Игорь Ермаков  |
 | |
|
Владимир Соловьев - студент. 1869-1873 гг. | |
И в философских трудах, и в стихах он был предан идее единства человечества. Споря с поздними славянофилами, Соловьев писал: "Русская национальная идея... не может исключать принципа справедливости и всечеловеческой солидарности". В 1879 году Владимир Соловьев написал прекрасное восьмистишие:
Газели пустынь ты стройнее
и краше,
И речи твои бесконечно
бездонны -
Туранская Эва, степная
Мадонна,
Ты будь у Аллаха
заступницей нашей.
И всяк, у кого нечто бьется
налево,
Лежит пред тобой, не вставая
из праха.
Заступницей нашей ты будь
у Аллаха,
Степная Мадонна, Туранская
Эва!
Восточные мотивы Соловьева на протяжении жизни не были статичны. В 70-е годы они отличались наибольшей абстрактностью и сосредоточивались прежде всего в философской сфере, в 90-е годы XIX века они достигли наибольшей конкретизации. Соловьев пережил эволюцию, которая привела его от критической трактовки ислама в юности к своеобразной исторической апологии ислама, которая предвосхитила характерные для XX века тенденции христианско-мусульманского диалога.
В основе трактовок судеб Востока, Запада и России, характерных для историософии Соловьева, лежит целый ряд теоретических воззрений, которые коренятся в особой соловьевской метафизике - метафизике "всеединства". Ее принципы были заложены философом в 70-е годы и разрабатывались вплоть до самой смерти. Стержень соловьевских воззрений состоит в том, что всечеловеческая история при всем многообразии феноменальных своих проявлений сущностно едина: коренясь в Боге, в божественно заданном космическом процессе, история несет в себе некую глубинную смысловую структуру. История, по Соловьеву, при всей ее противоречивости и конфликтности скрывает в себе некий таинственный нравственный порядок. Но порядок этот далеко не идилличен, ибо предполагает драматическое преодоление всех неизбежных мирских противоречий через свободное самоосуществление добра в духовном и общественном опыте людей. История не замкнута в самой себе: она в некотором роде зал ожидания, в коем люди должны достойно и свободно определить свои маршруты в будущих мирах (эта идея, кстати, нашла прекрасное выражение в стихах Николая Гумилева и других поэтов России).
Характеризуя историю Востока и Запада, Соловьев пишет: "С самого начала человеческой истории ясно обозначилась противоположность двух культур - восточной и западной. Основание восточной культуры - подчинение человека во всем сверхчеловеческой силе, основание культуры западной - самодеятельность человека. Та сверхчеловеческая сила, которой подчинялась восточная жизнь, многочастно и многообразно изменяла свои проявления соответственно различию племен и эпох: многоразлично проявлялось и человеческое начало в жизни западной" (см. статью "Великий спор и христианская политика. Восток и Запад в древнем мире"). Завершая очерк, Соловьев писал в 1883 году: "Две первые задачи христианства в мире были исполнены с успехом: истина Христова утверждена как предмет веры и освещена сознательным мышлением, ересь опровергнута и антихристианское просвещение покорено. Оставалась третья задача - пересоздание самой жизни общества сообразно истине Христовой, и в этой-то задаче, при разрешении которой наиболее должна действовать свободная воля человеческая и которой Бог представляет человеку наиболее простора, - в этой жизненной задаче христианское человечество оказалось несостоятельным. Здесь же дается нам и разгадка удивительного успеха мусульманства..."
Соловьев известен прежде всего своей позицией и работами, посвященными православию, воспринятому Россией от Византии. В 1889 году, находясь в Париже, он написал на французском языке и опубликовал к столетию Французской революции работу "Россия и Вселенская Церковь", переведенную и изданную в Москве в 1911 году. Интересна взаимосвязь, которую Соловьев видит между Византией, Россией и исламом. Вот его мысли по этому поводу: "...Глубокое противоречие между исповедуемым православием и практикуемой ересью (несторианским дуализмом) было началом смерти для Византийской империи. В этом истинная причина ее гибели. Она по справедливости должна была погибнуть, и справедливым было и то, что она погибла от руки ислама. Ислам - это последовательное и искреннее византийство, освобожденное от всех внутренних противоречий. Он представляет открытую и полную реакцию восточного духа против христианства, систему, в которой догма тесно связана с законами жизни, в которой индивидуальное верование находится в совершенном согласии с политическим и общественным строем.
