Павел Круг.
Антоний Ильин: "Евросоюз как империя постмодерна больше будет напоминать габсбургскую Австро-Венгрию, чем американский плавильный котел".
Фото из личного архива протоиерея Антония Ильина
Накануне выборов в Европарламент, которые пройдут 4 - 7 июня, корреспондент «НГ-религий» обратился к настоятелю Свято-Николаевского собора в Брюсселе, и.о. представителя Русской Православной Церкви при европейских международных организациях протоиерею Антонию Ильину с вопросами о роли христианских ценностей в европейской политике, о месте Православной Церкви в объединенной Европе и о перспективах русского языка в странах Евросоюза.
– Недавно вы предложили создать в Европарламенте межфракционную группу по продвижению православных ценностей. Скажите, пожалуйста, получила ли эта инициатива отклик? Какие депутаты могли бы войти в подобную группу?
– Уточню, что речь идет не об отдельной «православной фракции» в Европарламенте, а о так называемой интергруппе, которые создаются для решения конкретных задач депутатами из разных фракций. Статус у подобных интергрупп ниже, чем у профильных комитетов Европарламента, но он достаточно высок. Есть и совсем неформальные «рабочие группы», их создать еще проще, поскольку нет установленных квот по минимальному представительству от фракций.
Что же касается отклика, то активно поддерживают данную идею единственный русский депутат Европарламента Татьяна Жданок (от Латвии) и болгарский депутат Слави Бинев, причем оба они уже обратились к Патриарху Кириллу, заявив о желании продвигать данную инициативу. Думаю, мы сможем рассчитывать на активное вовлечение депутатов из Болгарии, Румынии, Кипра. Я уже получил отклик от руководителей ряда рабочих групп Европарламента, связанных с проблематикой прав и достоинства человека с выражением готовности к взаимодействию.
Посмотрим на итоги европейских выборов – они пройдут на днях. Есть предположение, что в Европарламенте расклад сил между ведущими фракциями центристов-народников и социалистов не изменится принципиально, но станет больше крайне левых и крайне правых депутатов, а это создаст большее пространство для диалога. В плане видения будущего Европы и отношения к важности традиционных христианских ценностей новый Европарламент вряд ли станет форпостом либерально-секуляристского подхода. Вспоминая выражение видного русского публициста XIX века Константина Леонтьева, нас ожидает «цветущая сложность».
– Все-таки зачем создавать отдельную «православную фракцию», если в Европарламенте уже есть большой христианско-демократический политический блок, который опирается как на католическую, так и на протестантскую Европу? Не проще ли православным примкнуть к нему?
– Я не разделяю излишнего оптимизма относительно того, что христианские ценности, равно как и идеалы христианской демократии, являются локомотивом нынешней Европейской народной партии, в названии которой уже давно нет и упоминания о христианстве. ЕНП за годы последних расширений Евросоюза приняла в свои ряды партии из стран Восточной Европы, которые с христианскими идеалами вообще рядом не стояли. Это, в частности, и «центристы» (а по сути, националисты) из стран Балтии, в членах-наблюдателях у которых ходят Ющенко и Саакашвили. Народная партия превратилась в мегакорпорацию, ее партии-члены «у руля» более чем в половине стран Евросоюза. Но и ответственности за неспособность преодолеть последствия нынешнего экономического кризиса им не избежать.
Да, много лет существует диалог фракции народников с Православной Церковью. Но, к сожалению, этот диалог строится по принципу признания за Константинопольским Патриархом роли «восточного папы» и «лидера 300 миллионов православных» (недавняя резолюция Конгресса народной партии в Варшаве). Есть, слава Богу, некоторые позитивные сдвиги. Благодаря усилиям представительства РПЦ при европейских международных организациях и во многом лично архиепископу Илариону (Алфееву) учрежден трехсторонний диалог между РПЦ, Европейской народной партией и партией «Единая Россия» – уникальный проект, в рамках которого Церковь впервые признана, причем и российской, и европейской стороной, как важнейший субъект диалога со стороны гражданского общества. Инициатива эта обсуждалась при встречах президента ЕНП Вильфреда Мартенса в Москве со Святейшим Патриархом и Владимиром Путиным. Разговор в рамках данного диалога, разумеется, пойдет о традиционных ценностях, о правах и достоинстве человека и об ответственности общества – обо всем том, что важно в условиях кризисной экономики не в последнюю очередь.
