а не просто-напросто высказать свое мнение о ситуации. 282-я – оценочная статья, ее очень трудно применять. Я неоднократно говорил о том, что эта статья излишне широко сформулирована и вообще надо конкретизировать – как наказание за определенные призывы, предложения ограничить права граждан. Привлечение к уголовной ответственности священника в данном случае проблематично.
Лев Симкин, доктор
юридических наук,
писатель
У меня большие сомнения относительно возможности и необходимости применения данной правовой нормы к случившемуся. Как читателю художественной литературы мне все это напоминает рассказ Зощенко «Роза-Мария». О том, как родители пришли в храм крестить дочку, уже зарегистрированную в загсе как Розу, а батюшка наотрез отказался, так как имя еврейское. Возник спор: надравшийся папаша упирал на то, что назвали ее в честь цветка, и роза – растение, а совсем другое дело – «кассирша из нашего кооператива Розалия Семеновна». Инцидент, конечно, неприятный, но не следует каждый скверный анекдот превращать в уголовное дело.
Я не стал бы «рифмовать» этот случай с делом Бейлиса в силу несоизмеримости. Но поскольку печальный юбилей именно сейчас, все же поделюсь мыслями на этот счет. Насколько я могу судить по прочитанному, дело Бейлиса было серьезным испытанием для Церкви. С одной стороны, она, зависимая от государства, не могла выступить против обвинения. Ведь это именно российское государство в лице прокуратуры и следствия затеяло это дело и сделало все для нелепого обвинения невиновного в ритуальном убийстве. С другой стороны, Церкви было прекрасно известно, что никаких ритуальных убийств евреи не совершали и не совершают. И надо отдать Церкви должное, она в лице Синода не поддержала версию ритуального убийства. Правда, не выступила и против, но этого трудно было ожидать. Это на институциональном уровне. А что касается людей, то они, как обычно, вели себя по-разному. Те настроения, которые веяли в государстве, были и в Церкви. Были некоторые иерархи, поддержавшие кровавый навет, были те, кто, как выступавшие на процессе в Киеве православные ученые-богословы, дали отрицательный ответ на вопрос о возможности ритуального убийства.
Что касается настоящего, то Церковь – часть общества, а вирус антисемитизма никуда не делся. Правда, нынче нет государственного антисемитизма, и, думаю, это несколько останавливает антисемитов в Церкви, как бы притормаживает. И все же то и дело слышны голоса изнутри Церкви по «еврейскому вопросу» с самыми нелепыми обвинениями, в том числе повторяющими кровавый навет. Но мне не известны случаи, когда церковное руководство публично «поправило» бы таких. Между прочим, среди них встречаются не только люди полуграмотные с их списками так называемых «тоталитарных сект», включающих иудейские общины, но и церковные интеллектуалы типа протодиакона Кураева, ко всеобщему удивлению, обнаружившего хасидский след в акции Pussy Riot. Речь вовсе не о том, чтобы спикеры Церкви лишний раз повторили дежурные слова о недопустимости антисемитизма. Они с этим успешно справляются. Но вот я вспоминаю, как протоиерей Всеволод Чаплин участвовал в радиопередаче несколько лет назад, где обсуждался вопрос о пропавших детях в Красноярске, и один из слушателей на всю страну заявил о ритуальном характере детоубийства, обвиняя в нем евреев. Знаете, как прокомментировал его слова видный священнослужитель? Он сказал, что пока еще рано говорить о версиях происшедшего, пусть их все проверит следствие. И это вместо того, чтобы просто указать на нелепость обвинения иудеев в ритуальных убийствах и рассказать о том, что в истории за такими обвинениями обычно следовало. Между прочим, он же отреагировал на цитирование Кураевым неких хасидских текстов, якобы подвигнувших участниц Pussy Riot на их подвиги следующим образом: «Я не уверен, что приведенные отцом Андреем цитаты относятся к иудейскому мейнстриму». Кому-то может показаться, что это мелочи жизни, но мне лично недостает такого рода реакции со стороны Церкви на слова (слово это тоже дело) «своих». Особенно сегодня, когда в обществе идет поиск врага – в лице мигранта ли, сектанта и кого там еще.
