Екатерина Блинова Сегодня на допрос в Генпрокуратуру Украины для дачи свидетельских показаний по делу об убийстве журналиста Георгия Гонгадзе должны были прибыть глава Фонда гражданских свобод (ФГС) Алекс Гольдфарб, историк Юрий Фельштинский и бывший офицер ФСБ Александр Литвиненко.
По словам Алекса Гольдфарба, в повестках, подписанных замгенпрокурора Украины Виктором Шокиным, всем троим предлагалось «предоставить для приобщения к уголовному делу» «компакт-диски и другие носители с записями разговоров Кучмы, все распечатки, а также документацию по истории наших взаимоотношений с Мельниченко». Гольдфарб также сказал, что в распоряжении ФГС находится часть пленок майора Николая Мельниченко, содержащих записи разговоров Леонида Кучмы в бытность его президентом Украины. Однако Алекс Гольдфарб, проживающий в США, выразил сомнение в том, что сможет прибыть на Украину до вторника.
В свою очередь, Александр Литвиненко в интервью «НГ» сообщил, что в субботу «получил украинскую визу и был готов вылететь». «Но позже мне позвонили из украинского посольства и сказали, что в целях моей безопасности будет лучше, чтобы следователь вместе с главой парламентской комиссии по расследованию дела Гонгадзе прилетели в Лондон и допросили меня на территории посольства», – сказал он. Александр Литвиненко рассказал «НГ» о вызове в Киев и о видении перспектив расследования резонансных уголовных дел на Украине.
– Александр, проясните, пожалуйста, процессуальные моменты предстоящей дачи показаний по этому делу.
– Я являюсь свидетелем по этому делу. Я имел личную беседу со следователями, ведущими дело (по-моему, их фамилии Грищенко и Ткачук), и несколько раз беседовал с замгенпрокурора Украины Шокиным. Кроме того, я нахожусь на постоянной связи с председателем парламентской комиссии Григорием Омельченко. Скорее всего Омельченко и следователь будут в Лондоне в среду и допросят меня. В посольстве Украины ко мне отнеслись крайне доброжелательно, задали вопросы о моем статусе в Великобритании. Я сказал, что мне предоставлено убежище, конвенция 51-го года на меня распространяется. Я сказал, что являюсь гражданином России, ветераном военной службы, подполковником запаса. Потом задали мне вопросы по поводу преследования меня в России. Я сказал, что был осужден на 3 года условно с испытательным сроком в год по сфабрикованному, политически мотивированному делу. Доказательства тому я готов предоставить следствию. Судимость погашена.
– Насколько известно, украинские правоохранительные органы интересуют пленки майора Мельниченко. Намерены ли вызванные на допрос свидетели – то есть вы, Гольдфарб и Фельштинский – отдать все эти материалы?
– Я знаю, что все эти пленки находятся в Фонде гражданских свобод у господина Гольдфарба в Америке. Я так понял, что они переданы Гольдфарбу из разных источников. В моей беседе с Шокиным он сказал, что они очень хотят их получить. Я думаю, что Гольдфарб не будет их прятать и все предоставит. Я знаю, что на Украине раздаются голоса о неверии Генпрокуратуре. Но я считаю: господа, может, хватит, может, уже поверим? Режим ведь сменился. Я знаю, что такое тоталитарный режим, когда люди вынуждены преследовать политических оппонентов. И я скажу – не каждый человек может открыто выступить против преступной системы. Но и не каждый человек с охотой выполняет приказы преступного руководства.
– А что вы можете сказать о нежелании майора Мельниченко самому передать эти пленки?
– Я с ним плотно общался на протяжении трех лет. Он останавливался у меня дома, я его познакомил с Буковским, Закаевым. И он говорил, что запись, которую он вел, – гражданский поступок. Он объяснял, что этим вел борьбу за свободу своей родины. Но где-то за пять месяцев до выборов он мне рассказал, что ездил в Москву, встречался с заместителем директора ФСБ и заместителем директора СБУ. Шел разговор о выборах. А последний раз он ездил в Москву за два месяца до выборов. Рассказывал, что ему пытались дать задание «работать по Березовскому», по мне. И я понял, что он стал записывать на диктофон меня, Гольдфарба, Фельштинского. В моем доме он записывал меня и мою жену. Это, может, уже болезнь. Мое понимание всего этого: Мельниченко не является свободным человеком. В его решениях над ним кто-то стоит, кто-то им управляет. И кто-то запрещает ему давать показания. И для меня ясно – эти люди хотят из уголовного дела сделать политическое и разобраться со своими политическими конкурентами. А сам Мельниченко поэтому не является объективным свидетелем.
Последний наш с ним разговор перед тем, как он собирался встречаться с президентом Украины: я ему говорю, не надо тебе встречаться с политиками, ты – свидетель по уголовному делу. А если президент попросит тебя дать показания, то дело становится политическим. А Кучма, как любой человек, имеет право на защиту. У меня нет сомнений в его виновности, но в таком случае его надо отпускать – если из уголовного дела делают политическое. Поэтому Мельниченко надо не с политиками встречаться, а давать показания. Но, как мне кажется, материалов у него больше нет – он их роздал кому-то. Свой отказ он мне объяснил так: «Через месяц ты все узнаешь, против меня готовится провокация». Я ему: «Какая провокация? Главная провокация сегодня – это ты». И потом – он ни разу не объяснил, почему он начал записывать президента. Говорит, потому что Кучма отдавал преступные приказы. Так он сначала услышал, а потом начал записывать? Нет. Он мне рассказывал, кто все это дело, эту запись организовал. Вот в чем еще разобраться надо следствию.
