Застенчивый фундаментализм

СРЕДИ возвращенных на книжные полки после ремонта моего кабинета сувениров - гостевой мандат участника саратовской 1992 г. региональной конференции Исламской партии возрождения (ИПВ).

Сегодня, по прошествии восьми лет, когда в стране есть немало исламских партий и движений, когда никого не удивишь новенькими мечетями, когда и месяца не проходит без громкого мусульманского мероприятия, о той партии, не говоря уже о ее саратовском съезде, вряд ли кто вспоминает.

Синкопированная история последних десяти лет не дает перевести дух, чтобы осмыслить только что прожитые события. Тем более трудно предугадать, кто из известных вчера и сегодня политиков, движений, партий сохранит в ней сколько-нибудь заметное место. В компенсацию можно заняться краткими преждевременными "мемуарами". На исламскую тему, конечно.

Так вот, об Исламской партии возрождения┘

Точнее, о тех ощущениях, которые вызывала эта странная партия у меня, человека, который к тому времени уже полтора десятка лет занимался "зарубежным" исламом и вдруг сообразил, что тот самый закордонный ислам, оказывается, есть и у нас - в Баку, Душанбе, Москве.

Первая пресс-конференция ИПВ, на которую я попал, проходила в 1990-м, в особняке Дома научного атеизма (так, кажется, называлось это учреждение). В зале было холодно, неуютно, и те три десятка человек, которые на нее собрались, похоже, плохо понимали, куда они попали. Это теперь подобные мусульманские мероприятия проводятся на широкую ногу с приглашением по факсу и с a-la-fourchette-ом (без спиртного) по завершении.

Пресс-секретарь ИПВ Валиахмет Садур тихим голосом рассказывал о партии, хорошо отозвался об исламском фундаментализме, что тогда, впрочем, как и теперь, выглядело некоторым вызовом нашему уверенному в себе российскому общественному мнению. Ему аккомпанировал член руководства партии Мухаммед Салахеддин. Народ, включая нескольких журналистов, скучал. Среди последних был и корреспондент "Тайма" Юра Зарахович, тогда еще не ведавший, что вскоре ему придется чаще, а главное, толковее других нероссийских журналистов разрабатывать исламские сюжеты.

Все происходившее напоминало не то собрание диссидентов, не то товарищеский суд в жэке┘ Если, конечно, не знать, что к исламу в СССР относились бдительно-настороженно. Еще не провалился ГКЧП, куцая демократия именовалась гласностью, все, что не относилось к КПСС, считалось неформальным, а сама ИПВ "отслеживалась".

Проводившие пресс-конференцию члены ИПВ иногда казались людьми, свалившимися с неба. Какое возрождение ислама, какой исламский образ жизни на семьдесят четвертом году советской власти!

В самом начале 90-х российские имамы не рисковали выступать с собственным мнением, не мечтали об открытии медресе и исламских институтов. Лидер исламского "Рефаха" Вахед Ниязов не помышлял о кресле депутата Государственной Думы (кстати, Думы тоже не было).

Странно звучали слова Садура, что "ислам вновь открыто участвует в политической жизни". Да и сегодня они могут навлечь лавину критики.

Конечно, уже тогда в Дагестане ИПВ насчитывала тысячи сторонников, росла популярность ее амира, мудрого врача Ахмад-кады Ахтаева. Но то был Кавказ. У партии возникали филиалы, в Узбекистане это произошло с огромным скандалом. В Таджикистане после распада СССР ее местное отделение стало самостоятельной национальной организацией. Но то - Средняя Азия.

В центре России у ИПВ было мало шансов стать сколько-нибудь влиятельной, просто заметной организацией. Она была что-то вроде клуба любителей ислама.

Впрочем, на какое-то время на партию стали обращать внимание благодаря многочисленным печатным выступлениям одного из ее лидеров Гейдара Джемаля, Валиахмета Садура, координатора по духовным связям Сергея Дунаева. Джемаля особенно охотно публиковали во всерьез заинтересовавшейся исламом "Независимой" и в насмерть оппозиционном "Дне", который печатал все что ни попадя, лишь бы была критика Горбачева и упоминался патриотизм. И Джемаль писал вызывающе интересные материалы, например, под заголовком "Ислам и патриотизм".