Александр Верховский, директор
информационно-
аналитического центра «Сова»
Священник Александр Евстигнеев, не пожелавший крестить ребенка с «жидовским», как он выразился, именем Мира, возможно, вовсе не является идейным антисемитом, а скорее просто был удивлен необычным запросом и не сдержался. Если так, его поведение тем более примечательно: многовековой доктринальный антисемитизм, помноженный на не столь древний, но тоже весьма укорененный антисемитизм бытовой, расистский, остается чем-то весьма обыденным в Церкви. К счастью, юдофобию все же менее прилично демонстрировать, чем сто лет назад, во время процесса Бейлиса. Конечно, от священников порой можно услышать куда более жесткие и более идеологические антисемитские высказывания, но обычно никто не идет жаловаться, а архиереи не торопятся воспитывать своих пастырей. И хорошо уже то, что, когда родители подняли скандал, самарский митрополит Лонгин не попытался его замять, а наложил прещение на священника. Мне представляется, что публичная реакция епископа в такой ситуации куда продуктивнее, чем вмешательство правоохранительных органов, о котором задумались родственники девочки.
Владимир Илюшенко,
историк
Что касается дела Бейлиса, это было явление, которое интересовало тогда все общество. Сейчас я бы не сказал, что антисемитизм стоит на повестке дня в Церкви и обществе, хотя бытовой антисемитизм никуда не исчез. Пожалуй, место евреев, эту нишу, заняли другие национальности, например кавказские. Поэтому реакция чисто антисемитская – это не позиция Церкви, это позиция отдельных священников, вроде этого человека из Саратова. К тому же он богословски неграмотен. Надо было бы спросить этого священника, как он относится к «жидовскому» имени Мария или к «жидовскому» имени Иоанн (Иван). Иван да Марья – самые распространенные русские имена, но они ведь еврейские по своему происхождению. Стоит ли напоминать, как звали Матерь Божию или любимого ученика Христа? Кстати, Иисус – тоже «жидовское» имя в терминологии саратовского священника. Патриархии следовало бы сделать ему соответствующее внушение, а лучше – извергнуть из сана.
Я бы не сказал, что Церковь отметилась в последнее время тем, что занимает какую-то антисемитскую позицию. Это все-таки позиция отдельных служителей Церкви и некоторых квазиправославных идеологов. И во времена дела Бейлиса отнюдь не все члены Церкви высказывалась за обвинителей Бейлиса. Не говорю уже о таких его защитниках, как Короленко, Блок, Вернадский, Бехтерев и другие. Сейчас положение, мне кажется, еще более изменилось. Появились священники из евреев. Их не так много, но они есть. Наиболее ярким из них был протоиерей Александр Мень, и известно, чем дело кончилось. Однако его убили не столько из-за того, что он еврей, сколько из-за того, что полагали, будто он представляет опасность для государства и его державной идеологии. Вряд ли можно говорить о единой реакции современного российского общества в отношении евреев. Она разнообразна, но я не вижу, если говорить о большинстве людей, чтобы она была антисемитской. Она характерна скорее для радикальных националистических групп, хотя я не исключаю, что в недалеком будущем антисемитская опасность может вновь стать актуальной.
Протоиерей Иоанн
Свиридов, главный
редактор радиостанции «София»
Это вопрос, который содержит в себе два элемента: одно дело официальная позиция церковного истеблишмента, а другое – личная позиция каждого верующего, который принадлежит к православной конфессии. Эти две проблемы сталкиваются между собой. Большинство верующих не совсем разделяют официальную позицию. А бороться с антисемитизмом, одной из форм расизма, официальная Церковь, я бы сказал, не способна. К сожалению, нет никаких изменений в отношении Церкви к антисемитским предрассудкам за последние сто лет. Я не слышал никаких ярких высказываний со стороны церковного истеблишмента на этот счет. Правда, в Церкви, начиная от духовенства и кончая мирянами, и оправдания ксенофобии быть не должно, поскольку сам дух Церкви как таковой не направлен на борьбу с другими религиями, с другими направлениями мысли, с другими национальностями.
Дарья Гармоненко