Мы знаем, что антихристианское движение, проявившееся в императорских ересях, привело в Vll и Vlll веках к двум доктринам, из которых одна (монофелитская) косвенно отрицала человеческую свободу, а другая (иконоборческая) по внутреннему своему смыслу отвергала феноменальность Божества. Прямое и открытое утверждение этих двух заблуждений составило в те же века религиозную сущность ислама, рассматривающего человека как бесконечную свободу без всякой формы. Бог и человек были таким образом закреплены на двух противоположных полюсах бытия и не имели никакой связи между собой; всякая нисходящая реализация божественного и всякое восходящее одухотворение человеческого были исключены; и религия сводилась на чисто внешние отношения между всемогущим Творцом и творением, лишенным всякой свободы и не имеющим по отношению к своему господину никаких обязанностей, кроме простого акта слепой преданности (таков смысл арабского слова ислам). Этот акт преданности, выраженный в короткой молитвенной формуле, неизменно и ежедневно повторяемой в известные часы, - вот вся религиозная сущность восточного сознания, сказавшая свое последнее слово устами Магомета. Этой простоте религиозной идеи соответствует не менее простая концепция социальной и политической проблемы: человек и человечество не могут сделать каких-либо существенных шагов по пути прогресса; моральное перерождение индивида, а тем более общества, невозможно; все сведено к уровню чисто природного существования; идеал упрощен в мере, обеспечивающей ему немедленную реализацию. Мусульманское общество не могло иметь иной цели, кроме расширения своих материальных сил и наслаждения земными благами. Распространять ислам силою оружия и править правоверными с неограниченной властью и согласно правилам элементарной справедливости, установленным в Коране, - вот к чему сводилась вся задача мусульманского Государства, задача, которую ему трудно было бы не выполнить с успехом. Несмотря на склонность ко лжи на словах, свойственной всем восточным людям как индивидам, полнейшее согласие между верованиями и учреждениями придает всей мусульманской жизни характер правдивости и честности, которого христианский мир никогда не мог достигнуть... Египет и Азия предпочли арабское утверждение византийским изворотам. Если не принять в соображение долгой антихристианской работы Византии, то нельзя себе представить ничего более удивительного, чем быстрота и легкость мусульманского завоевания. Пяти лет было достаточно, чтобы свести к археологическому существованию три больших патриархата восточной Церкви...
История судила Византию и произнесла над ней свой приговор... Византийцы полагали, что для того, чтобы быть воистину христианином, достаточно соблюдать догму и священные обряды православия, нимало не заботясь о том, чтобы придать политической и общественной жизни христианский характер, они считали дозволенным и похвальным замыкать христианство в храме, предоставляя всю общественность языческим началам. Они не могли пожаловаться на свою судьбу. Что они желали, то и получили: догма и обряд остались при них, и лишь общественная и политическая власть попала в руки мусульман - этих законных наследников язычества".
Сейчас редко кто вспоминает, что ислам и судьбы мусульман постоянно привлекали внимание Владимира Соловьева. В 1896 году он опубликовал очерк "Магомет. Его жизнь и религиозное учение". Отмечая важное значение ислама в общих судьбах человечества, философ стремился ознакомить читателя с личностью самого пророка Мухаммеда, с обстановкой, в которой он жил и проповедовал, с основами и достоинствами мусульманского вероучения.
Сущность и главное содержание истинной религии, отмечал русский мыслитель, Мухаммед видел в единобожии. Однако "единством Божиим, - подчеркивалось Соловьевым далее, - логически требуется единство человечества, связанного с Богом, то есть единство истинной религии для всех народов". Ссылаясь на Коран, Соловьев развивал мысль о том, что Мухаммед исходил из принципа изначального наличия одной истинной веры у человечества. Но затем люди предались религиозным спорам, в результате чего у разных народов возникли различные заблуждения и ложные верования. Тогда-то Бог стал посылать народам пророков, чтобы вернуть заблуждающихся к истинной вере. Но одни люди открыли глаза для света, а другие остались в ослеплении. В заслугу Мухаммеду Соловьев ставил то, что тот осуждал всякую религиозную исключительность и требовал "одинакового признания всех исторически различных проявлений истинной религии". Поэтому, подчеркивалось в очерке, Мухаммед, "насколько он оставался последовательным, не требовал от иудеев и христиан принятия Корана как непременного условия спасения: они обязаны только исполнять заповеди своей религии".
