Антикультовые личности

В результате скандального процесса стиль общественной дискуссии стал еще более грубым и бескомпромиссным.
Фото РИА Новости

Процесс по делу о хулиганстве в храме Христа Спасителя завершен. Суд взял долгую, прямо-таки мхатовскую паузу перед вынесением приговора, который огласят послезавтра.

Публика недоумевает, зачем понадобился этот перерыв. Возможно, как и перед арестом участниц группы Pussy Riot, возникла заминка, чтобы в каких-то кабинетах решили, что же делать с обвиняемыми. Этот последний затяжной аккорд вполне соответствует характеру всего процесса с его недопустимо долгим этапом расследования, неоднократными продлениями содержания обвиняемых под стражей и стремительным, в течение недели, рассмотрением по существу. В эту последнюю неделю заседания проходили в иные дни едва ли не по 12 часов, и этот ритм вызвал новые нарекания в адрес судебных органов. Государство неоднократно обвинили в жестоком обращении с подсудимыми, в том, что им не дают есть, спать. Каждый такой повод давал новый импульс раздражения у одних и чувство неловкости за действия государства у других.

Пауза перед вынесением приговора заняла больше времени, чем сам процесс. Чем она оказалась заполнена? Сценами расправы с портретами Мадонны, которая ранее на концерте в Москве произнесла речь в защиту Pussy Riot, и изображениями самих заключенных девушек. По интернет-ресурсам «гуляли» кадры, на которых мэр Рейкьявика, обрядившись в розовое платье и балаклаву, танцевал под композиции скандальной русской группы. Ролик самих девушек с их выступлением в храме Христа Спасителя выдвинули на Премию Кандинского в номинации «Проект года». Очередные западные рок-музыканты собирали подписи под письмом в защиту «узниц путинского режима». Журнал Spiegel вышел с фотографией обвиняемой Надежды Толоконниковой на обложке. Главный редактор журнала New Yorker Дэвид Рэмник написал статью, где сравнил Pussy Riot с известными советскими диссидентами и пригрозил, что приговор девушкам обернется крахом «режима». Еще одно зарубежное издание отметило, что в результате громкого дела три девушки стали культовыми личностями. В общем, ожидание приговора сопровождалось не самыми удачными попытками давления на суд.

Не исключено, что суду понадобилось так много времени, чтобы осмыслить последнее слово обвиняемых и речи их адвокатов. Эти выступления тоже были неоднозначными, если предположить, что обе стороны действительно преследовали те цели, которые им по должности полагается достигать.

Гособвинители пытались мотивировать обвинение в хулиганстве по предварительному сговору и по мотивам религиозной вражды, но делали это в довольно неуклюжих формулировках. Их выступления выявили серьезную правовую проблему, которая существует в нашем обществе: соотношение прав на свободу высказывания и прав верующих. В какой степени внутренние правила религиозных организаций должны учитываться в нормах закона? Из-за неясности в этом вопросе в зале Хамовнического суда звучали нелепые дискуссии о том, что обвиняемые «не с той скоростью» крестились, как-то не так «перемещались» по «сакральному пространству», «дрыгали ногами». Казалось бы, малозначимые детали, но процесс показал, что мелкая провокация в храме может стать источником большого конфликта. Получается, теперь надо определять, как гражданам учитывать эти и еще многие другие условности в многоукладном обществе. «Охранительные» круги показали свою слабость, не умея действовать и доказывать свою правоту в условиях мировоззренческого плюрализма, да и вообще вызвали неприятие своим демонстративным пренебрежением к этому плюрализму.

Адвокаты, конечно, использовали слабость аргументов обвинения. Марк Фейгин в своем выступлении посвятил значительное время попыткам доказать несостоятельность квалификации этого дела по уголовной 213-й статье УК. Однако последний аккорд его речи, которую СМИ уже окрестили «исторической», содержал в себе высказывания политического характера, которые можно считать в некоторой степени вызовом и даже шантажом судебной власти. Достаточно странно было слышать из уст адвоката такие фразы о подзащитных: «В них больше христианства, чем во многих из тех, кто их поругает». По мнению Фейгина, девушек пытаются заставить «лизать ботинок судье», отказаться от своей личности. Виолетта Волкова во время речи коллеги демонстративно снимала на мобильный телефон какие-то документы, а в своей речи язвительно усомнилась в том, что «три девочки» своим панк-молебном поколебали вековые устои православия, переигрывая, таким образом, знаменитый прием одного дореволюционного адвоката.

