Лидия Трейман
Бои в Маалюле показали, что христианам не на кого надеяться, кроме войск Асада. Фото Reuters
В то же время председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополит Волоколамский Иларион (Алфеев) заявил, что решение сирийского вопроса осложняет тот факт, что «Сирия стала ареной вооруженного конфликта, в котором принимают участие иностранные государства». «Некоторые страны разжигают на Ближнем Востоке межконфессиональную вражду, что приводит к тяжелейшим последствиям для региона, – сказал митрополит. – Заложниками политики западных государств оказываются местные христиане, потому что их отождествляют с этой политикой, их считают союзниками Запада, и они становятся жертвами».
Тема защиты христианского меньшинства в Сирии, особенно после захвата исламистами христианской деревни Маалюля под Дамаском, затрагивалась не только религиозными деятелями. Официальные лица российского государства и дипломаты неоднократно выступали в защиту сирийских христиан. Что на самом деле беспокоит российские власти – факт преследования христианского населения, то есть союзников России по принципу вероисповедания, или гуманитарная катастрофа, когда сердца людей доброй воли отзываются на страдания других людей независимо от их веры или идеологии? Этот вопрос представляется одним из важнейших для мировой политики. Как она работает: в соответствии с общечеловеческими ценностями или по принципу «наших бьют, надо вступиться»? Поделен ли мир на сферы влияния или представляет собой большую общечеловеческую семью (прошу прощения за наивный идеализм)? Разобраться в этом нам помогли специалисты в отношениях России и исламского мира.
По мнению члена ученого совета Московского центра Карнеги Алексея Малашенко, российское государство обеспокоено отнюдь не религиозным фактором в сирийском конфликте, а тем, что «может быть создан прецедент изменения мирового порядка, и Россия там утратит свое влияние». Кроме того, отмечает эксперт, российская сторона имеет конкретные интересы на Ближнем Востоке, поскольку Башар Асад является стратегическим партнером нашей страны еще со времен Советского Союза, и он у нас последний такой партнер. Этого же мнения придерживается и эксперт по политическому исламу Георгий Энгельгардт. По его словам, «российская позиция по Сирии диктуется не поддержкой христианской общины, а в первую очередь общими государственными интересами». Как отмечает эксперт, в случае смещения правительства Асада и попадания Сирии под контроль исламистов в стране вырастет влияние Катара и Саудовской Аравии – стран – конкурентов России на ее основном экспортном рынке энергоносителей. «И если через территорию Сирии пойдут какие-то трубопроводы, по которым нефть и газ Ближнего Востока быстрее и дешевле выйдут на европейские рынки, – продолжает Энгельгардт, – это нанесет огромный экономический ущерб России».
В свою очередь, исламовед Роман Силантьев усмотрел другую причину беспокойства для России. По его словам, опасения государства связаны с тем, что «сирийский сценарий очень реален и у нас, что он у нас уже местами реализуется и что те террористы, которые воюют против Асада, все приедут к нам». «Сирия рассматривается как некая крепость, которая защищает подходы к России вражеских сил, и с падением этой крепости безопасность наша резко понизится, – отмечает Силантьев. – Это государство наш союзник, оно сражается с нашими врагами. Естественно, от их победы зависит и наше будущее во многом, что сами сирийцы, кстати, и говорят прямо». Кроме того, напоминает президент Института Ближнего Востока Евгений Сатановский, в Сирии проживает много выходцев из Советского Союза, и российских граждан в частности. На территории самой России существует сирийская община, которая насчитывает десятки тысяч человек.
Тем не менее эксперты не готовы полностью исключить религиозный фактор из российско-сирийских отношений, однако он, по их мнению, занимает далеко не первое место. Как отмечает Алексей Малашенко, религиозный аспект сохранения христианства не более чем политический рычаг для нашего государства, способ укрепления авторитета России. В свою очередь, Георгий Энгельгардт добавляет, что Москва использует любые обстоятельства, которые идут ей на пользу, в том числе историю с захватом христианской деревни Маалюля. Как сообщается, на днях ее жители написали письмо в Конгрессе США, в котором рассказали о событиях, произошедших во время нападения исламистов на деревню. Сирийские христиане говорят об ограблении монастырей и храмов, их осквернении и насильственном обращении местных жителей в ислам. «Исламисты, которые воюют в Сирии, люди жестокие, ничем себя не сдерживающие и не ограничивающие, – отмечает Энгельгардт. – И если есть возможность привлечь мировое внимание к этому факту, это естественно».