Как известно, двусторонние отношения Россия–ЕС около точки замерзания. Тут и проблемы энергетики, и анонсированное Брюсселем «Восточное партнерство» без участия России. Со стороны ряда российских деятелей тоже звучат заявления в стиле «зачем нам Брюссель – будем дружить с отдельными странами». Однако сейчас уже не времена канцлера Горчакова, и реальность Евросоюза нам все-таки придется учитывать – в том числе учиться у брюссельских чиновников продвигать свои интересы, позиционируя их в качестве ценностей, нуждающихся в распространении чуть ли не согласно законам природы.
– По вашему мнению, имеет ли религия вообще сколько-нибудь существенное влияние на принятие решений в Евросоюзе? Ведь это чисто секулярный межнациональный проект...
– Если вопрос поставить по-другому: «Может ли религия играть более существенную роль в процессе принятия решений в Евросоюзе?» – то я отвечу утвердительно: потенциал для этого есть. Секулярность не следует путать с секуляризмом – идеологией, предполагающей вытеснение религии из всех сфер общественной жизни в область индивидуальной религиозности. Секулярность же подразумевает только отделение Церкви от государственного управления, что нормально для любого демократического общества. Сторонников идеологии секуляризма в Евросоюзе немало, но они – не большинство. Особенно теперь, когда в ЕС вошли крупные страны, принадлежащие к православной цивилизации, – Болгария и Румыния. Не будем забывать и о миллионах русских и русскоязычных, проживающих в странах Балтии – эти люди принадлежат к юрисдикции Московского Патриархата.
Поэтому для Русской Православной Церкви членство в Евросоюзе – это свершившийся факт в отличие от России как государства. Поэтому наша Церковь, будучи, с одной стороны, важнейшей частью гражданского общества России, оказывается и участником внутренней дискуссии о будущем Европы. Что же касается характеристики ЕС как межнационального проекта – в том-то и дело, что проект не только межправительственный, но и отчасти наднациональный, динамика его развития такова, что суверенитет плавно перетекает из национальных столиц в Брюссель – «ему должно расти, а нам умаляться». Хотя итальянский лидер Сильвио Берлускони, например, так никогда не скажет, но реальность такова: те стандарты, которые принимаются на уровне ЕС, в том числе в сфере прав человека, в один прекрасный день окажутся обязательными в том числе и для десятков миллионов православных жителей Евросоюза.
– Недавно Патриарх Кирилл говорил о кризисе национальной идентичности. Этот процесс, происходящий во всем мире, часто связывают с возрастанием роли межнациональных организаций. Насколько глубок этот кризис в Европе? Можно ли уже сейчас говорить о «европейцах вообще», а не о французах, немцах, англичанах и т.д.? И какую роль при этом остается играть религии, в первую очередь, конечно, традиционным христианским Церквам?
– Европейская идентичность прилагается к национальной, как и европейское гражданство, кстати, проистекает из национального. У разных народов Европы, конечно, разная степень соотношения своей национальной самобытности с европейской, но можно смело сказать, что пока сфера культуры и социальной защиты всецело будет находиться в компетенции национального государства, англичане, немцы и французы будут «европейцами вообще» только в областях, связанных с единым рынком со свободным перемещением рабочей силы, услуг, товаров, капитала. Кстати, кризис, который всегда стимулирует протекционизм и реально очерчивает пределы так называемой европейской солидарности, только в большей степени усилит именно национальное самосознание. Вообще в Евросоюзе не стоит видеть «мессианский проект» – это прежде всего правовая конструкция, которая не построит регионального «европейского рая». Изначально она была призвана сделать невозможным повторение «европейского ада» двух мировых войн. Действительно, масштабная война на континенте вряд ли уже станет возможной в условиях экономического и валютного союза между бывшими геополитическими противниками. А кризис идентичности, конечно, есть, и он очень глубок, поскольку ценности потребительского общества не являются «предельными ценностями». Гонка потребления последних лет, которая формировала у людей искусственные потребности и явно завышенные стандарты потребления в угоду рынку, духовно вряд ли была здоровым явлением. Ибо, по Евангелию, где наше сокровище, там и сердце наше. Теперь есть возможность остановиться и осмотреться, и в первую очередь взглянуть внутрь себя.
