Омраченная Пасха

К месту гибели людей на станциях метро "Лубянка" и "Парк культуры" приносили православные иконы и зажигали свечи.
Фото РИА Новости

Неизвестно, обращали ли свою ненависть преступники, погубившие 29 марта 40 человек в московском метро, именно против православных верующих. Действительно, этот двойной теракт пришелся на первый день Страстной недели, что дало некоторым повод говорить о мрачном символизме происшедшего.

Есть и еще несколько совпадений. На следующий день после взрывов в метро неизвестный позвонил в милицию и сообщил, что в московском храме Христа Спасителя заложена бомба. Пришлось эвакуировать около 100 человек, но бомбу не нашли. Еще через два дня в Петербурге эвакуировали Казанский собор. Тоже из-за сообщения о якобы заложенной взрывчатке.

Следствием этих то ли акций устрашения, то ли чьих-то злых шуток стало то, что во всех православных храмах Москвы на Пасху были введены беспрецедентные меры безопасности. Прихожан – а их только на богослужение в ночь с субботы на воскресенье в одном храме Христа Спасителя собралось несколько тысяч – пришлось лично досматривать. Около храмов дежурили милиционеры и дружинники. Опасения отчасти подтвердились, правда, не в столице. В пасхальное воскресенье на кладбище одной из станиц в Ингушетии обнаружили два самодельных взрывных устройства. Как известно, на Пасху у православных верующих есть обычай посещать кладбища, чтобы помянуть родственников. Могли быть еще жертвы.

Вряд ли эти взрывы и последовавшие за ними провокации – дело рук одной террористической организации. Скорее всего громкое злодеяние породило череду подражаний. Но характерно, что во всем этом прослеживается желание бить по больным местам. Больные места сегодня – взаимные обиды и настороженное отношение народов России друг к другу, не последнюю роль в которых играет религиозная нетерпимость.

К месту терактов на станциях метро «Лубянка» и «Парк культуры» люди приносили не только цветы, но и православные иконы. Эта деталь невольно наводила на мысль пришедших поклониться памяти убитых, что цель террористов – прежде всего русские, православные граждане.

Возможно, первой мыслью после терактов как у власть предержащих, так и у духовных лидеров было предотвратить рост ксенофобии, замешанной на справедливом гневе в отношении террористов. Как только пошли первые сообщения СМИ о найденных останках двух смертниц, неизбежно возник вопрос об «исламском» и «кавказском» почерке. Считается, что именно по этой причине сразу было объявлено о том, что террористок-самоубийц сопровождали «женщины славянской внешности». Дескать, мы имеем дело не с кавказским, а с глобальным исламизмом.

А вот в реакции духовных лидеров на теракты 29 марта была заметна растерянность. Никому не хотелось обострять ситуацию, это было очевидно. Патриарх Кирилл явно не нашел нужных слов, чтобы смягчить, успокоить людей. Вместо утешения он выразил гнев... против таксистов. Когда еще со станций метро не эвакуировали всех пострадавших, он уже вовсю распекал частников, которые требовали непомерную плату за наземный проезд по маршруту закрытой Сокольнической линии. Поведение автовладельцев не назовешь нравственным, но в минуты, когда всеобщее внимание было приковано к страшным событиям под землей, эти слова осуждения не совсем «по адресу» прозвучали несколько невпопад. Однако 2 апреля Патриарх выступил с обращением, которое вновь вернуло эту тему в русло религиозной образности. «Как Господь покарал Иуду и никогда его не простил, так Бог покарает и тех, кто в эти святые для православных христиан дни пролил невинную кровь», – сказал глава РПЦ.

Только через день после взрывов Церковь осознала свою ответственность за сохранение мира в обществе. Глава синодального отдела по взаимоотношениям Церкви и общества протоиерей Всеволод Чаплин заявил, что теракты в Москве и последовавшие за ними взрывы в Кизляре не должны разрушить межнациональный мир в России. Чаплин пообещал, что «мы никогда не придем к моноэтническому обществу».

Не каждый может отличить экстремиста от законопослушного мусульманина, поэтому исламским духовным управлениям можно было проявить себя в день московских взрывов более активно. Вместо этого муфтии предпочли осторожную политику. Три крупнейшие мусульманские организации страны обнародовали официальные заявления, хотя в эти часы очень не хватало сильных, искренних слов, какие может найти человек в личном выступлении. Журналисты пытались услышать эти слова и донести их до читателя, безуспешно дозваниваясь по мобильным телефонам до северокавказских муфтиев.

Дальнейшие события – не менее трагические, чем московские, – вновь напомнили россиянам, что мусульмане на Северном Кавказе в первую очередь страдают от атак ваххабитов. 31 марта два взрыва прогремели в дагестанском городе Кизляре. 12 погибших, 27 раненых. Еще два теракта произошли в Ингушетии, в городе Карабулаке, унеся несколько жизней. Правда, эти акции были направлены против сотрудников правоохранительных органов, а не гражданских лиц, как в Москве. Терроризм на Кавказе избирателен, в городах центральной России – направлен против всех.

Среди тех, кто на мушке у террористов, – представители официальных духовных управлений мусульман на Северном Кавказе и сельские имамы, лояльные власти. На совещании в Махачкале президент Дмитрий Медведев обещал защитить мусульманское духовенство. На этой встрече с президентом духовные лица выглядели скорее как жертвы, нуждающиеся в защите федеральной власти, чем лидеры уммы, способные словом и делом повлиять на умы колеблющихся между фанатизмом и законопослушанием, а уж тем более на матерых боевиков.

Российские мусульмане привлекли в свою поддержку даже религиозные авторитеты с Ближнего Востока, выпустив совместную декларацию, которую от имени российских мусульман подписал председатель Совета муфтиев шейх Равиль Гайнутдин. «Ислам полностью разделяет идею святости человеческой жизни, и никакое недовольство, даже если оно обоснованное, не может оправдать такие кровавые чудовищные акты», – говорится в этом документе. Осталось только неясным, на кого рассчитано это воззвание. На экстремистов – с целью показать им их заблуждения, или на христианское большинство страны – чтобы отвести от законопослушных мусульман возможный рост неприязни к исламу. Но тем самым, возможно, обнаружено бессилие официального исламского духовенства перед проявлениями человеконенавистнического фанатизма.

Трагические дни Страстной недели и омраченная нынешняя Пасха показали, что надеяться на межрелигиозный мир можно только тогда, когда его судьба – в руках сильного государства. Несколько резких слов высших лиц государства несли в себе больший заряд уверенности, чем десяток заявлений религиозных объединений о миротворческом потенциале духовных традиций.