Издавала ИПВ и свою газету - "Таухид" ("Единение"). Вышло только два номера. Газета, более походившая на большую листовку, распространялась на разного рода мусульманских встречах. Тираж был мизерным, и скоро от нее остались только ксероксы. Сегодня о ней помнят только специалисты.

Организационный комитет ИПВ был зарегистрирован в Октябрьском районе Москвы, которым в то время руководил известный демократ Илья Заславский. Зарегистрировали партию и в Махачкале.

Были у ИПВ устав и программа, в которой провозглашались цели партии: духовное возрождение; экономическое раскрепощение; политическое пробуждение и реализация права каждого мусульманина построить свою жизнь на основе Корана и Сунны.

Первые два пункта имелись в программах всех возникавших в 90-е годы партий. Третий выглядел декларацией, поскольку реализовать право мусульманина на жизнь по Корану можно только при исламском государстве.

О последнем тогда никто не заикался. И в голову не могло прийти, что через каких-нибудь 7 лет исламское государство и в самом деле будет сгоряча провозглашено в отдельно взятом субъекте Российской Федерации.

Хотя кое-какие прогнозы руководителями ИПВ делались. Точнее говоря, и Ахтаев, и Джемаль, и Садур много рассуждали о перспективах ислама в России, о том, что принесет исламский ренессанс самим мусульманам, как отнесутся к нему в обществе.

ИПВ была первой публичной организацией, которая пыталась реабилитировать страшное слово "исламский фундаментализм", избавить его от априорно агрессивного восприятия. Только спустя несколько лет имам Московской соборной мечети Равиль Гайнутдин рискнет определить фундаментализм как "тишину и размышление".

Я бы сказал, что фундаментализм ИПВ был какой-то застенчивый, в своем роде импрессионистский. Некоторые члены ИПВ в аудитории избегали этого понятия, даже намекали о своем критичном отношении к нему. Но затем в кулуарах подходили и шепотом (в буквальном смысле этого слова) сознавались: "Я сам фундаменталист". Впрочем, такого рода робость не распространялась на руководство партии.

Помню дискуссию в "Московских новостях" между Садуром и председателем тоже небольшой Исламской демократической партии Абдурашидом Саидовым. Садур больше упирал на ислам, а Саидов - на демократию. Казавшийся принципиальным спор произошел, если не изменяет память, 18 августа 91-го. 19 августа наша свободная дискуссия о соотношении ислама и демократии казалась уже никчемной.

Уже к 1993 г. в ИПВ наступил "паралич руководства" - попросту говоря, ключевые фигуры партии не могли договориться между собой. К тому же Ахмад-кады полностью сосредоточил свои организаторские усилия на Северном Кавказе, в Дагестане. Никто не позаботился о перерегистрации оргкомитета партии, и она тихо истаяла.

Сотворившие ее люди продолжали заниматься политикой уже самостоятельно, предоставив анализ краткой деятельности ИПВ исламоведам и политологам. Впрочем, о существовании ИПВ знали даже не все специалисты. И все-таки.

Без ИПВ, без этих красноречивых, застенчивых и не очень романтиков "первой волны" представить исламское возрождение невозможно. Собственно говоря, именно они, не имея за своей спиной ни защиты в виде духовного сана, ни общественной поддержки, без средств и без малейшего опыта открыто заявили о себе. Они первыми поставили вопрос о возможности политической деятельности под исламскими лозунгами, стали первыми исламскими "неформалами".

Неяркая, быстро погасшая звездочка ИПВ на какой-то миг высветила, обнаружила возможность действовать во имя возрождения ислама нестандартными, не санкционированными свыше методами. Она засвидетельствовала, что за исламское возрождение можно бороться помимо личных амбиций, минуя политический цинизм.

Наконец, ИПВ стала еще одним свидетельством зарождения нашей странной постсоветской, российской демократии.