Бенедикт XVI промолчал в день 70-летия начала Второй мировой войны.
Фото Reuters
Архиерейский Синод Русской Православной Церкви Заграницей 8 сентября опубликовал отзыв на книгу протоиерея Георгия Митрофанова «Трагедия России. Запретные темы истории XX века». Среди «запретных тем», затронутых в книге, – личность генерала Андрея Власова, перешедшего на сторону Гитлера. Для русского Зарубежья, говорится в отзыве, Власов «остается своего рода символом сопротивления безбожному большевизму во имя возрождения Исторической России».
Это заявление вызвало резонанс в российских СМИ и заставило реагировать представителей Московского Патриархата. Кто-то (протодиакон Андрей Кураев) раскритиковал отзыв Синода РПЦЗ, назвал его «радикальным обелением мундиров» Власова и его сподвижников. Кто-то (протоиерей Всеволод Чаплин) заявил, что в Русской Церкви «есть разные взгляды на исторические события». Кто-то (Владимир Легойда) посчитал отзыв «зарубежников» поводом для серьезной дискуссии.
РПЦ приходится вести сложную игру, одновременно спасать и собственный имидж патриотов, и имидж долгожданного объединения с «зарубежниками», которое два года назад позиционировалось как событие со всех сторон позитивное. Уже тогда было ясно, что этот союз – минное поле, и вот мина взорвалась. Причем в самый неподходящий для РПЦ момент, когда общественная дискуссия вокруг Второй мировой войны достигает точки кипения.
Между тем тень Второй мировой войны легла и на Ватикан. Польские СМИ обратили внимание на то, что 1 сентября, когда Европа отмечала 70-летие начала войны, со стороны Святого Престола не прозвучало ни слова, ни полслова. На следующий день во время генеральной аудиенции Бенедикт XVI упомянул о войне, обращаясь к польским паломникам на польском языке, как будто речь шла о трагедии сугубо национальной. Лишь в воскресенье, пять дней спустя, Папа во время проповеди в итальянском городе Витербо осудил «варварские зверства» нацистов и заявил, что религия должна бороться с расизмом.
Понтифик опоздал: в Польше к тому времени уже начали поговаривать о том, что Папа – немец, вспоминать о службе молодого Йозефа Ратцингера в рядах вермахта. Мигом выветрились из памяти поездка Бенедикта XVI в Освенцим в 2006 году и образ Понтифика, пожилого немца, отказавшегося въезжать в ворота бывшего концлагеря на автомобиле, «потому что так делали нацистские надзиратели». Тема войны по-прежнему остается актуальной, «больной», и Ватикан, конечно, допускает ошибку, пытаясь встроить печальный юбилей в повседневный график папских аудиенций и проповедей.
Впрочем, это едва ли можно считать случайностью, и дело тут вовсе не в немецком происхождении Бенедикта XVI. Ни Католическая, ни Русская Православная Церкви не чувствуют себя уверенно, когда речь заходит о Второй мировой войне. Почему? Во многом потому, что речь идет о «живой истории». Ватикану куда проще даются юбилеи Соборов и понтификатов, а также моральная оценка инквизиции и крестовых походов. РПЦ же куда охотнее манипулирует мифологическими образами Александра Невского или Дмитрия Донского.
Любая война испытывает человека на прочность, смелость, моральные качества. Вторая мировая война стала грандиозным, беспрецедентным испытанием для всего человечества – и для христианских Церквей в том числе. Любая Церковь состоит из людей, и эти люди по-разному выдержали испытание войной, ее беды и ужасные соблазны. Православные священники на оккупированных территориях вели себя по-разному: кто-то собирал средства для Красной армии и добывал сведения для партизан, а кто-то сотрудничал с нацистами и даже бежал вместе с ними. Также и среди католического духовенства были те, кто спасал евреев в годы войны и погибал в концлагерях, а были те, кто участвовал в уничтожении сербов, евреев и цыган на Балканах.