По мнению доцента Учебно-научного центра изучения религий РГГУ Бориса Фаликова, необходимо иметь в виду тот факт, что режим Башара Асада опирается на алавитское меньшинство.
 |
| Захватив на несколько дней христианский пригород Дамаска, боевики нагнали страху на местное население. Фото Reuters |
«Это авторитарный режим, – продолжает эксперт, – но он умело использует другие религиозные меньшинства (курдов, друзов, христиан), играя на их страхе перед суннитским большинством, в котором по мере расширения гражданской войны усиливаются и исламистские элементы».
Фаликов напоминает, что между алавитами и христианами в силу того, что это преследуемые религиозные меньшинства, исторически существовали дружеские связи. «Но это не помешало Хафизу Асаду (отцу Башара) жестоко бороться с ливанскими христианами, когда те противостояли сирийским интересам во время гражданской войны в этой стране, – говорит эксперт. – Затем, когда сирийские войска ушли из Ливана, Асад-младший сумел наладить отношения с ливанскими христианами, исходя из соображений сугубо политической выгоды. Этими же мотивами он руководствуется и дома. Христиане для него важные союзники, поскольку имеют поддержку западного общественного мнения». Однако и для христиан важен этот союз, поскольку по мере исламизации оппозиции они подвергаются все большей угрозе с ее стороны. Хотя, по мнению собеседника «НГР», сирийские христиане «не питают особых иллюзий в отношении асадовского режима, их образованная часть прекрасно сознает, что режим авторитарный и использует их в своих нуждах».
Фаликов не склонен думать, что христианский фактор используется сугубо в пропагандистском плане. «Исламисты действительно преследуют христиан, многие из которых выступают на стороне Асада, выбирая меньшее из двух зол, – говорит эксперт. – Но российское руководство прежде всего ориентируется на защиту российских интересов в Сирии (которые оно понимает весьма специфически)». По мнению Фаликова, если бы поддержка российской стороной православных христиан в Сирии была бы первоочередной, «было бы по-другому, Москва могла бы попытаться приструнить Асада, который, сражаясь с оппозицией, бомбит без разбору и собственное мирное население, среди которого, между прочим, немало христиан».
В свою очередь Роман Силантьев напоминает, что Сирия была и остается второй после Святой земли ключевой страной для христиан на Ближнем Востоке. «Убийство православного духовенства, в частности митрополита – брата Патриарха, уничтожение монастырей, храмов, осквернение икон, мощей, уничтожение крестов, массовое убийство христиан – все это болезненно воспринимается русскими единоверцами сирийцев, – отмечает эксперт. – У нас в общем-то единодушная поддержка законной власти Сирии и единодушное осуждение того, что делает Америка».
Союзническая позиция России по отношению к Сирии, по мнению экспертов, объясняется исключительно интересами российского государства. Как отмечает Георгий Энгельгардт, «в условиях любого конфликта объективность уступает место интересам». По его словам, «мало какое государство выступает с позиций объективности, скорее получается, так как все занимают чью-то сторону, что за счет этого и вырабатывают некий общий баланс». «Это политика, в которой у государств личные интересы, а истина, как правило, мало кого волнует», – добавил собеседник «НГР».
Таким образом, целесообразность, к которой примешивается фактор солидарности единоверцев, перевешивает в международной политике соображения общечеловеческой солидарности. Абсолютной объективности нет и, видимо, быть не может. А ведь основные религии провозглашают приоритет универсальных принципов гуманности и общечеловеческого братства, стремятся к этому идеалу. Но при этом сами духовные традиции подчас становятся поводом и главной жертвой конфликтов. В этом состоит глубокий трагизм мира, для которого общечеловеческое братство остается только красивой фразой в устах «нравственных авторитетов».
Дарья Гармоненко