Потребитель живет вне себя, в пространстве вещей, где экзистенциальный выбор между «быть» или «иметь» решается в пользу последнего. Теперь все будет по-другому. Кризис – это духовный вызов, приняв который можно прийти к покаянию. Это греческое слово можно переводить не только как сокрушение о грехах, но как «перемену ума». Обретение нового взгляда на мир и изменение самой ценностной системы координат, в которой мы формируем цели и потребности, это то, о чем Церкви Традиции в Европе, прежде всего Православная и Католическая, призваны свидетельствовать.
 В зале заседаний Европарламента. Появится ли здесь православная фракция? Фото Reuters |
– Вы также выступили с предложением признать русский язык одним из официальных языков Евросоюза. Но ведь страны, где русский признан официальным языком, в Евросоюз не входят. Каким образом вы предлагаете это сделать?
– Механизм простой. Русский язык должен быть признан в качестве официального языка в тех странах, которые в Евросоюз уже входят, и где русские и русскоязычные составляют значительную часть населения. Латвия, например, в реальности является двухобщинным государством, как и Эстония. Однако правящие этнократические режимы это, конечно, отрицают. Так вот, сначала русский язык признается на уровне муниципалитета или региона – для Евросоюза этого уже достаточно, чтобы признать его в качестве языка регионального или языка меньшинств, а это полпути к официальному признанию на уровне всего Евросоюза. Этим путем в Испании идут сейчас каталонцы и весьма успешно. Я уж не говорю о том, что официальные выступления и документы Евросоюза переводятся даже на гэльский (один из официальных языков в Ирландии и соответственно в Евросоюзе), что вообще уже экзотика. Но ключ к признанию русского языка только один – политическое представительство русскоязычных политиков в органах власти всех уровней – от муниципалитета до Европарламента. Они будут продвигать право русской общины Евросоюза на ее лингвистическую идентичность. Кроме того, по линии фонда «Русский мир» мы открываем десятки центров русского языка и культуры в ведущих европейских университетах. Это еще одно важное направление, помогающее поднять престиж русского языка в Евросоюзе на новый уровень
Спасение утопающих, как писали классики, есть дело рук самих утопающих. Получается как бы парадокс – чтобы сохранить духовную самобытность (а без сохранения языка о ней через два поколения и говорить не придется), Церкви необходимо не только говорить о духовности, но и убеждать благочестивых мирян идти в европейскую политику. Конечно, мы связываем большие надежды с переизбранием в новый состав Европарламента Татьяны Жданок, для которой тема русского языка – одна из приоритетных. Если нас, представителей русского мира, около десяти миллионов в единой Европе, то действительно время говорить по-русски.
– Как вы относитесь к теории почившего в этом году Сэмуэля Хантингтона о столкновении цивилизаций, в которой он среди прочих выделил греко-православную, мусульманскую и т.д. Как вы думаете, ограничен ли Евросоюз рамками западно-европейской цивилизации или он способен интегрировать внутри себя разные цивилизации? Не несет ли расширение Евросоюза потенциальную угрозу самому его существованию?
– Проблема подобных теорий в том, что непонятно, описывают ли они реальность или конструируют ее. Теория цивилизационных общностей принадлежит, кстати, Тойнби, а не Хантингтону, который только сделал ее теорией конфликта. В последнее время много говорили о важности диалога цивилизаций, хотя более корректно говорить о диалоге культур, поскольку в цивилизационные проекты заложено слишком много идеологем, порой претендующих на тотальность – и здесь потенциал для конфликта, разумеется, есть. А духовный конфликт, конечно, между Градом земным и Градом Божиим (по блаженному Августину) – в настоящее время его проекция это противостояние глобалистского секуляризма и Традиции. Говоря же о европейском проекте, понятно, что, начавшись как западный, продолжаться в качестве исключительно западного он не может. Интегрировать в один проект различные цивилизации невозможно, можно интегрировать различные культуры (в частности, и православную), но даже для этого придется пересмотреть идею западно-европейской цивилизации (где слишком много атлантизма) в пользу более континентальной «мультикультурной» версии. В общем, Евросоюз как «империя постмодерна», возможно, больше будет напоминать габсбургскую Австро-Венгрию, чем заокеанский плавильный котел. А тема ислама – это вообще разговор отдельный. Что касается расширения, думаю, Евросоюз не распадется. Скорость интеграции может замедлиться. Возможно, с разной скоростью будут двигаться страны, образовывая некое ядро и периферию. Однако мечта о единой Европе досталась слишком большой кровью двух мировых войн, и предать мечту о кантовском «вечном мире», вкушая его плоды, никто в Европе не захочет.
Дарья Гармоненко