Фото Игоря Мирошниченко

Сами девушки воспользовались возможностью произнести последнее слово не для того, чтобы опровергнуть обвинение и добиться оправдания, но превратили его в политический манифест. Самым непонятным оказалось выступление Надежды Толоконниковой, которую негласно называли лидером троицы панк-певиц. К чему молодой матери, которую ожидает из заключения четырехлетняя дочь, произносить в такую важную минуту подобные фразы: «Нас раздражает скандально низкая слабость горизонтальных связей внутри общества», «Человек – это существо, которое… стремится к мудрости, но никогда ее не имеет»? Надежда зачем-то пустилась в рассказ о судьбе поэта-обэриута Введенского. Она произносила все это, склонившись над своими бумагами, изредка поднимая взгляд на публику, как студентка, читающая доклад на семинаре.

А вот из последнего слова Марии Алехиной: «Русская Православная Церковь ссылается на Евангелие как на статичную религиозную истину… Но ведь религиозная истина не должна быть статичной, она – процесс, а не результат.

Она осмысляется философией, искусством и, да, современным искусством тоже». То же школярство, менторство – и словно не понимает девушка, молодая мать, что ей грозит предположительно три года колонии. «Мы осмелились без благословения Патриарха совместить в своем образе православную культуру и культуру протеста, наведя умных людей на мысль, что православная культура принадлежит не только Православной Церкви, Патриарху и Путину, а она может оказаться на стороне и гражданского бунта, и протестных настроений в России». Вот уж точно эти слова Екатерины Самуцевич не смягчат позицию власти, которая отчаянно борется с любыми проявлениями неконтролируемой и радикальной религиозности!

Закрадывается подозрение, что эти речи заранее расписали для обвиняемых девушек, и не для того, чтобы повлиять на исход процесса, а для того, чтобы показать существование единой протестной политической стратегии. Эта скоординированность оппозиционной деятельности последнего времени, которая направлена против РПЦ как идеологической основы власти, была заметна во время процесса. Подозрительно быстро всплыли сведения о связи одного из адвокатов потерпевших с автором неблагоприятной для обвиняемых экспертизы, и больно уж оперативно эта информация разошлась по СМИ. Кроме того, в определенный момент суда над Pussy Riot подоспело заявление Общества защиты прав потребителей, что помещение, где произошел панк-молебен, незаконно используется для богослужений РПЦ. Этот факт раскрылся во время другого суда - по иску общества к храму Христа Спасителя.

Надежда Толоконникова говорила о своей искренности, а также о том, что суд не позволяет оглашать интервью, в которых она объясняет мотивы своего деяния. Мы можем вспомнить еще одно интервью, которое 20-летняя девушка, только прикоснувшаяся к акционному искусству в рамках группы «Война» и задолго до панк-молебна, дала мэтру андеграунда Алексею Плуцеру-Сарно. Его текст опубликован в блоге художника. Если предположить, что это интервью подлинное, то там открывает себя публике совсем другая, не столь идейно мотивированная, но очень искренняя девушка Надя. Объясняя, почему она не хочет уезжать из России, Толоконникова говорит: «Здесь весело. Я не была в Америке. Но в Европе я определенно не хочу жить. Мне за месяц там надоело. Я поехала в Испанию, чтобы встретить людей, которые меня смогут удивить. Мне показалось, что я попала не в страну, а в магазин. Кругом лакированные круассаны, сувенирчики, все вылизанное и лоснящееся. Мне хочется чего-то более грубого. Мне нравится с детства попадать в экстремальные ситуации. Помню, что мне всегда не хватало чего-то необычного в жизни… Спокойно мне не жилось никогда. В Европе скучно, потому что там делать нечего. В России все по-другому. Здесь все неясно. Все непонятно. Границы законности размыты».

Рискну предположить, что, задумывая удар по главной идеологической опоре власти, кто-то обратил внимание на этих девочек, жаждущих сильных впечатлений и готовых ставить рискованные социальные эксперименты. Теперь трем панк-феминисткам предстоит узнать, где проходят «границы законности». В один голос со своими адвокатами девушки говорят, что ждут обвинительного приговора. Адвокаты готовятся оформить опеку над детьми Толоконниковой и Алехиной. Похоже, три девушки станут мученицами протеста, к удовольствию как «реакционных», так и «прогрессивных» сил.