Церкви привыкли позиционировать себя в истории как нечто монолитное. Именно поэтому им легче обращаться к делам «давно минувших дней», седых веков и сложнее – к событиям, которые наглядно представляют человечество во всей его трагической противоречивости. Война обнажает слабость Церкви. Судьба Церкви, как и любого другого образования, распадается на отдельные судьбы, отдельные поступки, отдельные случаи морального выбора. В котле войны Церковь перестает быть чем-то «надмирным», но, напротив, сливается с миром – в героизме и злодеяниях.
Ни РПЦ, ни Католическая Церковь не научились с этим жить. Они либо молчат, либо выгораживают и стремятся обелить себя как структуру. Отсюда попытки Московского Патриархата как-то переварить, смягчить суть заявлений «зарубежников». Отсюда стремление ватиканского официоза L’Osservatore Romano возложить часть вины за Холокост на США и Великобританию, которые якобы «все знали, но молчали», и тем самым выгородить Папу Пия XII, которому историки и публицисты также инкриминируют «преступное молчание».
Зарубежная Церковь лукавит, призывая отказаться от «черно-белого толкования исторических событий». Конечно, историк должен быть непредвзятым, добросовестным и объективным. Но ведь РПЦЗ не демонстрирует этих добродетелей. Она трактует историю однобоко, руководствуясь при оценке личности генерала Власова одной ключевой схемой: «потерянная Россия против безбожных большевиков». Все остальное нанизывается на этот стержневой тезис. Или уходит на задний план. Уходит, в частности, то обстоятельство, что для большинства советских граждан война не была столкновением идеологий. Равно как и шансом восстановить «Россию, которую мы потеряли». Война была для них защитой собственного дома. Отсюда, а вовсе не из любви к Сталину и советской власти проистекает негативная общественная оценка генерала Власова.
Сегодня Католическая Церковь под руководством Бенедикта XVI восстанавливает отношения с традиционалистами, последователями архиепископа Марселя Лефевра. Среди них довольно активны те, кто отрицает Холокост. Что может дискредитировать религиозную организацию в глазах западного мира больше, чем союз с отрицателями Холокоста? Пожалуй, ничто. Как отмечает известный французский философ и историк Ален Безансон, память об уничтожении евреев – это память о Зле, которая не только объединяет евреев, но и через чувство вины и коллективной ответственности формирует новую идентичность западной цивилизации.
В свою очередь, Русская Православная Церковь под руководством Алексия II и Кирилла I восстанавливает отношения с «зарубежниками». Среди них – и это следует из заявления Архиерейского Синода РПЦЗ – довольно активны те, кто считает генерала Власова героем, патриотом, почти персонажем житийной литературы. Что может дискредитировать религиозную организацию в глазах российского общества больше, чем союз с теми, кто оправдывает предателей и коллаборационистов, видит в них положительный символ? Пожалуй, опять же ничто.
Сам Патриарх Кирилл высказался о попытках реабилитировать генерала Власова в ходе недавнего визита в Архангельск: «Некоторые утверждают, что выбор тех людей, которые стали сотрудничать с немцами, которые пошли во власовскую армию, вполне правомерен: «Это был их выбор, они свободны. Вот и выбрали эти люди не защиту Родины, а борьбу со своей Родиной вместе с оккупантами». Наивные люди, воспитанные в традиции, говорят: «Да постыдитесь вы греха, ведь они же предатели!» А им отвечают: «А что такое предатели? Это свободный выбор человека. Сегодня у нас разные точки зрения, плюрализм мнений». Патриарх посетовал, что таким образом окончательно размывается граница между добром и злом.
О Второй мировой нельзя молчать. Дежурные фразы, сказанные о войне, выдают равнодушие. Войну также нельзя втискивать в примитивные повествовательные схемы. Война – это повод трезво, спокойно и критически посмотреть на себя со стороны, задать себе неудобные вопросы. Пока Церкви не научатся это делать, война будет оставаться для них омутом, в который страшно заглядывать и легко упасть.