Обратившись к учению ислама о предопределении, русский философ cчeл неверным мнение тех европейских ученых (в их числе своего современника Мюллера), которые приписывали мусульманскому пророку "нелепый богохульный догмат о предопределении ко злу, то есть что Бог по произволу Своему предназначил одним быть добрыми и спастись, а другим быть злыми и погибнуть". Этого, по его убеждению, не могло быть, поскольку "если не логическая мысль, то сердечное чувство и истинное благочестие препятствовали Мухаммеду представлять Бога несправедливым". Чтобы не уклониться от истины в данном вопросе, полагал Владимир Соловьев, нужно различать две мысли. Первая состоит в утверждении, что люди упорствуют в неверии потому, что они произвольно осуждены Богом на бесповоротную злобу и погибель. Этой мысли Мухаммед нигде не высказывал и не мог высказывать. Вторая мысль звучит иначе: когда люди непреодолимо упорствуют в неверии, это значит, что они осуждены на гибель Всеведущим Богом, который, зная, что они в глубине души своей бесповоротно предпочли зло добру, не заботится более об их спасении, а напротив, для своих провиденциальных целей ожесточает еще более их сердца. Именно "такова Мухаммедова мысль о предопределении, основанном не на произволе Божьем, а на его Всеведении и Вседейственности".
Эта позиция предполагает наличие у человека внутренней свободы. Если все будущее, равно как и настоящее и прошедшее, дано во всеведении Божьем и если все, что совершается, даже внешние дела самого человека, всецело зависит от Божественного всемогущества и собственно им свершаются - этим еще свобода человека не упраздняется. Она лишь сводится в пределы чисто внутреннего, нравственного его отношения к Богу. Так что "сделать какое-нибудь внешнее дело, произвести какую-нибудь реальную перемену в предопределенном от Бога ходе вещей человек сам по себе не может, но быть добрым или злым, принять или отвергнуть предлагаемый ему закон Божий, оставаться верным этому закону или отступить от него, одним словом, быть в сердце своем с Богом или против Бога - это зависит от самого человека".
Большим достоинством ислама Владимир Соловьев считал неразделимость веры и дел веры. Согласно Корану, высшая степень веры воплощена во всецелой преданности Богу и делу утверждения единобожия. Низшая степень ограничена признанием Единого Бога и посланника его Мухаммеда. Но главное дело веры относительно Бога - это молитва, относительно ближнего - милостыня, относительно собственной своей природы - воздержание или пост. Из таких заповедей важнее всего для мусульман в представлении Соловьева милосердное отношение к ближним.
В ряде разделов очерка Соловьевым рассмотрены те выпады в адрес пророка Мухаммеда, которые исходили со стороны его противников-соплеменников, а кроме того, со стороны тех, кто критиковал и осуждал ислам уже в новое и новейшее время. Со всей решительностью Владимир Соловьев отводил от учения Мухаммеда обвинения в фанатизме, нетерпимости, проповеди насилия и т.п. Согласно Корану, писал он, спасутся, конечно, мусульмане. Но вечную жизнь получат также иудеи и христиане. Зато люди, "только наружно принимающие Коран, но в душе враждебные или равнодушные к нему, так называемые лицемеры, не суть настоящие мусульмане и не получат части своей с избранными". Таким образом, отмечалось в очерке, по Мухаммеду, окончательная судьба человека определяется не исключительно религиозным, а религиозно-нравственным условием. Главную роль сыграет при этом не произвол внешней силы, не исповедание той или иной религии, но "внутреннее отношение человека к добру и злу, действительное принятие закона Божьего со стороны человека".
Что же касается идеи священной войны в изложении Мухаммеда, то, по мнению философа, такая война была "религиозно-политической мерой, временно необходимой, а никак не постоянным религиозным принципом". Ее целью являлось не обращение немусульман в мусульман, а только покорность их исламу. Тем самым "противоречие здесь кажущееся, и в учении Мухаммеда веротерпимость вполне совмещается с идеей священной войны".
Владимир Соловьев высоко ценил личные достоинства провозвестника ислама как человека, наделенного религиозным гением, но вместе с тем честного, свободного от низких пороков. Это мнение подкреплялось следующим рассуждением: "Для личной характеристики и оценки исторического деятеля важно не только то, что он сделал, но и то, что он хотел сделать и что он сам ценил в своем деле". Мухаммед же, отмечалось в очерке, видел свою задачу в распространении божественной религии, призывая верующих к тому, чтобы они не знали раскола, чтобы они были братьями, чтобы все они наслаждались благополучием, следуя принципам справедливости и не допуская преступлений. Владимир Соловьев не разделял негативных взглядов своих европейских современников на перспективы развития народов Востока, в том числе и мусульманского. Он высоко определял роль пророка Мухаммеда и ислама в человеческой цивилизации. Проблемы органичной взаимосвязи трех сфер человеческой жизни - духовной, интеллектуальной и общественной - именно по всечеловеческой их сути "одинаково значительны и настоятельны как для Запада, так и для Востока", утверждал Владимир Соловьев. Религия, которую проповедовал Мухаммед, "еще будет если не развиваться, то распространяться", ибо "духовное молоко Корана нужно человечеству".
