На минувшей неделе государство Мьянма (некоторые до сих пор называют ее Бирмой) оказалось в центре внимания мировой общественности, СМИ и Совбеза ООН. Армия и службы безопасности этой страны применили силу в отношении демонстрантов, выступавших за демократические реформы в стране, управляемой военной хунтой. В числе раненых и погибших – молодые буддийские монахи, фактически возглавившие акции протеста. У стороннего наблюдателя в России или на Западе возникает обоснованный вопрос: почему монахи оказались в авангарде борьбы за демократию? Неужели военная хунта в Мьянме состоит из атеистов и борцов с религией?
Вовсе нет. 80–90% жителей Мьянмы – буддисты, последователи школы Тхеравада. Традиционно именно сангха (буддийская община) здесь является источником легитимации власти. Военная хунта, пришедшая к власти в Бирме еще в 1988 году, всегда пыталась использовать буддизм в своих целях. Правительство финансировало строительство храмов и монастырей. По стране гуляла шутка: «Наши телевизоры передают только два цвета – зеленый и оранжевый». Зеленый – цвет военной формы, а оранжевый – цвет одежд буддийских монахов.
В 1999 году по решению хунты золотая пагода Шведагон, главная святыня Мьянмы, была украшена шпилем. По сути, это и был ритуал легитимации власти: согласно представлениям, распространенным среди буддистов Мьянмы, установить шпиль может только законный правитель. Параллельно власти пытались контролировать сангху, продвигая «своих людей» на ключевые «посты» в монашеском сообществе (например, ставя их во главе самых крупных монастырей). У монахов, как сообщил BBC бирманский историк Аунг Кин, есть богатый опыт посредничества между властями и народом: в годы монархии еще в XIX веке они активно продвигали непопулярные налоговые реформы среди крестьян.
Пожилые монахи, настоятели монастырей не вышли на улицы Янгона – крупнейшего города Мьянмы. Акции протеста стали уделом молодежи, для которой монашеская карьера, наряду с военной, – фактически единственное спасение от бедности в бирманском обществе. Молодой человек зачастую становится монахом, чтобы кормить свою многочисленную семью, которой достается часть получаемого им подаяния. Если старики в монастырях преимущественно конформисты, то молодежь остро переживает социальные неурядицы и не готова принимать ситуацию в сангхе как данность. Вмешательство властей в дела буддийского сообщества вызывают у нее гнев.
Между тем, как сообщает Al Jazeera, настоятели монастырей нашли способ поддержать молодых послушников, не выходя на улицы Янгона. Монахи требовали, чтобы правительство извинилось за разгон их мирного съезда в городе Пакокку 7 сентября. В противном случае они грозили «перевернуть чашу для подаяний вверх дном», т.е. отказаться принимать финансовую помощь от властей. Если же правитель не может выполнять свой священный долг, подавать милостыню монаху или поддерживать сангху, то это не законный правитель! Для общества, в котором сангха «делает власть», это сильная угроза. Без разрешения настоятелей монахи не могли бы объявить правительству бойкот такого рода.
Применяя оружие против монахов, власти серьезно рискуют своим положением. Авторитет монахов среди бирманцев предельно высок. Монастырь – фактический центр жизни бирманского общества. Каждый человек, вне зависимости от избранного им жизненного пути, какое-то время непременно проводит в монастыре, например, получая базовое образование. Монах – глава сельской общины (по аналогии с католическим священником в ряде латиноамериканских стран). По сути, монахи в Мьянме – своего рода интеллигенция, которая зачастую и делает революцию. В первой половине XX века, например, политическая активность буддийского духовенства немало способствовала освобождению Бирмы от английского колониального владычества.
В авторитетном для буддистов Тхеравады трактате «Абхидхармакоша» мудрец Васубандху произвел классификацию греховных деяний. Убийство монаха, обучающегося дхарме, он определил как грех, «близкий к смертному». Это деяние, по Васубандху, с необходимостью предполагает, что свое следующее рождение убийца обретает в аду. Более того, ни благотворительность, ни чистосердечное раскаяние уже не могут уберечь убийцу от такого перерождения. Нужно ли говорить, как должны воспринимать расстрел монахов на улицах Янгона бирманские буддисты?