Протоиерей Всеволод Что считать уголовно наказуемым экстремизмом? Только прямой призыв к насилию или вообще всякое резкое высказывание? Почему нацизм запрещен, а идеология бен Ладена – вроде как не совсем? Споры на эту тему становятся очень острыми. Ведь за ними неизбежно последуют правовые и судебные выводы.
На повестке дня очередного разбирательства – футболка с надписью «Православие или смерть». Лозунг этот его сторонники уже трактуют «по-мирному». Для православного христианина без истинной веры нет жизни. Вечной – точно, а по большому счету и временной. Да, выбор православного человека – это часто выбор между верой и земным существованием. И если такой выбор перед тобой стоит – отдай земную жизнь, но не отрекись от веры и не отдай на поругание святыни. Так поступали святые мученики. Если твой народ хотят силой лишить свободы, обратив в чужую веру, – отдай не только свою жизнь, но и прекрати жизнь недруга. Так поступали святые воины.
И первые, и вторые знали: лучше потерять жизнь временную, чем вечную, которая достигается истинной верой и исполнением христианского долга. Но со словами «Православие или смерть» ни в бой, ни на муки не шли. Шли с молитвой. Вообще генезис упомянутой фразы – совсем не церковный. «Свобода или смерть» – это название группы сторонников террора в «Земле и воле». «Родина или смерть» – это лозунг кубинской революции. Христос же говорит: «Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком» (Ин. 10, 10).
Впрочем, даже радикальный религиозный лозунг – не обязательно экстремистский. Если кто-то считает свою религию истинной, а остальные – ложными, это, строго говоря, не подвергает дискриминации людей других вер, тем более что последние вполне могут считать так же. Не споры между проповедниками, а именно унижение инаковерующих и инакомыслящих запрещается законодательством о противодействии экстремизму. Итак, ты можешь сказать: «Магомет – последний пророк» или «Вне Церкви нет спасения». Ты не можешь утверждать, что неправославные или немусульмане – люди второго сорта и их права нужно ограничить вследствие их веры.
Но вот более сложный вопрос. Призыв убивать людей иной национальности или «неверных» – это, понятно, экстремизм. А пропаганда идей, которые рано или поздно приводят к насилию? Убежден, что тоже да. Есть идеологии, вроде нацизма, которые вполне достойны тотального запрета. Причем опасность текстов Розенберга сегодня не так велика, как угроза, исходящая от иных религиозно-политических доктрин. Особенно тех, которые допускают или оправдывают террор, убийство мирных людей, насильственную смену строя. Тебе могут не нравиться власти или социальный уклад. Ты можешь их критиковать. Ты можешь даже призывать построить православное царство или всемирный халифат. Но как только ты поддержал тех, кто делает это вопреки воле общества, силой оружия или силой обмана – тебе не должно быть места в обществе уважающих себя людей. Со всеми правовыми последствиями.
Все изложенное, кстати, давно отражено в международном праве. Да и в российском, по большому счету, тоже. Главное – чтобы правоприменитель и правотолкователь провели для себя правильную границу допустимого и недопустимого. Иначе не избежать либо торжества унылой подневольной политкорректности, либо хаоса и крови. Причем второе не лучше первого. Ведь тоталитаризм и анархия всегда переходят друг в друга.