В 1898 году Владимир Соловьев съездил в последний раз за границу, где написал первую часть своей работы "Три разговора", которую закончил уже в России. Великим постом 1900 года он прочитал в виде публичной лекции заключительную главу этого произведения: "Повесть об Антихристе".
Пусть читатель повнимательней всмотрится в эти строки: "...Христиане, державшие носилки, безмолвно передали их солдатам, которые удалились через северо-западные ворота, а христиане, выйдя через северо-восточные, поспешно направились из города, мимо Масличной горы, в Иерихон, по дороге, которую предварительно жандармы и два кавалерийских полка очистили от народной толпы..." Не правда ли, строки напоминают реалии эпизода из романа о Понтии Пилате в "Мастере и Маргарите" Михаила Булгакова? "..В это время какие-то светящиеся точки стали носиться во дворце и во храме по всем направлениям, они росли и превращались в светлые формы странных существ, невиданные на земле цветы посыпались сверху, наполняя воздух неведомым ароматом. Сверху раздались восхитительные, прямо в душу идущие и хватающие за сердце звуки неслыханных дотоле музыкальных инструментов, и ангельские голоса незримых певцов славили новых владык неба и земли. Между тем раздался страшный подземный гул в северо-западном углу серединного дворца под куббет-эль-аруах, т.е. куполом душ, где, по мусульманским преданиям, вход в преисподнюю..."
Конечно, "Повесть об Антихристе" касается прежде всего внимания христиан, а не вопросов ислама. Однако, согласитесь, в мире все так тесно и неожиданно переплетено, что невольно подтверждает мысль Соловьева о "всеединстве" человечества.
Подобно своим предшественникам, поэтам и философам Петру Чаадаеву и Александру Хомякову, Соловьев видел одну из центральных задач своей историософии в уяснении всемирно-исторической идентичности России, страны, чьи судьбы определяются ее промежуточным, западно-восточным географическим, социальным и духовным статусом. Для Соловьева, как и для Хомякова, Россия есть в некотором роде Восток, причем Восток особый, судьбоносный:
О Русь! В предвиденье высоком
Ты мыслью гордой нанята:
Каким же хочешь быть
Востоком:
Востоком Ксеркса иль Христа?
Имя персидского царя-тирана символизировало для философа тоталитаристские тенденции эпохи после убийства царя Александра II, имя Христа означало не только двухтысячелетнюю преемственность истории религии, мысли и культуры, но и задачу поиска действенных гуманных и милосердных форм решения социальных и культурных проблем сегодняшнего дня. Согласно Соловьеву, сама православная Русь есть по замыслу свыше некий особый Восток, воссоединяющий в себе и элементы западной цивилизации (послепетровские традиции русской дворянской и интеллигентской культуры), и исконные культурные элементы (традиции русской крестьянской жизни и православной церковности), и элементы собственно Востока (миллионы мусульман, других верующих восточных религий в числе подданных Российской империи). Идеи всеединства Владимира Соловьева близки идеям Евразии и единства всероссийской культуры, высказываемым или услышанным в талантливых работах этнолога и философа Льва Николаевича Гумилева в конце ХX в. Для многосоставной, многорелигиозной западно-восточной России, которая исторически складывалась и призвана существовать как "семья народов", для такой России потребны тонкие и человечные формы интеграции, тогда как "наши сокрушительные патриоты" ратуют за объединение "лишь в тамерлановском смысле".
Дружественное примирение русского общества и русской культуры с "Западом" и "Востоком" у себя дома должно, по Соловьеву, стать непременным условием и залогом грядущего взаимопонимания России с остальным миром. В работе "Великий спор и христианская политика" Владимир Соловьев писал: "Восточное начало - страдательная преданность вечному и божественному, западное начало - самодеятельность человека (чрез власть и чрез свободу) найдут свое единство и свою правду в самодеятельном и свободном служении всех человеческих сил божественной истине". Политические и культурные реалии и тенденция нашего времени подтверждают правоту мыслей Соловьева о всеединстве.
